Молчание

Роза — символ молчания в Мондштадте. Только вот он молчать не привык. Об успехах Синьоры говорили все в Фатуи — в лицо преподносили на блюдце поздравления или перешептывались с трепетом. Пусть это было запланировано — то, что Царица желает, должно быть исполнено, — пусть никто не сомневался в успехе, но впервые люди увидели, как можно победить бога. Тарталья тогда смеялся. Тарталья тогда хлопал в ладоши, про себя подмечая — хитро. Слишком хитро, слишком скрытно, слишком уж в ее стиле. Без битвы во имя чести, без возможности проиграть достойно — иного варианта не рассматривалось, что Барбатос бы им сделал? — Поздравляю с первой победой, — разговаривать с ней не слишком хотелось, но стоило побыть немного вежливым, — уверен, Мондштадт сейчас просто в отчаянии от такой потери. — Барбатос давно не навещал свой народ как Архонт. Они даже ничего не заметили. — Как жаль. Это могло быть куда веселее. — Поэтому тебя и не послали туда. Чайлд усмехнулся. Спорить не с чем — едва ли бы он прокрался тенью к дверям храма, едва ли бы сделал все тихо и без подозрений. Мондштадт славится песнями — так пусть от злости и страха порвал бы глотку. Мондштадт под защитой ветров — они же и разнесут ужасную весть среди улиц и домов. Но, к сожалению или к счастью, его там не было. Цель его — совершенно другое место, куда более заманчивое и лакомое. Богатое. Синьора заставила город замолчать. Он заставит Ли Юэ кричать. Люди тут — не из камня, сердца человеческие. Люди тут — золото с кровью мешали веками, на телах древних богов пируя. И Фатуи, — он знает, не понаслышке, — и здесь паутину свили, так что остается только пройти по ней. На лезвие шагнет с улыбкой — да хоть станцует. Все равно это обещает быть веселым заданием. ...если бы не одно “но”. — О, принцесса, — улыбается почти что искренне, руки протягивает, — я думал ты помогаешь Чжун Ли с делами, разве нет? Или что-то спросить хочешь? Непредвиденные обстоятельства — такая же часть плана, с которыми просто нужно разобраться быстрее, чем они сломают отработанный механизм. Встреченные не в том месте и не в то время, случайные ошибки, запустившие цепочку взрывов [по его пятам следуют] — деньги, удар, взмах клинка. Решение есть всегда. Решение всегда можно найти, сколь бы грязным оно ни было. Но сейчас он не хотел разбираться с этим. Сразиться — не на смерть, руку протянуть — как потенциальному другу, пусть даже другие Предвестники скривят свои лица. Привык. Слишком давно привык к оскалу коллег, чтобы теперь волноваться. Остается только ждать, когда можно будет сыграть последний аккорд в этом концерте. — Мы закончили со своей частью, так что пока отдыхаем, — Люмин говорит спокойно, будто действительно выполняет нечто повседневное, — но разве ты сам не должен сейчас работать? — Да, разве у тебя нет никаких дел? — Паймон улыбается хитро, прищуривается. Ищет правду в лукавстве? Пытается и сама повеселиться? — Сейчас у меня перерыв. Вам можно, а мне нет? Несправедливо бы вышло. Если хотите, можем перекусить где-нибудь или прогуляться. И щедрым быть хочется, и заботу проявить. Будто заранее извиняется за правду, пусть и не чувствует вины в своём предназначении — такова воля Царицы. Значит это правильно. Но взглянув на Люмин, Тарталья улыбается. Руку протягивает, не потерялась бы. — Я знаю отличное место. Она была непредвиденным обстоятельством, которое не хотелось устранять. *** Роза — символ молчания в Мондштадте. И после всего произошедшего молчать было необходимо. Все случилось даже ярче, громче и грандиознее, чем можно было ожидать. Пусть и руки его были связаны без ведома, а вместо главной роли его нарекли козлом отпущения, едва ли Чайлд жалел. Скалился на Синьору, плевался и хмурился — недолго. Только об одной вспоминал с теплом. «Знаешь, — при свечах заканчивает письмо, — я бы, наверное, отправился с ней в путешествия» Руки уже по локоть в крови, шевроны на форме все краше становятся. Не бросить уже путь, не перерезать нить красную — жизнь собственную задеть может случайно. Есть еще, за что сражаться. Кого оберегать. Но сердце просится на волю. К ней, быть может. Только вот даже в самом Мондштадте едва ли есть шанс снять с себя оковы и ринуться беспечным мальчишкой куда-то к горизонту. Пусть его и послали [наконец-то] сюда, шуму не наделать, выступление не организовать — одним словом, скука смертная. ...если бы не одно “но”. — Люмин? Наверное, боги решили немного смилостивиться над ним, пусть и справедливее было бы наказать. Странно, так странно: в груди все трескается и кричит, словно вновь хочется в пучину битвы, чего же так раззадорился? На площади не сразиться, сейчас нет ни времени, ни возможности для дуэли. Но все еще рад. Наверное, это нужно как-то решить. Разобрать. Понять. Как же не хочется. — Я думал, великая спасительница Ли Юэ занимается снова чем-то грандиозным. В любом случае, я успел даже соскучиться за столько времени, — руку протягивает с дружелюбной улыбкой, — если у тебя нет никаких дел, как насчет немного прогуляться? Или покажешь мне какое-нибудь приличное заведение здесь? Ну, знаешь, где меня не захотят убить на месте. — А я думала, что ты уже давно в Снежной. Особенно после того, что случилось, — она быстро осматривает его, все же сжимая руку в ответ [не отпускает], — надеюсь, хотя бы сейчас ты не устроишь тут разгром. Или не попадешься на глаза кому не надо. — Я там и был, но работа есть работа — в частности, командировки. И, эй! Я тут исключительно с дипломатической миссией. Поэтому тишь да гладь. Тем более, пока я просто лежу на дне, не беспокойся за меня. Беспокоится ли вообще — верить хотелось, почти наивно. Но взгляд хмурый-хмурый — наверное, и правда есть крупица истины в догадках. — А как твои… раны? — переходит почти на шепот. Нечто сакральное в воспоминаниях, почти интимное: момент слабости, момент пика. Предназначенное, случайно сохраненное в тени — благодаря ей. Будь Тарталья чуть более сентиментальным, то ощутил бы тепло на душе. А так — одна лишь радость. — Меня залатали, так что будь уверена: я не поддамся и снова буду бить в полную силу. Наша битва обязана быть легендарной. — Не сомневаюсь. Я сама научилась новым приемам, так что не сдамся так просто. Даже смогу победить. Хотелось рассмеяться — от предвкушения ли, от зажигающегося духа соревнования [как скучал]. Но промолчал. В Ли Юэ хотелось кричать, хотелось услышать что-то в ответ. Сердца из камня разбить, души из золота расплавить, весь мир взять в свои руки. Открыто, дерзко, с огоньком. Не как делают в Фатуи. Как делает Чайлд. Но сейчас так хотелось простого молчания рядом с ней, ибо если Люмин и могла быть цветком, то розой.