Мой

Он улыбается с фотографий в заветном альбоме, смеется в воспоминаниях забытого детства. Он в комнате, в мыслях, в голове. Бэкхен везде, но только не рядом. Он никогда не приходит сам, его нужно искать, за ним нужно идти, спасать, обнимать, тащить пьяного домой, выпутывать из ситуаций, а потом слышать лишь небрежное «Спасибо» и задорный смех за закрывающейся дверью. И нет бы, плюнуть на все это, забыть. Но Бэкхен приходит, приходит снова и снова, садится рядом, кладет голову на плечо и рассказывает, просит о помощи, а Чанель просто не может отказать, потому что это Бэкхен, это его любимый Бэкхенни. И все продолжается гребаным кругом, идет своим чередом, и все кажется даже почти хорошо, но вдруг Бэкхен со счастливой улыбкой сообщает, что у него есть парень. Он в голос упивается собственной радостью, говорит, что тот красивый, веселый, ну прямо, как он, Бэкхенни, любит. А Чанель сидит и не знает, что ответить, лишь глупо улыбается и неуклюже кивает. Внутри все скручивает морскими узлами и, кажется, парализует, губы поджимаются, и пальцы на руках сжимаются в кулаки. Чанель не знает, что такое ревность, он не знаком с таким, не представляет, как и что, но только почему-то хочется пойти и побить бэкхеновского парня, вдарить пару раз с ноги. Это определенно было бы очень хорошо. Чанель глупо ухмыляется сам себе, а Бэкхену говорит, что рад. Бить парней друга нельзя, Чанель не идиот. Несколько часов долгих раздумий приводят к единственному верному решению. Номер «парня» находится довольно-таки быстро, встреча организовывается стремительно, и вот, Чанель, во всей своей красе, уже стоит рядом с предметом обожания своего друга. Пара неловких фраз, несколько выпитых чашек кофе, немного пронзительных взглядов из-под длинных ресниц, и парень уже и думать не хочет ни о ком, кроме Чанеля. Теперь Пак – самый обожаемый, любимый и прекрасный, а о Бэкхене не осталось даже воспоминаний. Чанель коротко улыбается, говорит пару четких и понятных фраз, а потом уходит, всем видом показывая, что «Не нужен ты ни мне, ни Бэкхенни». Чанель умеет, он все может, если захочет. От парня ни слуху ни духу, Бэкхен снова свободный, пусть не свой, но не чей-то. Своим он никогда не будет, потому что Чанель не может, ну совсем никак не может сказать Бэку. Не получится, пошлет, уйдет – отговорок миллион, но главная причина – Чанель боится. Вот так вот просто и по-детски не может сказать. А Бэкхен с каждым днем все красивее, улыбка у него все шире, смех все звонче. Он покупает себе подводку и дерзко красит глаза, спрашивая «Красиво?», а Чанель лишь сглатывает, потому что Бэкхену, черт возьми, идет да еще как. Мальчиков у Бэка становится так много, что Чанель не успевает, не поспевает за всеми ними. Бэкхен как будто специально, будто знает все и назло ищет себе жертв, от этого на сердце скребется что-то и ноет. Чанель не хочет, чтобы Бэкки знал, никто не должен знать обо всем этом. Это только его, личное, маленькая тайна. Время летит стремительно быстро, нет больше школы, есть только университет и куча работы. Бэкхен на время прекращает похождения, остается один, ни с кем не встречается, позволяя Чанелю вздохнуть с облегчением. Когда поздним вечером Бэкхен вдруг оказывается сжатым в чужих объятиях, он не говорит ничего, лишь улыбается себе под нос, думая, что Пак Чанель – самый глупый человек на свете. Ему нравится, когда у Бэка нет парней. Дни светлее, ночи дольше, Бэкхен рядом веселее, Чанель тихо радуется своему счастью. Счастью по имени «Бён Бэкхен», хихикающему над его глупыми шутками и улыбающемуся ему по вечерам. И пусть Бэкхен не «свой», не «его мальчик», но его можно обнимать и говорить всякие глупости, смысл которых Бэк никогда и не поймет. И все бы хорошо, но некий Крис зачем-то переводится из Китая на их курс, и все мигом рушится. Бэкхену Крис нравится просто до безумства, как, видимо, еще никто никогда не нравился. Чанель видит это ясно и четко: Бэкхен влюбился, возможно даже и впервые, влюбился сильно и уже, конечно, без памяти. А самое страшное, что он молчит как партизан, не делится с Чанелем переживаниями и просто тихо любит. Крис находит общий язык абсолютно со всеми, разговаривать с ним легко, общаться с ним хочется постоянно. А еще Крис красивый, статный, как с обложки журнала. Мысленно перебирая слова, Чанель понимает, что «идеальный» - то, что нужно, чтобы описать нового однокурсника. Чанелю хочется рвать на себе волосы и кусать локти, потому что Бэкхен не приходит по вечерам, не ночует в соседней комнате и даже просто не звонит. Чанель и сам не понимает, зачем уходит с занятия за парнем в коридор, зачем прижимает к стене и грубо целует. - Бэкхен мой, слышишь? Никому мальчика своего не отдам, – шепчет он со злостью в губы тому. – Со мной можешь развлекаться сколько угодно. Его – не трожь. Крис ухмыляется, отталкивает Чанеля и откровенно смеется в голос, кивком предлагая обернуться. За спиной стоит Бэкхен, бледный как полотно, кулаки у него сжаты, и, кажется, что даже подводка немного потекла. Бэкхен таким еще никогда не был, он смотрит прямо, без эмоций, пронзительно, что аж мурашки по телу бегут. - Ты заигрался, Пак Чанель, – голос холодный, твердый. – Надо думать о чужих чувствах. Знаешь же, что он мне нравится. Думаешь, я не замечал всего этого? – кулаки сжимаются все сильнее, а слезы оставляют на щеках мокрые дорожки. – Да я все видел, все знал, просто прощал тебе. Знаешь… хватит с меня. Криса давно уже нет. Они одни. Одни в этом чертовом коридоре, одни в этом идиотском мире. А слов у Чанеля – ни одного. Пусто, сказать нечего, оправдаться – никак. И все, что остается – стоять вот так, смотреть на Бэкхена до тех пор, пока он не скрывается за ближайшим поворотом. Чанель позволяет себе сползти по стене, обхватить голову руками и долго-долго винить себя, винить свою глупость, свои поступки, свою ревность. А делать больше нечего. Бэкхен теперь далеко, от слова «совсем». Не вернется, не может вернуться, да и зачем? Нет больше дружбы. Все. Смотреть на то, как Крис целует Бэкхена чуть ли не при всех – больно и обидно. Хочется врезать по этой самодовольной роже, сломать эту шею, которую обвивают прекрасные Бэкхеновские руки. Чанель не изверг, он просто ревнует по-страшному, а сделать ничего не может. Потому что думать надо не только о себе. И Чанель не обращает внимания, не смотрит в их сторону, обходит стороной и даже почти не думает о Бэкхене двадцать четыре часа в сутки. Все устаканивается, становится обыденным. Отсутствие Бэкхена заполняется чем-то тяжелым и нудным, и все вроде бы забывается, но в один прекрасный момент на экране телефона высвечивается «Бэкки» входящим вызовом. Чанель ломается и думает долго, отвечать или нет. С одной стороны хочется, а с другой - нельзя. Телефон выключается и летит одним движением на кровать. Чанель падает следом, обнимая подушку и чувствуя, что ведет себя, как девушка, что, в общем-то, ему совершенно не подходит. Минуты ползут медленно, кажется, что стрелки на часах кто-то затянул, и теперь они двигаются с трудом. Он не ждет ничего, лишь лежит, думая о чем-то пустом и неважном, лишь бы не о Бен Бэкхене. А тот зачем-то звонит в дверь. Чанель знает – он, точно он. Кто же еще. Бэкхен за дверью потерянный, разбитый, а на щеках разводы черные. Подводка растеклась. Чанель почему-то тянет Бэка в дом, сажает на кровать и отпаивает чаем, выслушивая что-то. Сквозь редкие слова, которые тонут в слезах, Чанель понимает, что Бэкхена бросил гадкий Крис, и больно от этого очень, и все гады, а он, Бен Бэкхен - самый несчастный на свете. Все обиды забиты, глупые слова, сказанные в истерике – тоже. Бэкхен прижимается к плечу лбом и вцепляется в чужую руку своими неприлично идеальными пальцами. - Чанни… Чанель давится вздохом, потому что терпеть это все ну просто невозможно. Бэкхен рядом такой притягательный, почти идеальный. - М? – Чанель осторожно касается чужих щек, вытирая грязные дорожки потекшей подводки. - Я дурак, – тихо, глядя в глаза. - Я знаю. - Ты мне нравишься, – глаза чуть вниз, и дрожь в руках. - Как Крис? - Нет. Иначе. Совсем по-другому. - Покажи. Целоваться с Бэкхеном неимоверно желанно, долгожданно и просто невероятно. Когда чужие пальцы ложатся на шею и нежно притягивают к себе ближе, Чанель тихо стонет в поцелуй, потому что ждал этого, кажется, чуть больше, чем всю свою жизнь. Бэкхен и сам не понимает, почему пальцы цепляются за пуговицы чужой рубашки, да и зачем что-то понимать, когда тебя целует Пак Чанель? Касаясь кончиком языка молочной кожи на шее, Чанель украдкой ловит улыбку, застывшую на чужих губах. А Бэкхен в ответ стонет тихо, почти неслышно и отчего-то даже непошло, но хочется его от этого еще больше. Чанель наслаждается каждым миллиметром вожделенного тела, шепчет на ушко «мой мальчик» и целует так, как никого еще не позволял себе целовать, потому что только Бэкхена так можно, только его. Бэкхен смотрит прямо в глаза и соблазнительно закусывает губу, а озорной взгляд так и говорит: «Ну, давай, Пак Чанель, сделай это!» . В ответ на короткую улыбку Бэкхен ну слишком неприлично облизывает пальцы и принимается себя растягивать, а у Чанеля крышу сносит, потому что смотреть на такое просто нельзя. Чанель входит медленно, ловя рваные вздохи с чужих губ, целует нежно и двигается плавно. Бэкхен – мечта, давняя, недостижимая и недоступная – сейчас с упоением целует его, шепча какую-то ерунду. Его, только его мальчик, кончает с его именем на губах. Чанелю хочется проснуться, потому что не верится, такое невозможно. Чанель пытается прогнать все мысли из головы, убежать, спрятаться в ванной, но Бэк везде – он повсюду, от него не спрятаться. Пальцы Бэкхена, нарочито медленно скользящие по коже в душе, дыхание на ухо и озорное «Повторим?» - все это сон, иная реальность, параллельная вселенная, то, чего так не хватало все эти годы, но уж точно не реальная жизнь. Когда Бэкхен неловко целует Чанеля в щечку и произносит робкое «Чанни, я люблю тебя», Пак Чанель понимает – вот оно, единственное правильное за этот вечер, самое долгожданное. Все вдруг встает на свои места. - Мой мальчик… только мой глупый Бён Бэкхен. Чанель натягивает одеяло повыше, коротко целует Бэка в лоб. Когда Чанель уже почти засыпает, в голову вдруг приходит понимание того, что теперь он будет ревновать Бэкхена вообще ко всему, что движется, коротко усмехнувшись самому себе, Чанель прижимает Бэкхена ближе, мысленно продумывая изощренные способы убийства тех, кто коснется Его Бэкки.