Дом

И сколько бы шрамов не получал: от куная в бою, сильных ожогов или  смертельных ран, ни один из них так и не смог сравниться со шрамами, оставленными гибелью близких людей. Время лечит? Враньё. Никогда оно не лечило, да и не сможет. Просто со временем воспоминания имеют свойство блекнуть, затухать и прятаться в более тёмных уголках памяти. Приходить на ум не так часто, и лишь иногда, в самую тихую ночь, когда за окном спальни не слышно даже уносящего всё за собой ветра, наведываться, возвращать к тем событиям и не отпускать до тех пор, пока первые лучи солнца не прогонят их обратно в те самые более тёмные уголки. Пока забитый нос не начнёт снова нормально дышать, а влажные дорожки на щеках не высохнут. Пока не наступит новый день, за который он ещё не раз дежурно улыбнётся. И где же та почти незаметная грань между искренней, действительно лучезарной и той самой фальшивой улыбкой, что обычно он дарит окружающим? Она уже не видна, давно потерялась и вовсе стёрлась в мелкий порошок, растворённый в серых буднях. Он стал похож на солнце зимой. Вроде бы всё тот же и как всегда, но не исходит ни тепла, ни искренности. Словно они оба для вида. Словно просто играют роли, пытаясь доказать всем, что прежние. Только к солнцу, которое не греет — живое не тянется. А Какаши, что не чувствует — другие не верят. Прозрачные капли стекают по ветвям деревьев, проходят по всем изгибам, неровностям, и наконец достигают земли, растворяясь в лужах. Скоро солнце снова начнёт греть. Кто вообще придумал носить сандалии даже зимой? Ответ, пожалуй, никто не знает, однако все продолжают так  делать. И даже когда становится совсем холодно и зябко, после дождя ноги касаются мокрой травы или утопают в снегу, никто не жалуется. Все молчат, а значит, так и надо. Снег ещё продолжает лежать крупными сугробами вдоль дорожки. Но он уже так не блестит, как в первые дни зимы, легко поддаётся рукам и немного грязный. Тает. Он проходит мимо оживлённых улиц. Все словно куда-то спешат, хотя сегодня и выходной. Небольшая компания детей поделилась на две команды и играет в какую-то незамысловатую игру с мячом. Продавцы на прилавках раскладывают товар, бережно украшают витрины и зазывают прохожих. Женщины выбирают продукты, аккуратно рассматривают всё в руках и хватают за ворот непослушных детей, что постоянно пытаются куда-то убежать. Он не часть этого места. От холодного воздуха начинает болеть в носу, и Какаши повыше натягивает шарф. Такой мягкий, совсем не колет. Он снова дотрагивается до него, но уже более аккуратно и погружается в мягкие и приятные воспоминания, где Хината каждый день вязала его, бережно стараясь над каждой петелькой. И даже когда уже было совсем темно, и её начинало клонить в сон, она, находя в себе силы, всё равно продолжала работать. Перед глазами появляется знакомый силуэт здания: высокие каменные стены, множество лестниц и закрытых окошек с морозными узорами на стёклах. Мужчина взглядом находит одно из таких, что принадлежит его небольшой квартирке и, заметив, как там горит свет, почти неслышно с облегчением выдыхает. Он быстрым шагом поднимается на второй этаж и замирает, прежде чем открыть дверь. За стеной слышатся тихие шаги. Хатаке нажимает на ручку и, ещё не успев перевести взгляд, на него прямо с порога налетает Хьюга, что ростом достаёт ему только до груди. Она обнимает его, хватаясь маленькими ручками за одежду. Какаши крепко прижимает её к себе и, наконец, улыбается. По-настоящему. Он так долго мечтал возвращаться домой, где всегда слышен шум чужих ног, веет теплом и повсюду запах от только приготовленной еды и белых лилий, что так сильно любит Хината.