Узоры на плечах

      — Это одна старая-старая-старая сказка.       Варрик записывает. Усевшись на скамью с ногами, он в неудобной позе наклоняется к пергаменту, испещренному цифрами гильдейских поставок, и черкает в уголках приходящие на ум красивые фразы. Увы, даже великим писателям, почивающим на лаврах славы, иногда приходится работать. Пергамент норовит свернуться в свиток, Мерриль постоянно тянется рукой, чтобы его расправить. Вокруг полутьма, и в этом сумраке откуда-то из темных углов доносится шорох, который мог бы быть шорохом бегущей крысы; на самом деле это Хоук возится у себя в котомке, выискивая мелочь на бутылку эля. Если прислушаться, можно услышать, как он мурлычет себе под нос старинную ферелденскую песенку.       — И даже когда Ришанта добралась до пределов Бресилианского леса, — продолжает Мерриль, поставив локти на стол и взволнованно дергая ушами, — она волшебным чутким слухом чуяла за собой погоню. Она просила Гилан’найн, чтобы галлы сбросили ее преследователей со спин, но те пешком бежали быстрее зверя; просила Андруил, чтобы зайцы запутали ее следы, но одержимый страстью Нахарон слышал ее легкие шаги, как будто та была рядом…       Варрик строчит свое, впрочем, уже мало похожее на долийскую сказку. Хоук, заложив руки за спину, проходит вдоль стены, как будто бы любуясь на вид из мелкого окошка — известно, что Нижний город лучше всего выглядит ночью, особенно безлунной, — а на самом деле подкрадывается к полной кружке эля под носом Варрика. План проваливается, когда Хоук в темноте натыкается плечом на висящий на стене арбалет и ругается. Варрик стремительно оборачивается:       — Не трогай Бьянку.       — Она сама меня тронула, — Хоук потирает ушибленное плечо. Мерриль хихикает, откашливается и серьезно продолжает:       — …и тогда Ришанта бросилась на колени и взмолилась Митал, Защитнице страждущих. Она просила любой ценой избавить ее от муки погони; она думала, лучше умереть, чем стать невестой Нахарона. И тогда Митал… Митал… — Мерриль запинается. Варрик отрывает перо от пергамента, ловко стряхнув норовящую упасть каплю в чернильницу. — Вот я никогда не понимала, почему она так поступила?       — Дай угадаю, — Хоук потягивает эль из кружки Варрика. — Она-а-а… убила Ришанту.       — Нет, не убила.       Мерриль качает головой. Она похожа, думает Варрик, на тоненькое молодое деревце с хлестким стволом; увлекшись, он сразу записывает метафору. Ришанта, решает Варрик, будет именно такой: маленькая, хрупкая, хлесткая и чтобы такие глазищ-щ-щи. Только звать ее, наверное, будут не Ришантой. И вообще она будет не долийкой. Долийская романтика все никак не может выйти на мировой книжный рынок, что очень жаль.       — Она превратила Ришанту в дерево. В дерево, такое… — Мерриль очерчивает руками нечто вроде квадрата, — как вы его зовете? В осину. Вы, люди, говорите, в осину.       — Я гном и не разбираюсь в деревьях, — хмыкает Варрик и отбирает кружку у Хоука.       — Да, в осину. Она стояла на коленях, и ее колени вросли в землю. Ноги ниже колен раздробились на части, на волокна… растянулись и стали корнями. Она не могла двинуться и ощущала, как деревенеют ее суставы. Затем в дерево обратился хребет. Он медленно терял чувствительность, а кожа…       — И это так в легенде рассказывают? — недоверчиво переспрашивает Хоук.       — А кожа, — продолжает Мерриль, — кожа начала отставать от плоти и превращаться в листья.       — И почему сказки всегда так печально заканчиваются, а? — Хоук задает вопрос в никуда. Варрик разводит руками:       — Возможно, ты слушал не те сказки.       — Вот так оно и было, — заканчивает Мерриль с большой долей неуверенности. Варрик дует на пергамент, чтобы скорее высохли чернила. На пергаменте не написано ничего толкового, по меньшей мере, ничего, из чего можно было бы сделать книгу. — А из ствола осины Танир, возлюбленный Ришанты, смастерил чудесный гибкий лук.       — Так значит, Митал ее все-таки убила, — Хоук цокает языком.       — Да нет же, — бестолково отвечает Мерриль, — нет, не убила…       О, если бы они знали, думает Варрик.       — Дурацкая сказка, — категорично заявляет Хоук. — Из женщины сделали лук. Бедная женщина.       Если бы знали…       — Она осталась жить, — говорит Мерриль. — Осталась жить в руках любимого.       — Мерриль, — Хоук шумно плюхается на скамью рядом с ней, — магия так не работает, ты же знаешь.       — Опять вы за свое, — недовольно бормочет Варрик, с ненавистью глядя на пергамент. Сказка и в самом деле никудышная. Но если бы они только знали… Инструкция: как потрогать Бьянку (не Бьянку Даври!), если ты не Варрик Тетрас. Первое: нужно спасти мир, не меньше. Второе: кроме того, нужно очень хорошо попросить.       Кадаш держит Бьянку на коленях. Осматривает трещинки ложа, дергает тетиву. Тетива такая упругая, что даже не звенит. На стальных плечах арбалета вырезаны узоры. Кадаш приподнимает арбалет одной рукой, оценивает вес: для такой массивной громадины он будто бы легок, словно на него навешено несколько слоев магии. Впрочем, на взгляд Кадаша, конструкция неудобная. Должно быть трудно держать его на весу; штык этот еще вдобавок. В общем, выглядит как типичное изобретение Бьянки Даври: красиво, с изыском и с шиком, с претензией на неслыханно новый подход, со всеми этими узорами; достаточно эффективно, но апломба все-таки больше; иной шевалье отдал бы за такую красоту целое поместье. Кадашу очень интересно, правда ли, что Бьянка Даври украшает узорами даже молотильные машины, но он сдерживается и не спрашивает, а то Варрик и стукнуть может.       — Ну? — Варрик стоит за спиной, опершись о колонну и скрестив руки на груди, точно недовольный аристократ. Кадаш жует губу. Льстить не хочется, а сказать что-то надо.       — Варрик, а как оно вообще стреляет?       — Что?       — Механика подает болт в паз, — Кадаш проводит шершавыми пальцами по пазу, — но как она его подает? Со всеми этими финтифлюшками… нужно засунуть болт сюда под планку… проследить, чтобы он уперся в паз… Как это делается?       На взгляд Кадаша, такая штука вообще никак не должна стрелять, а если и должна, то недалеко, а если и далеко, то мимо.       — Друг мой, — Варрик разводит руками, — потому Бьянка и шедевр инженерной мысли, что она уникальна и неповторима.       Кадаш задумчиво подергивает тетиву. Варрик ощутимо напрягается, как будто это его кто-то трогает. Ножом трогает. Кадаш проводит ладонью по гладкому, натертому до блеска арбалетному плечу, и украдкой посматривает на Варрика; с таким кислым лицом мог бы стоять муж, когда некий юноша улыбается его жене, а правила приличия не дают выгнать нахальца.       — Она существует в единственном экземпляре, — нетерпеливо говорит Варрик.       Кадаш пытается одним глазом заглянуть в щелку, за которой прячется механизм, подающий болт.       — Вообще в единственном.       Кадаш наклоняется еще ниже к арбалету; в щели — темнота. Кадаш с удовольствием бы разобрал Бьянку и посмотрел, как она устроена, но, видать, не в этой жизни. Варрик откашливается:       — Поэтому отдай.       — Так почему Бьянка… — начинает Кадаш, но все-таки замолкает, — почему ее изобретатель не может повторить работу?       — Откуда мне знать, — отвечает Варрик. — Может, ее изобретателю давно откусил голову дракон. Или ее никто не изобретал, а перебросили нам через Завесу древние эльфийские боги. Я не знаю, я выиграл ее в «порочную добродетель» у трех пьяных матросов на пристани Киркволла, один из которых был слепой, а второй — васгот.       Варрик, конечно, знает, что все знают про Бьянку Даври, но все равно ломает эту комедию. Кадаш вздыхает. Нажимает на штифт — и болт ложится в паз, как рука ребенка в материнскую ладонь. Паз принимает его словно по своей воле. Как будто здесь есть какая-то магия, страшно дрянная и недетектируемая. Сейчас бы выстрелить, думает Кадаш, но одной рукой он арбалет не поднимет, а пускать болт в стену неприлично. Он щурится, как будто смотрит на солнце, и вдруг видит — рассеянным прищуром — у себя на коленях не оружие, а выточенный из дерева и усиленный сталью женский торс с широкими плечами, с упертыми в бока тонкими руками-тетивами, с гордо поднятой головой-штыком…       — Я бы хотел иметь такой, — Кадаш моргает; видение проходит. — Ну… копию.       — Если повторять шедевры, разве будут они шедеврами?       Звучит как фраза из романа, думает Кадаш. Варрик тоже так думает, потому делает себе мысленную заметку: записать.       Двадцать лет назад все было как-то проще. Никаких дырок в небе, никакого древнего пробужденного ужаса и никаких забот, кроме сварливого брата и жадных замыслов Гильдии. Даже в Орзаммаре — в этой мрачной подземной дырке — все было почти хорошо. Даже Киркволл твердо стоял на земле!       Тогда на свете жила одна молодая женщина. Красивая, светлоглазая, с широкими плечами и крепкими руками. Она носила мужские сапоги и у нее всегда был с собой футляр с инструментами. Она делала тонкие механизмы, и бывалые мастера признали их гениальными. От механических игрушек, расписанных узорами, она твердо двигалась к серьезным вещам. Она собрала своими руками фантастическую сеяльную машину, бросающую семена рядами нужной ширины, и тогда Торговая гильдия решила: вот это просто клад! В считанные месяца Гильдия заключила договоры с Остхеймом, Киркволлом и Старкхевеном о поставке нескольких таких машин в городское владение, и каждая из машин стоила целое состояние. Но Бьянка — так звали изобретательницу — к идее отнеслась прохладно.       Она всегда была девушкой с чудинкой. Не любила повторять работу. Ей говорили: это же сущее богатство. Большие рынки и большие деньги. Ей говорили: надо наладить производство машин в значительных объемах. Громче всех о таланте молодой изобретательницы трубил ее отец. Старик сам взялся организовать мастерскую, обучить подмастерьев. Бьянка скучала. Ей хотелось попробовать силы в чем-нибудь новом. Как раз в то время Варрик искал мастера, способного сделать самострельный арбалет.       Варрик показал ей чертежи. Чертежи были фантастические, абсолютно непонятные. Бьянка посмотрела на них, поднеся пергамент близко к вздернутому носу. Ее брови поднимались все выше и выше. Варрик скромно шаркнул ногой.       — А вы большой выдумщик, — сказала Бьянка, положив лист на стол перед собой. Казалось, она печально уронила руки. Варрик заверил ее:       — Это просто идея. Требует доработки.       За дверью стояли четыре телохранителя и два подмастерья, и Варрик готов был поклясться, что каждый раз, как он отворачивается, уши подмастерьев начинают торчать из дверной щелки. И, возможно, отец Бьянки тоже был где-то рядом. Он отцовским чутьем чует, когда в дом приходит молодой и симпатичный гном. Бьянка отложила пергамент:       — Интересно. Я сделаю. Работы будет много. Нужно лучшее дерево… возможно, что-то эльфийское… венадаль? Недешево.       Варрик подумал, что она потрясающая.       — Все ресурсы дома Тетрас — к вашим услугам, леди, — он наклонился и галантно поцеловал Бьянке руку, пользуясь тем, что уши и глаза подмастерьев исчезли из дверной щелки.       Король Эндрин Эдукан придирчиво осмотрел арбалет из сильванова дерева.       — Это опытный образец, — торопливо сказал представитель Гильдии, молодой гном, едва ли старше самого Варрика. Варрик в это время молчал, потому что ему сказали не трепать языком. Арбалет пошел по рукам: от короля к лорду Харроумонту, затем к лорду Хиролу, потом к принцу Триану, наконец, к принцессе. Принцесса установила болт в паз, зацепила и взвела тетиву, прицелилась куда-то вверх. Несколько лордов подскочили к ней, чтобы вырвать из рук опасную игрушку.       — Замечательное оружие, — произнес гномий король. Варрик ухмыльнулся: этот образец Бьянка забраковала, сказала, что ему недостает скорострельности. Представитель Гильдии извлек второй арбалет, принялся рассыпаться в похвальбе его замечательным свойствам; Варрик знал, что второму образцу, по словам Бьянки, не хватало бронебойности.       — Их уже поставляют в Вольную марку? — спросил лорд Харроумонт, с большим интересом оглядывая плечи и тетиву.       — Их еще очень мало, — проговорил представитель Гильдии. — Всего несколько штук. Но мы рассчитываем, что они будут расходиться, как…       — Рассчитываете, что они будут расходиться лучше, чем орзаммарское оружие?       Представитель Гильдии запнулся и покрылся красными пятнами.       — Вы знаете, — задумчиво сказал король, — было бы очень хорошо, если бы Бьянка Даври продолжила работать над сеялками.       — Д-да, ваше величество.       Вот так всегда, подумал Варрик. Торговая гильдия может сколько угодно кричать о том, что Орзаммар ей не указ, но это наверху, а здесь, под этими давящими сводами, всегда будет «Д-да, ваше величество». Принцесса взвесила арбалет в руках — когда его плечи задевали о золото наряда, раздавался шорох со звяканьем, — и стрелять не стала. Лорды, обступившие ее кольцом, отодвинулись на шаг. Негоже трогать принцессу.       Говорят, что принцесса Орзаммара очень мила и хороша собой. Варрик теперь видит, что на портретах ей сильно польстили. Но даже когда он смотрит на портреты, он все равно видит кучу золота и нос картошкой; говорят, золото любую девушку превращает в красавицу, но не все девушки носят золото. А Бьянка — красавица и без короны. Варрик знает, что когда Бьянка Даври наконец сделается довольна работой, лучший ее арбалет достанется ему.       Он будет единственным.       Бартранд влетел в комнату стремительно, как пожар в деревянном доме. Варрик не успел захлопнуть книгу, а уже оказался прижатым к стене за грудки. Книга упала, по пути задев уголком чернильницу, и чернильница тоже опрокинулась и хлопнулась в лужу чернил. Медленно и величаво сверху приземлилось перо.       — Ты! — взревел Бартранд, разевая рот так, будто вознамерился проглотить Варрика в один присест. — Из-за тебя… из-за тебя… — он задыхался от ярости. Видно, представители Гильдии сильно его вздрючили. Варрик нимало не был удивлен: он догадывался, что если мир вокруг кажется слишком сладким и хорошим, то обязательно тебя разочарует. Варрик терпеливо дождался, пока Бартранд перестанет изрыгать проклятия, отнял его руки от своего воротника и спокойно сказал:       — Я не собираюсь расторгать помолвку.       Бартранда так и перекосило. Казалось, его выпученные глаза вот-вот готовы были вылезти из глазниц. Варрик слабо на что-то надеялся.       — Если ты женишься на Бьянке, — прохрипел Бартранд, — Гильдия тебя убьет. Но до Гильдии это сделаю я, — хрустнули костяшки его пальцев, — гнусный подонок!       Варрик ловко увернулся от кулака, угодившего в стену. Со стены посыпалась краска. Бартранд взвыл. «Поддержка дома Тетрас в адрес Бьянки Даври чревата последствиями». Варрик вспомнил: еще две недели назад он был в Орзаммаре. «Дом Тетрас, всегда специализировавшийся на торговле оружием, имеет значительное влияние на Бьянку Даври». Снова пришлось уворачиваться от кулака. «Недопустимо, чтобы Бьянка Даври уделяла все свое внимание разработке оружия».       — Хорошо, допустим, самострелы Бьянки вытеснят с рынка орзаммарские арбалеты, — Варрик ловко юркнул в сторону, думая про короля, двух принцев, принцессу и все эти носы картошками. — Тем более, после возросших таможенных сборов на лириум марчане неохотно берут орзаммарский товар. Но небо же не разверзнется, Бартранд, и из него на землю не посыпятся демоны.       — Демоны посыпятся тебе на голову, если ты сейчас же не заткнешься!       Что ж, подумал Варрик, удирая в противоположный угол комнаты, на это можно было рассчитывать. Проклятые орзаммарские снобы. Они не знают, как мыслит Бьянка. Ей плевать на сеялки, и на арбалеты тоже, по-хорошему, плевать. Она не живет в том же мире, что и гильдейские торгаши. Она…       — Варрик, просто наступи на горло своему внутреннему романтику.       — Ни при чем здесь романтика, — сердито отвечает Варрик. Ему тоже хочется дать кому-нибудь в морду, но с Бартрандом он сколько уже лет не дрался. Кажется, этот разговор должен закончиться тем, что кто-то вылетит в окно, но Варрик решает поступить изящнее и просто уходит. Ноги ведут его на пристань. У Варрика есть один знакомый капитан…       — Я не могу решить эту проблему, — говорит Бьянка. Она стоит в центре мастерской, окруженная многочисленными ящиками, инструментами, начерно выточенными деталями. У стены, сгорбившись с напильником над новым ложем экспериментального арбалета, сидит гномка-подмастерье: юная, рыжеватая, с огромными карими глазищами. Вроде бы тоже Бьянка, потому что в Киркволле каждую вторую гномку так зовут. — Смотри. Здесь есть механическая подача болта в паз. Эта конструкция дает наибольший выигрыш в скорострельности…       — Но?..       — Но не работает.       Варрик качает головой:       — Тогда это не арбалет.       — Нужно, чтобы работало, — Бьянка снимает деревянную пластину, обнажая запрятанный в ложе набор тонких болтов. — А они просто застревают. И каждый раз в новом месте.       — Только живая рука может заряжать арбалет, — говорит девица-подмастерье. — Для того, чтобы быстро делать это в бою, нужно умение.       — Мы говорили, что сеять и молотить могут только живые руки, — возражает Бьянка. — Все может механика. Надо только постараться…       Она вынимает болты и раскладывает их, как узор. Варрик думает, что готов целый день наблюдать, как она работает; точнее, как задумывается перед работой. Она хмурится, значит, вот-вот изобретет что-то гениальное.       — Чего-то не хватает, Варрик. И мне все чаще кажется, что не хватает… магии.       — Можем выписать мага Круга тебе в мастерскую, — отвечает Варрик. — Деньги найдутся.       — Я хочу, чтобы это был шедевр. Чтобы оно было… живое.       — Живой арбалет?       Варрик думает о сказках, в которых люди, эльфы и гномы превращаются в вещи. О говорящих статуях. О духах, привязанных к камням или к филактериям. Все это, конечно, бред.       — Ты же не собираешься привязать душу какого-нибудь пьяницы из таверны к арбалету, а?       Бьянка качает головой. Ее зрачки расширяются, и Варрик вдруг отчетливо понимает: о, она могла бы. Девица-подмастерье издает сдавленный писк. Варрику почти тошно. Он придвигается ближе к Бьянке, наклоняется к ее уху, чтобы девица не слышала:       — Через три дня на закате нас будет ждать капитан корабля, отплывающего в Камберленд. Пират и контрабандист. Редкая сволочь. Хорошо, что у нас есть арбалеты.       За окном движется странный темный силуэт. Он пробегает по карнизу, кутаясь в серый плащ. Наемники Торговой гильдии умеют прятаться. Бьянка — не Бьянка Даври, а та, которая девица-подмастерье — таращится в окно, но все же решает, что ей показалось.       — Варрик, пусть мне пришлют мага из Круга. Я хочу закончить работу в три дня.       — Я тоже, честно говоря, хочу со всем этим разобраться, — тихо говорит Варрик. Он не замечает никаких силуэтов. Он вообще никогда не узнает, следил ли кто-нибудь за ними; только вообразит себе, как это могло бы быть, когда будет однажды рассказывать эту историю…       — Так что было дальше?       Орзаммарская принцесса-изгнанница закидывает ноги на стол и отпивает эля из кружки. Нос у нее, замечает Варрик, все так же картошкой, а портреты с нее теперь пишут непритязательные ферелденцы. Бьянка лежит на столе, и минуту назад принцесса Эдукан сказала, что этот чудаковатый арбалет и вправду немного похож на тело женщины с раскинутыми руками.       — А дальше, — Варрик наклоняется ближе, сцепив пальцы в замок, — мы не смогли отплыть. Нас выследили уже на пристани. Наемники… не убийцы, не Вороны, Бартранд для этого слишком скуп. Бьянку они должны были взять живой, меня — «желательно живым». Мы скрылись в мастерских, но оттуда пришлось бежать. С нами были двое подмастерьев Бьянки, крепкий парень и рыжая девчонка, и еще с нами был маг… маг Круга? Или, может быть, отступник. Сам не помню, откуда я его взял. По нему и подмастерьям наемники били магическим огнем… такие были огнищи! Маг прикрывал нас щитом, но его ранили…       — Они вас поймали, — медленно говорит принцесса и убирает ноги со стола.       — Меня, — Варрик загадочно понижает голос, — но не Бьянку. За нами гнались по всему Киркволлу. Нам метали в спины отравленные дротики. Пареньку-подмастерью дротик угодил в шею. Бедняга умер мгновенно. Бьянке дротиком оцарапало плечо.       — Отравленным?       — Отравленным смертельным ядом, принцесса.       Принцесса ставит на стол локти:       — Да врешь.       — Как я могу тебе врать, принцесса? Смертельным, смертельным ядом. Бьянка почувствовала, что умирает, — Варрик почти шепчет, — я нес ее на руках. Мы скрылись на заброшенном складе. Мерзкое было место, полное пауков. Мы слышали шаги преследователей по доскам над нашими головами. Тогда Бьянка сказала, что лучше покинет мир живых, чем вернется домой к отцу и Гильдии…       — Она умерла?       — Нет. Она не умерла. Она попросила мага…       …легла на деревянный пол, кишащий пауками, и раскинула руки. Говорила, что хочет в жизни еще сделать что-нибудь красивое. Стать чем-нибудь красивым. Закрыла глаза, сжала руки в кулаки. Маг наклонился над ней, забормотал себе под нос заклинание. Тело — живое, чувствующее, горячее тело, можешь ли себе представить, принцесса, — начало трансформироваться. Сперва одеревенел позвоночник; она успела, впрочем, подобрать руки к телу и сцепить их в замок на животе. Руки истончались, как если бы иссыхали, и сливались воедино одна с другой, пока не стали тетивой из крепчайщих бычьих жил. Сомкнутые пальцы стали спусковым механизмом. Ноги, согнутые в коленях, деформировались и укорачивались, пока не превратились в приклад. Широкие плечи и крепкие предплечья стали сталью, а эти узоры, которые ты видишь, были вышиты на ее блузе и остались вытравленными в металле…       — Стоп, стоп, стоп. Но это же невозможно!       — Все возможно, принцесса, — Варрик наливает ей эля, — все возможно.       — Ты имеешь в виду, — принцесса хмуро смотрит на арбалет, — что вот сейчас на этом столе лежит живая гномка?       — Примерно так.       Принцесса думает о големах и говорящих статуях. О том, что присоединить дух живого существа к предмету все-таки возможно. Может быть, в мастерской Бьянки работал умелый маг. Должно быть, малефикар. Нет, какой малефикар? Верить Варрику — гиблое дело. А узоры на плечах арбалета, впрочем, и вправду похожи на те, какими украшают женские блузы. Принцесса на секунду закрывает глаза — и ей почему-то легко представить, как маг (у него черный-черный плащ и черные-черные глаза) пускает кровь умирающей Бьянке и чертит знаки на гладком лакированном ложе арбалета; на лице изобретательницы проступает облегчение, как будто она уже видит подернутыми пеленой глазами какой-нибудь такой Золотой город, или во что там она верила…       Наваждение проходит, как и все наваждения.       — А потом нас нашли. Десять наемников целились в нас из луков, а еще десять — из арбалетов. Мага поймали в какую-то магическую клетку. Тогда я подумал: все, мне не жить. Эта рыжая девочка, подмастерье, пряталась за мою спину. Главарь наемников обнажил меч и спросил: «Где Бьянка?». Тогда девчонка подалась вперед: «Я — Бьянка…».       — Невероятно, — говорит принцесса. — Бьянку Даври подменили! Никогда тебе не поверю.       — Ну да, ее отец рвал и метал, и чуть не порвал меня на кусочки, — скромно отзывается Варрик. — Он решил, что Бьянке удалось сбежать, но ее не нашли ни за год, ни за два. В то время ее имя и название мастерской уже делались знаменитыми, поэтому… не пропадать же такому многообещающему начинанию…       Принцессе кажется, что она пьяна.       — Варрик, расскажи какую-нибудь другую сказку.       — Это не сказка, — заверяет Варрик, — это истинная правда, — он знает, что может рассказывать все что угодно, ведь все равно никто и никогда ему не поверит.       — Тогда расскажи неправду.       — Могу рассказать сюжет моей неудавшейся книги, — отвечает Варрик. — Про юную тевинтерскую волшебницу, сбежавшую со свадьбы с ненавистным малефикаром. Каково? Идея отличная, исполнение отвратительное. Все дело в том, что у меня никак не выходит хорошая концовка. Без хорошей концовки книге хода нет.       — Многие пишут книги с плохими концовками, — замечает принцесса.       — Ну кому понравится сюжет «она убегала, убегала и умерла»? — Варрик разводит руками. — Или не умерла, или превратилась в дерево или во что там еще. В нашей жизни не хватает сказок с хорошим концом.       Он рассказывает про эльфийку Ришанту.