Фонарики

— Почему всякая вещь становится уродливой в твоих руках? — который раз ругался Му Цин, в попытках достучаться до своего парня, который, криво — нет, на уровне рукожопа — вырезал снежинки для оформления окон. — Да все ведь правильно! — возмутился Фэн Синь, раскрывая белый лист и вырезая углы. — Ты не видишь, что здесь указано «Раскрывайте, после согните пополам и вырезайте углы»? Треугольниками, — решил он уточнить, плюнув на свое обещание быть вежливым и сдерживаться до конца. Видимо этот конец наступил, раз Фэн Синь порвал лист и отбросил в сторону ножницы так, что те приземлились на пол кухни. Надвигалась буря. — Укрась-ка дом сам, если нравится. Почему мы занимаемся этой хренью после Нового Года? — Потому что кое-какой балбес забыл вытащить из чердака украшения. — Потому что один идиот забыл об этом напомнить. — Я тебе сказал дня три назад, а ты играл с Пэй Мином в видеоигры! — Самому подняться трудно было? — А ты будешь резать овощи, готовить салаты вместо меня? Будешь накрывать на стол? — Ты!.. Оттенок лица Фэн Синя медленно менялся с серого на красный. Каждый божий год повторялось одно и тоже. Характер Му Цина оставлял желать лучшего, об этом известно Фэн Синю еще со школьных времен. Но как только они перешли на новую стадию отношений, которую и сами толком не успели заметить, перепалок стало еще больше. Конечно, кидаться имуществом и кухонной посудой они все же не стали, но лица другу другу яркими отметинами продолжали украшать регулярно. Все было мирно и прекрасно, пока Му Цин с радостью готовил или убирался, напевая под нос веселую музыку, или протирал пыль со стенки в гостиной, танцуя под ритмы мелодий из колонок. Как же все было гармонично и до невозможности правильно, когда Фэн Синь наблюдал за этим, переходя порог квартиры. И обнимал холодными пальцами, крепко хватался за живот, подхватывая со стремянки. Целовал долго, пока Му Цин не переставал сопротивляться и просто обмякал в его руках. И когда… — … и не надо мне говорить так. У нас еще Новый Год, — заканчивал свою речь Му Цин, половину которой Фэн Синь просто пропустил мимо ушей. — Ты меня не слушал, — догадался парень, сворачивая в квадрат третью по счету бумагу. Фэн Синь долго разглядывал профиль недовольного лица своего парня и, не выдержав, чмокнул в прямой кончик носа. Недовольство сменилось удивлением, после — раздражением, а в конце он рассерженно выпалил: — Нечего использовать дурацкие трюки! Отсталый прием. — Судя по тому, как ты краснеешь, ты все-таки предпочитаешь классику. — Хмф! Молчание их превратилось в умиротворение к восьми вечера, а Фэн Синь старательно вычерчивал одинаковые линии на красной бумаге, причем так увлеченно, что даже высунул язык. Такая метаморфоза удивила Му Цина — потому что, как он заметил, они сидят в тишине целых полтора часа — и он присмотрелся к его чертежам. — Если ты закончил, то склей вон те, что лежат слева от меня, — тихо командовал Фэн Синь, не отвлекаясь от занятия. Му Цин пожал плечами, и перепрыгнув через мелкие куски бумаги, присел на кресло. Тихонько хмыкнув, он молча начал склеивать вырезанные бумаги, следя за движениями Фэн Синя. Тот даже не пытался отвлекать себя от великой миссии сделать пятьдесят бумажных фонариков за вечер, а то и больше. Му Цин ощутил холод со стороны балкона и поежился, но особого внимания не обратил, мастерски превращая вырезки Фэн Синя в чудесные небольшие фонарики. И улыбнулся краешком губ. Му Цин всегда знал, что парня своего дразнить было проще простого. Тот заводился не на шутку, готовый переворачивать все и вся, даже колотить его, чтобы доказать свою правоту, а Му Цин всегда находил эту привычку забавной и ничего не мог с собой поделать. В детстве, когда они учились в одном классе и Му Цин сидел позади него, он только из-за вредности пинал неуклюже висящий коричневый рюкзак, вследствие чего начиналась драка, после которой оба стояли в разных углах класса (бесполезно уже таскать их к директору и вызывать родителей). А Се Лянь поворачивался назад с грустными глазами, не в силах сказать что-либо. После их ребячество переросло в серьезные драки на заднем дворе школы, пару раз грозившие им исключением. В какой-то день, когда они учились в университете и мама Фэн Синя позвала его на чашечку чая, Му Цин посмотрел на друга совсем другими глазами, пока тот мило тискал свою младшую сестру, стараясь помочь ей с математикой начального класса. Он усмехнулся, и когда Фэн Синь готов был пустить в ход фразы неприличных людей (и которых явно не стоило использовать перед сестрой), он отобрал учебник, присел подле сестры и начал объяснять ей принцип уравнения, который не мог нормально объяснить её брат. Фэн Синь надулся, но все же спустился за чаем. В тот день, впервые обратив внимание на сосредоточенное лицо своего друга, он понял, что что-то изменилось. На его удивление, очень и очень давно. Когда Фэн Синь закончил и облегченно откинулся на диван, Му Цин сидел неподвижно. Вообще, он очень редко философствовал, чаще скрывая моменты раздумья за маской безразличия, но, кажется, сегодня ему посчастливилось застать парня не в самом лучшем состоянии. Он выглядел слишком рассредоточенным, будто готов был в любой момент погрузиться в медитацию. — О чем задумался? — все же поинтересовался он, но Му Цин тут же поднялся с места, собрав в одну большую кучу разноцветные бумажные фонарики, и направился в сторону гирлянд. Не ответил. Ни колкостью, ни нормально. Фэн Синь забеспокоился и растерялся: они ведь… уже помирились, пока делали украшения? Или упрямый осел так и продолжал дуться? Едва он успел сказать что-то, как Му Цин пошатнулся на ступеньках стремянки, и Фэн Синь тут же поспешил к нему, придерживая ее с двух сторон. Тишина эта начала угнетать, но он держался, чтобы Му Цин мог стоять ровно и повесить все фонарики и снежинки. Когда с оформлением было закончено, Фэн Синь удивился тому, насколько этот упрямец был прав: вся квартира пестрила разными цветами бумажных фонарей, а свет от гирлянд мигал то там, то тут, превращая их гостиную в уютный новогодний уголок. Собрать весь хлам на полу, почему-то было лень даже чистоплотному Му Цину, и он махнув рукой, устало присел на диван. Фэн Синь же присел на коврик. По привычке он инстинктивно нашел пальцы парня и легко сжал их. И неожиданно для него, притянул к себе, тут же накрыв одеялом. — Ты замерз. Ты порой такой дурак с этим своим упрямством. Наверное если мы сделаем поход в горы, ты скорее обернешься в ледяную статую, чем попросишь у меня помощи, — возмущался Фэн Синь, за что получил несильный тычок в бок. — Я хотел сказать что-то, но ты мыслил словно Архимед перед «Эврикой», и… — Заткнись, идиот, — огрызнулся тот, поплотнее закутавшись в одеяло, грея свой нос на изгибе шеи парня. Фэн Синь нежно гладил его по волосам, целуя то в висок, то в макушку, и обнимал сильно настолько, насколько мог. И чувствовать, что твоя забота не напрасна и твой парень ластится к тебе словно избалованный кот, было приятно. Му Цин был уютным, необычно молчаливым и спокойным после их небольшой перепалки. Эти покой и умиротворение стоили ему целых четыре дня нервов, и теперь он был готов так сидеть с ним до самого утра. В комнате мигали лишь гирлянды тусклым светом из-под фонариков, на столе стоял недопитый бокал вина, а под боком сидел расслабленный Му Цин. Разве он мог мечтать о чем-то еще? — Ты согрелся? — осторожно спросил он, допустив вариант, что его парень мог и уснуть. — Да. Мне тепло. А это было своего рода «Я тебя люблю». И Фэн Синь это понял, переплетая их пальцы под одеялом.