***
Третий раз случился через две недели во время фансайна. За это время Феликс смог понять кому именно из одногруппников нет дела до нового факта о нем, кто имеет толерантность с пометкой «но», а кого реально тащит. (Это Минхо). Радовало то, что негативной реакции не было ни у кого, и атмосфера в группе осталась на прежнем уровне. Никто не двусмыслил слова Феликса (кроме Минхо), не шарахался от прикосновений (кроме Минхо) и не затрагивал интимные темы — А ты пассив или актив? (кроме Минхо). Феликс подавился коктейлем, выронив трубочку из стаканчика. Тут же на помощь пришел Чонин, аккуратно постукивая старшего по спине, склоняясь к его лицу. — Хен, серьезно, — сказал Чанбин, отвлекаясь от своей еды, — почему тебя это волнует? — Он обо мне знает, что я актив, а я о нем — нет, — ответил Минхо, пробивая младшего взглядом «очевидность». — Ты буквально натурал. У Феликса все еще продолжалась паника, только теперь он не кашлял, а пытался вскрыться трубочкой, которую ему любезно вернул Чонин. Где-то на периферии сознания Феликс понимал, что все фразочки Минхо это локальный стеб, который не перейдет грань на обидное. Поэтому. — Если тебе станет легче, хен, то я пассив, — так налегке вбросил информацию в семь голов Феликс. Нельзя точно сказать кому именно стало легче в этот момент. Наверное, Минхо, потому что он выкрикнул победное «я знал» прямо в лицо Джисону, который только закатил глаза и достал несколько купюр из кармана, отдав старшему. — Вы спорили на него? — изумился Чанбин, бегая взглядом от одного ко второму. — Как-то подло. — Он скрывал это три года, пока я спал голый в нашей комнате? — парировал Джисон, разводя руки в стороны. Феликс помрачнел. Это был как раз тот момент, когда у толерантности пометка: «я не против, пока меня это не касается». В отношениях Феликса и Джисона поменялось ничего, кроме таких внутряков, типа переодевания и совместного душа. — Это же не значит, что он дрочил на тебя как только ты засыпал, — ощетинился Чанбин, окончательно отложив еду на стол. — Я и не думал об этом, — тупо моргнул Джисон, а потом сощурился. — А теперь думаю. — Ничего подобного! — выкрикнул Феликс, взмахнув руками для пущего убеждения. — Я- В гримерку зашел менеджер, четко предупреждая о выходе через пять минут. Разговор отодвинулся на самый последний план, в конечном итоге совсем забываясь. Им поправили макияж, заправили микрофоны и проверили внешний вид. Уже перед выходом на сцену, Феликс аккуратно прихватил рукав Чанбина в районе локтя, от чего тот вздрогнул и повернулся слегка растерянно. — Я хотел сказать, — тихо начал Феликс, — спасибо, что вступился за меня. Интуиция подсказывала Феликсу, что если ты вот так до покалывания в пальцах благодарен человеку за обыкновенный жест защиты, то надо бежать. Чанбин не сразу понял, за что его благодарил Феликс, но быстро нашелся, протянув «аааа, ты об этом» и поднял взгляд со все еще державших его рукав пальцев. Негласная игра в гляделки продолжалась ровно до того момента, пока до слуха не дошли слова ведущих, объявляющих группу. — Не за что, — все же ответил Чанбин, улыбнувшись Феликсу. Людей было много. Настолько, что от Чана буквально исходила мольба «не накосячьте, пожалуйста». Феликс честно пытался держать лицо и не улыбаться без причины, хотя его распирало непонятно от чего. Раньше такое бывало, когда он точно знал: случится что-то хорошее. И Феликс ушел в себя, совсем абстрагируясь от ведущих, пытаясь понять, что же может случиться такого хорошего в ближайшее время. — Феликс, ваша очередь! — неожиданно сказала ведущая (на самом деле вполне ожидаемо, ведь они отвечали по очереди, а Феликс сидел третий). — Если бы ваши одногруппники были девушками, с кем бы вы встречались? У Феликса было несколько вариантов не проебаться. Например, просто назвать любое имя, или же прибавить несколько качеств характера. В конце концов, можно было сказать, что он настолько хорошо знает парней, что не выбрал бы никого. Но Феликс сказал: — Чанбин. Да, это точно был бы Чанбин, он — мой идеальный тип парня. В тот момент казалось, что у Чана перед глазами пронеслись все цифры, потраченные на группу: часы тренировок, общая цифра всех написанных ими песен, длительность каждого стрима, рейтинги в чартах, гонорары. От дикого смеха стуканутой белки Джисона спасли десятки камер и рука Хенджина, с силой сжимающая его колено. И пока по левую сторону от Феликса было напряженное молчание, то справа Минхо опустил микрофон и почти орал себе в локоть, иногда истерично вдыхая. Спиной Феликс чувствовал взгляд Чанбина, но повернуться было равно умереть на месте, поэтому он продолжал улыбаться и молчать, пока ведущая и Сынмин пытались замять ситуацию следующим вопросом. — Какого хрена? — с наигранным спокойствием спросил Чан уже в машине. Сделать вид, что не понял контекста Феликс не мог по умолчанию, поэтому пришлось отвечать честно. — Я не знаю, — сказал он, опустив голову. — Растерялся, наверное. Я правда ничего не имел такого ввиду, — тут же продолжил Феликс, уже повернувшись к Чанбину. — Все в порядке, — слегка улыбнулся Чанбин. Он сидел через одно сидение, между ними было несколько сумок, но они не помешали старшему наклониться, чтобы взъерошить волосы Феликса. — Это даже приятно. Феликс благодарно улыбнулся и немного подвис на ритмичных поглаживаниях, которыми Чанбин портил всю укладку. Прошло некоторое время, прежде чем Феликс понял, что за день они второй раз вот так молча друг друга рассматривали. И он не мог сказать, что это казалось чем-то неправильным или нелепым. — Давай договоримся, — неожиданно для Феликса прозвучал уставший голос Чана. — Контролируй свою речь, это не шутки. — Да, прости, хен, — на автомате ответил Феликс, приходя в себя и отрываясь от рассматривания лица Чанбина. Момент ушел, и больше не было необходимости вот так открыто пялиться, запоминать детали или подмечать особенности. Поэтому Феликсу ничего не оставалось, кроме как бездумно бегать взглядом по салону машины. Чанбин же улыбнулся одним уголком губ и отвернулся к окну.***
Что-то случилось. Что-то, чему Феликс пока не может дать определения. Что-то, что касается того самого дня проеба номер три. Что-то, что принадлежит только Феликсу и Чанбину. Интуиция подсказывает, что если начинаешь ловить на себе чей-то взгляд гораздо чаще, чем обычно, то надо надо бежать. И если ты ловишь этот взгляд как раз из-за того, что сам начал смотреть чаще, то бежать надо со всех ног. Феликс осыпает сам себя оправданиями, что: а) это просто накручивание, б) забота о менталке младшего участника, в) еще какая-то хрень, которую Феликс не успел придумать и оставил пустое место. Сегодня на выступление они едут в разных машинах, и Феликс внимательно следит за передвижениями Чанбина, чтобы предугадать в какую машину он сядет и самому сесть в другую. — Предлагаю вечером заказать пиццу и посмотреть фильм, — говорит Хенджин, когда все расселись по местам и водитель выехал на трассу. — Давно не смотрели что-то вместе. — У Чан-хена работа в студии, — говорит Чонин расстроенно, — он всегда пропускает наши посиделки. — Но при этом все равно умудряется быть в курсе всего, — закатывает глаза Феликс. — Минхо-хен скорее всего снова предложит ужастик и будет комментировать каждый момент. — И постоянно пугать Джисона, — подхватывает Хенджин. — Как думаете, насколько его хватит в этот раз? Феликс сейчас мало о чем думает, но так много о чем чувствует. Например, легкое волнение перед встречей с… Трепет около сердца, когда смотрит на… Дрожь во всем теле, когда смеется из-за… У Феликса растерянность от самого себя. Он смущен и скован, но ему очень нравится это происходящее «что-то», поэтому Феликс снова и снова разбирает себя на составляющие, находя все новые ощущения. Поэтому. Когда он заходит в гримерку и видит как Чанбин лежит прямо на полу, раскинув руки и ноги в стороны, Феликс не может сдержать улыбки и тихого смеха. — У меня болит все, — жалуется Чанбин и потягивается, стараясь расслабить ноющие мышцы. — Вчерашняя тренировка была лишней, — продолжает он, обращаясь к Чану. — Пойдем на следующей неделе, все равно у меня завал в студии, — отзывается Чан, не отрываясь от телефона. — Я могу сделать массаж, — говорит Феликс раньше, чем думает. На его реплику не реагирует никто, кроме самого Чанбина своим «Ооо, было бы замечательно». Феликсу требуется тридцать секунд, чтобы еще раз обдумать правильность ситуации, свое отношение к ней и насколько сильно он сейчас попал в процентном соотношении от «да ладно, че ты» до «тебе пиздеееец». Примерно на 80%. Усевшись на колени у бедер Чанбина, Феликс привычными движениями принимается разминать старшему плечи, игнорируя любые неудобства, начиная от позы и заканчивая наличием одежды. Феликс увлекается. Он не замечает, как переходит с плеч на спину и руки, на поясницу и бока. Не замечает, как пыхтит от неудобства и решает проблему просто переползая Чанбину на задницу. Удерживая себя бедрами, чтобы не садиться полностью, Феликс нависает над старшим и гораздо крепче мнет его плечи, теперь не жалуясь на неудобство. Чанбину нравится. Феликс понимает это по звукам и дыханию, по его расслабленному телу и лицу, поэтому отключает себя и спускается ниже, осторожно и трусливо сжимая чанбинову задницу пальцами, напрягаясь всем телом, готовясь к реакции. Которой не следует. Чанбин только удовлетворенно мычит, когда Феликс надавливает на мышцы. Интуиция подсказывает, что если ты сидишь на человеке, который вызывает в тебе неоднозначные чувства, и делаешь ему массаж пятой точки, получая взамен только звуки удовольствия, то тебе надо бежать. А потом Феликса кроет. Он начинает ощущать все под пальцами немного по-другому. Меняет силу нажатия и траекторию движения, чувствует, как перекатываются мышцы на спине и руках, как в один момент Чанбин начинает дышать глубже и нервнее. Внутри скручивается узел возбуждения, от чего Феликс замирает и сжимает бедрами бедра старшего, чтобы удержать равновесие. Не сейчас, внутренне орет интуиция, но Феликс понимает, что долгое воздержание и напряженная ситуация в данный момент играют против всех правил. Стараясь не подать вида внутренней паники, Феликс продолжает нервно мять притихшего Чанбина, чуть приподнимаясь, чтобы можно было избежать шуток на тему «это у тебя ключи в кармане или ты так рад меня видеть», потому что Феликс твердеет почти мгновенно. Чанбин чувствует, что что-то поменялось. Поэтому он слегка разворачивается, насколько позволяет его положение, и смотрит на Феликса очень внимательно. — Давай теперь я? — вот так просто предлагает Чанбин, пока Феликс борется с желаниями. Возбуждение накрывает новой волной, как только Феликс чувствует сильное тело на себе. Чанбин принимает такую же позу, только чуть ниже, открывая себе полный доступ к заднице младшего. Он начинает с плеч и рук, контролирует силу пальцев и давление бедер на тело под ними. Феликс чувствует все. Его мелко колотит до цветных точек перед глазами, поэтому он утыкается лбом в сложенные руки и начинает тихо дышать через рот. На них никто не обращает внимания, потому что это обычное дело у них в группе. Отличие только в том, что Феликс едва сдерживает мучительный стон и желание потереться пахом об пол. Он может легко представить, как Чанбин сидит на нем совсем без ничего, как контрастирует их кожа, как старший медленно обводит языком каждый позвонок Феликса, как большим пальцем нажимает на свой член, направляя его вниз, прямо в… Ни с того ни с сего, Чанбин замахивается и звонко шлепает Феликса, сразу сжимая пальцы на ягодицах. И вот он. Четвертый проеб Феликса за двадцать лет его жизни. Перед самым выступлением, в комнате с одногруппниками, в сценической одежде — Феликс кончает прямо здесь и сейчас. Содрогается всем телом и протяжно и громко стонет, едва успевая замаскировать удовольствие под боль от шлепка. По телу проходит волна дикого адреналина, сменяющаяся смущением и страхом. В районе паха мокро и липко, черные джинсы достаточно облегающие, останется только надеяться, что ткань белья впитает все полностью. Феликс перестает двигаться и дышать, настраиваясь полностью на ощущение Чанбина за спиной, который остановился в действиях и теперь просто сидит сверху. Хочется обернуться и посмотреть, но Феликс будто парализован стыдом и сомнениями. Он так и продолжает молчать и лежать, пока не чувствует, как Чанбин медленно наклоняется вперед. — Помочь встать? — почти в самое ухо спрашивает старший, заканчивая Феликса окончательно. — Я… Боже. — Я понял, — с усмешкой говорит Чанбин. — Аккуратно поднимайся, посмотрим, что можно сделать. Феликс краснеет до кончиков ушей. — Чувствую себя школьником, — бурчит он, осторожно вставая на колени, затем поднимая тело. Чанбин невзначай бросает взгляд на его ширинку и немного кивает, обозначая, что все в порядке и ничего не видно. Он улыбается на одну сторону и толкает язык за щеку, выглядя максимально самодовольно. Феликс краснеет еще сильнее и подрывается на ноги, немного отшатываясь. Сегодня он выступает без белья и с чувством неловкости. Нечестно то, что из них двоих так чувствует себя только Феликс.***
Если бы Сынмин не прошел прослушивание в компанию, он бы пошел в сферу психологии. У него прекрасно получается читать людей, даже просто понаблюдав за их поведением. Исходя из этого. Сынмин уже неделю наблюдает, как открыто Феликс избегает Чанбина всеми возможными способами (хотя сам Феликс думает, что отыгрывает на премию Оскар). И Сынмин уже в принципе готов подойти к младшему с предложением побыть жилеткой или хотя бы просто тем, кому можно высказаться и не получить осуждения или раскатов глубокой мысли о том, что все будет хорошо. У Феликса всегда были проблемы с дословной передачей своих чувств другим людям, поэтому он зачастую заменял это тактильностью. — Вам нужно поговорить, — вместо «доброе утро» вкидывает Сынмин в шесть утра субботы, когда Феликс только разлепил глаза и пришлепал в кухню за кофе. — Кому? — Феликс свешивает руки вдоль тела и смотрит на младшего сквозь маленькие щелочки глаз. — Тебе и Чанбину, — говорит Сынмин самую очевидную вещь, — точнее тебе с Чанбином. Очевидно же, что он тебе нравится. Мимика Феликса становится настолько выразительной, что Сынмин не сдерживает смешка. Он дает время старшему на формулировку всех мыслей, поэтому молча достает из шкафчика две кружки, засыпает кофе и щелкает кнопкой кулера. Внутри Феликса происходит ускоренный трип по всем спектрам эмоционального состояния «паника умножить истерика прибавить шок равно пожалуйста не реви». Он комкает футболку в кулаках и понимает, что настолько очевиден в своей влюбленности, раз даже Сынмин реагирует фейспалмом на каждую попытку оправдаться. — С чего ты вообще взял, что он мне нравится? — устало вздыхает Феликс, упираясь поясницей в стол, чтобы иметь хоть какую-то точку опоры. Сынмин улыбается ласково с подтекстом «извини, что я не тупой». И к сожалению (или к счастью, тут как уж посмотреть) Феликса, он не собирается объяснять свои наблюдения, потому что прекрасно понимает, что одногруппник на стадии отрицания перед самим собой. — У Чан-хена случится нервный срыв, если ты еще что-то выкинешь, а ты выкинешь, если будешь держать все в себе. Если перевести каждую минуту молчания Феликса в степень его влюбленности в Чанбина, Сынмин уверен — будет океан чувств. И он открыто говорит эту мысль старшему, с улыбкой наблюдая очередные эмоциональные горки. В одном Феликс уверен точно: у него появился союзник, если все еще не учитывать Чонина, который в процессе вывода на уровень лучшей подружки. — И что я ему скажу? — взмахивает руками Феликс. Ты же не знаешь всего, хочет продолжить Феликс, но вовремя замолкает. — Вариантов масса, — уверенно говорит Сынмин, наливая кипяток в кружки. — Пришли ему мем. Феликс резко оборачивается и испуганно смотрит на появившегося в дверях Чана. Да вы издеваетесь. В режиме «за секунду до истерики» Феликс пытается обработать поступившую информацию. — Мем? Это как-то глупо, — скептит Феликс. — А, то есть игнорировать его неделю, пересаживаться с соседнего места и не читать сообщения, это, по-твоему, не глупо? — почти в фальцет говорит Чан, забирая у Сынмина кружку Феликса и делая большой глоток кофе. — Откуда ты вообще это знаешь? — шипит Феликс, прикрывая глаза и потирая пальцами переносицу. — Хотя о чем это я. — Сегодня у него работа в студии, вы сможете поговорить спокойно и без свидетелей, — продолжает Чан тоном, который предотвращает любые попытки возражения. Просить совета, как наименее травматично донести информацию, Феликс не решается. На это есть несколько причин: 1. У Сынмина очень мнительный подход ко всему происходящему, поэтому обычно он ограничивается напутствующей цитатой из фильма и фразой «решай головой, а не сердцем». 2. В случае Чана это было бы из ряда «ты сейчас серьезно? просто скажи как есть», потому что для Чана двадцать четыре часа в сутки мало, от чего у него совсем нет желания терять какие-то минуты (в случае Феликса — часы) на размазывание соплей. И вот где-то между первым и вторым вариантом лежит самый правильный совет. Окей.***
Представить работающего в студии Чанбина выходит довольно просто. Он всегда сидит за одним и тем же столом, в одной и той же (уставшей) позе, с одним и тем же освещением. Легкая музыка из рандомного плейлиста Чана «для трансляций» звучит из-за двери совсем тихо. Феликс старается не дышать, будто пытаясь на слух определить в каком настроении сейчас старший. Вроде бы все ок. Феликс балансирует на тонкой грани между «скажи ему обо всем прямо» и «ну, ты можешь закрутить метафорами и кончиться на вопросе ‘че?’». Он несколько раз поднимает руку, чтобы постучаться, но постоянно трусит и убирает обратно, прижимая к груди. Происходит еще несколько моральных падений Феликса, прежде чем он нервно хватается за ручку двери и тянет на себя, неаккуратно вваливаясь в студию. Чанбин реагирует сразу, отрывая взгляд от монитора и смотрит поверх него на мнущегося у входа младшего. — Феликс пришел, — он говорит это с улыбкой на лице и почему-то заметно напрягается всем телом. Понимаю, разделяет его чувства Феликс. Для него сейчас катастрофически сложно сделать хотя бы шаг без звукового сопровождения, будто он идет по битому стеклу. — Нам нужно поговорить, — медленно и почти неслышно говорит Феликс, рывками приближаясь ко столу. Между ними два метра и несколько мониторов, за которыми Чанбина практически не видно. — Давай позже, сейчас я- — Это не займет много времени! — взмахивает руками младший. — Если я не скажу сейчас, то уже, наверное, не скажу никогда. — Нет, Феликс, ты не понял- У Чанбина на лице написано «ОСТАНОВИСЬ ПОЖАЛУЙСТА», но у Феликса отрезало все провода, отвечающие за стоп, понимание намеков и считывание дикой паники с лиц. — В тот день, на фансайне… Чанбин резко поворачивается к мониторам и с перебоями между истеричным припадком и безмолвным матом на английском, как-то агрессивно щелкает мышкой. И. Вот. Он. Феликс сразу смекает, что только что произошел какой-то лютый проеб, поэтому перестает двигаться, моргать и дышать одновременно. — Ты только что чуть не лишил Чан-хена последних нервных клеток, — говорит Чанбин уже спокойно и на выдохе, от чего Феликс сразу оттаивает и запускает сердцебиение заново. — Я вел трансляцию. Как так вообще произошло, что Феликс смог дебютировать? Он задает себе этот вопрос практически каждый день, но последние недели все чаще и чаще, принимая все свое отношение к Чанбину за черную полосу с вкраплениями сердечек. У него на лице написано «господи, когда это все закончится», на что Чанбин нежно улыбается. — Иди сюда, — говорит он, протягивая руки к Феликсу в приглашающем жесте и колесиками кресла отъезжает от стола. Почти хныкая от безысходности, Феликс шаркает тапками по линолеуму в сторону старшего, тут же озираясь в поисках стула или хоть чего-то, на чем можно будет сесть рядом. Чанбин решает все за него. Он берет младшего за запястья и тянет на себя, аккуратно устраивая легкую задницу на своих коленях. Немного приобнимает за талию, чтобы Феликс не соскальзывал, и говорит: — Но все равно придется выгребать, потому что я очень резко выключил стрим, а тебя было хорошо слышно. — Не в первый и не в последний раз, — устало выдыхает Феликс, расслабляясь и опуская плечи. Ему неудобно и смущающе, но Феликс все равно не двигается, боясь разрушить тонкую атмосферу романтики. Сидеть у Чанбина на коленях уютно и приятно, его широкие ладони греют поясницу через рубашку, а большие пальцы слегка поглаживают. Весь внутренний мир и его восприятие сужаются до человека напротив, от чего Феликс плавится и улыбается. — Мне нужно тебе кое в чем признаться, — начинает Феликс очень тихо. Он кладет руки на плечи старшего и смотрит ему в глаза, боясь наткнуться на угрозу. — Тогда на фансайне… Я не оговорился. Ты действительно мой идеальный тип парня, и кажется, я по уши в тебя влюблен. И даже спустя минуту молчания, небо не падает на Феликса, оглушая осуждением. Чанбин рассматривает его долго, бегая взглядом по лицу, и продолжает молчать. На душе тихо и спокойно. — Ты поэтому избегал меня? Я избегал тебя, потому что спустил в штаны от простого массажа, как пубертатный подросток. — Ну практически. Чанбин посмеивается и почти беззвучно говорит «я так и понял», покачивая головой и опуская взгляд. Для Чанбина все просто было с самого начала. В его жизненных устоях нет правила идти против себя и собственных желаний. И даже если это желание — целовать Феликса до боли в губах. Хочется — делается. Он накрывает ладонью щеку младшего, большим пальцем обводя верхнюю губу, а потом ногтем легко оттягивая нижнюю. Прежде чем податься вперед и поцеловать, Чанбин смотрит Феликсу в глаза, но тот сразу же их прикрывает, иначе смущение превысит отметку нормы, и он просто сбежит. У Феликса внутри микс из переживания и дикого восторга. Он вцепляется в плечи старшего, чтобы убедиться в реальности происходящего и отвечает на поцелуй пылко, с долей нетерпения. Это офигенно: отдаваться в чьи-то руки и не переживать, что что-то пойдет не так, или что-то можно испортить, ведь Феликс уже столько раз проебался, что хотя бы здесь ему должно повезти. Чанбин оставляет одну руку на пояснице Феликса, придерживая, а второй ведет вверх — на лопатку, чтобы потом огладить острое плечо и остановиться на груди. Под ладонью хорошо чувствуется, как гулко лупит по ребрам сердце младшего, как тяжело он дышит и потихоньку сползает с коленей. Счет переходит с секунд на минуты, и по истечению нескольких Чанбин отрывается от чужих губ, чтобы провести своими по скуле, легко укусить за ухо и перейти на шею. Феликс не сразу понимает, что подставляется под несмелые укусы и поглаживания; что льнет всем телом ближе к Чанбину, запуская пальцы в его волосы на затылке; что ерзает на чужих коленях и создает этим трение; что чужое дыхание сбивается и становится тяжелее, а хватка на пояснице крепче. Интуиция подсказывает, что если сидя на коленях человека, вызывающего неоднозначные чувства и целующего так жарко и горячо, чувствуешь задницей его стояк, то надо бежать. Внизу приятно тянет и греет, пуская мурашки по рукам до кончиков пальцев. Феликс сдавленно и низко выдыхает Чанбину в губы, теряясь в пространстве окончательно. Тело расслабляется, давая Феликсу негласное разрешение делать что угодно. Поэтому Феликс ведет ладонью от шеи вниз — к краю футболки, сразу уводя руку под нее и останавливаясь у пуговицы джинс. — Могу ли я… Хочу потрогать тебя, — говорит Феликс, прерывисто выдыхая в губы Чанбина и легко царапая ногтями низ его живота. Чанбин выдыхает резко с глухим «блять» и едва уловимо кивает. Сдвинувшись на коленях старшего чуть ниже, все еще поддерживаемый сильной хваткой, Феликс одной рукой расстегивает пуговицу, а второй тянет замок вниз. На несколько секунд приходится нарушить общий комфорт, чтобы Чанбин приподнялся, и Феликс спустил его джинсы вместе с бельем. И как только рука Феликса обхватывает напряженный член, Чанбин практически отключается, потому что слишком приятно и горячо. Ладонь свободно скользит по всей длине, аккуратно размазывая выступающую смазку. Феликс ловит ртом срывающиеся тихие стоны, больше похожие на удовлетворенные выдохи, и улыбается уголками губ. Чужой смешок возвращает Чанбина из забвения, рефлекторно выталкивая бедра вперед. Феликс целует коротко и контрастирующе нежно, сжимая пальцы в кулак, укрепляя хватку на члене и меняя ритм движения. Хочется подмахивать бедрами в такт, но Чанбин только откидывает голову назад и протяжно низко стонет. Передавать контроль над ситуацией Чанбин не планировал, но сейчас он не может найти себе оправдание, не понимая почему настолько возбужден, что не может сделать ничего, кроме как сдавленно выдыхать и держать Феликса за бедра. И неизвестно для чего: чтобы не упал младший, или чтобы не потеряться в ощущениях самому. Феликс скользит пальцами по головке и выступающим венам, ритмично водит рукой по всему стволу, сильнее сжимая у основания и немного расслабляя на конце. Хочется подольше насладиться каждой эмоцией на лице Чанбина, но он коротко хрипит «быстрее», и кажется, ему достаточно хорошо известно как именно нужно просить, чтобы Феликс послушался без дальнейших издевок, выбирая рваный-охренительно-быстрый темп. Чанбина практически подбрасывает от нахлынувших ощущений, вырывая шипение сквозь зубы, пока Феликс несколько раз центром ладони обводит головку круговыми движениями, затем надавливая на уздечку, сразу продолжая водить кистью по члену в необходимом ритме. По закушенной губе Феликс что-то понимает, еще пару раз резко двигая рукой, затем обхватывая головку ладонью, чтобы не испачкать спермой их обоих. Чанбина мелко потряхивает и совершенно не смущают прерывистые стоны, которые он судорожно пытается проглотить. И он не сразу понимает, что Феликс мягко и нежно целует его скулы и линию челюсти, подкрадываясь ко влажным губам, чтобы оставить почти невесомый поцелуй. — Теперь школьником себя чувствую я, — хрипло смеется Чанбин, утыкаясь лбом в лоб Феликса. Феликс смеется вместе с ним, коротко целует и встает, чтобы взять со стола салфетку и вытереть руки. — Чанбин, а ты точно выключил трансляцию? Интуиция подсказывает, что бежать уже поздно.