Луна и солнце

Небо, прошлым вечером затянутое густыми тучами, сегодня выглядело совсем иначе: безоблачное и светлое. Всю ночь, мучаясь от бессонницы, Гарри смотрел, как луна сменялась солнцем, и небо окрашивалось в яркие цвета. Это помогало ему отвлечься от кошмаров, не оставлявших его последние пару недель. Гарри просыпался, с криком выныривая из сна, а затем выслушивал ругань дяди за шум посреди ночи, разумеется. Однако, чем ближе было начало учебного года в Хогвартсе, тем более усугублялась проблема, мучавшая его. Последние пару дней Гарри принялся активно избавляться от дурных снов. Поттер решил: если он не будет спать, то хотя бы на пару дней кошмары перестанут донимать его. Гарри помнил слова Дамблдора, что эти сны ничего не значат, что теперь его разум недосягаем для Волдеморта, но это не помогало ему успокоиться. Гарри сполз с постели и посмотрел в окно: яркие лучи солнца заставили его щуриться. Парень побрёл в ванную, а после спустился вниз. Дурсли ещё не проснулись, и это позволило ему спокойно позавтракать в одиночестве. Когда на втором этаже послышались шаги, он поспешил на улицу, лишь бы не пересекаться с родственниками. Поттер шёл вниз по улице, пока не наткнулся на небольшой парк, разбитый вокруг прудика. Он уселся на газон и подставил лицо под тёплые солнечные лучи. Волшебник часто уходил от Дурслей, подолгу вообще не контактируя с ними. Он достал из сумки пособие по ЗоТИ, которое подарили ему на рождество Сириус и Римус и оторвался от неё, когда солнце уже было в зените. Каждое его лето было невесёлым, а это претендовало на звание худшего. В ближайших кустах что-то зашуршало. Гарри обернулся и наткнулся взглядом на змею. Завороженный, он наблюдал, как уж медленно подполз ближе. — Мальчиш-ш-шка, — прошипела змея и высунула тонкий язык. — Вижу, ты здесь не один… — Не один? — удивился Гарри. Он точно знал, что вокруг ни души: в эту часть парка люди редко заходили. Поттер привстал и огляделся: за деревьями он различил силуэт здорового парня. Дадли. — Ты его имеешь в виду? — спросил он у змеи и махнул рукой в сторону кузена. К несчастью, Дадли шёл прямо к нему. — Нет, глупый ты волш-ш-шебник, — змея приблизилась и положила голову ему на колени. — Нет? Тогда о чём ты говоришь? — недоверчиво нахмурился Гарри. — Эй, Поттер, — окликнул его Дадли, — моя мама говорит, тебе пришло какое-то письмо от твоих ненормальных… — он резко замолчал и во все глаза уставился на змею. Дадли замер, с ужасом наблюдая за ней. — Что ус-с-ставился? — недовольно процедила змея. — С-скажи ему, чтобы убирался, или ж-ж-же преподай ему урок… — Урок? — переспросил Гарри озадаченно. — Ч-что ты там такое шипишь, Пот-т-тер?! — Дадли стал белым от страха и попятился. — Давай ж-ж-же, дейс-ствуй, — шептала змея, заглядывая в глаза Гарри. И он решился. Ещё не до конца осознавая свои действия, он выдохнул: — Схвати его. Уж высунул язык, будто улыбаясь, метнулся к Дадли и вонзил клыки ему в ногу. Он взвыл от боли и ужаса, и, когда Гарри случайно поймал его взгляд, полный мольбы о прекращении пытки, волшебнику стало нечем дышать. Осознание стремительно обрушилось на Гарри: он отдал змее приказ напасть на человека. — Хватит… прекрати! — тихо прошипел он, задыхаясь, и прокричал: — Оставь его! Змея разомкнула челюсти и, удивлённо взглянув на волшебника, уползла в пруд, скрывшись между водяных лилий. Дадли сидел на траве, держась за ногу. На икре остались два ровных следа от укуса. — Прости, — прошептал Гарри, неотрывно смотря на рану. — Это был уж. Они не ядовиты. — Ты… сумасшедший! — вскричал Дадли, когда, очевидно, пришёл в себя. Он вскочил на ноги. — Я… я расскажу моей маме! Когда кузен пропал из поля зрения, Гарри так и сидел, безэмоционально уставившись в пространство перед собой. Он совершенно точно не хотел, чтобы змея кусала Дадли, но именно это он и приказал ей сделать. Дадли не нападал на него, и не было нужды защищаться. Тогда почему он это сделал? Гарри обхватил голову руками и рухнул на землю. Пожалуй, это лето действительно станет худшим.

***

Когда на улице стало совсем темно, Гарри поплёлся обратно на Тисовую улицу. Ему было стыдно, он боялся возвращаться к Дурслям и смотреть им в глаза. Одно дело — защищаться от нападок Дадли и его дружков, и совершенно иное — беспричинно нападать на него. Весь день Гарри потратил на обдумывание своего поступка, так и не найдя достойного объяснения подобной жестокости. — Ты, — грозно выдохнул Вернон, когда Гарри показался в коридоре. Его лицо пылало от гнева, — чёртов щенок, как смеешь ты… — мужчина занёс руку для удара, и Гарри был готов принять его. — Стой! Вдруг он и на тебя кого натравит! — воскликнула Петунья, становясь перед мужем. На её лице ясно читалась злоба. — Ты такой же ненормальный, как и твоя мать! — процедила она с ненавистью. — Хорошо, что наш Дадличек такой умный и опознал ужа! Вы, волшебники, отвратительные и опасные существа — вас надо изолировать от общества! — Не будешь выходить из комнаты до конца лета! Только посмей нос высунуть, паршивец! — добавил Вернон. — И не думай применять свои штучки здесь! Гарри стерпел оскорбления, он не чувствовал, что имеет право спорить после того, что натворил, и поднялся к себе. Вернон закрыл его дверь на ключ, и Гарри остался один. Когда тётя и дядя кричали на него, он успел заметить, что Дадли смотрел телевизор — с ним всё в порядке. Эта мысль его успокаивала. Взгляд его остановился на обклеенном марками письме. Он подошёл к столу и открыл конверт: Гермиона написала, что у неё всё хорошо, как она скучает и переживает за него. Пожалуй, в его состоянии он не сможет написать и двух строчек в ответ. Гарри положил письмо обратно на стол и, укутавшись одеялом, привычно погрузился в мир кошмаров. Всю ночь он просыпался в холодном поту от поистине жутких снов: он видел, как Сириус медленно падал в арку, и взгляд его угасал, как Волдеморт убивал его мать, мучал его на кладбище. После очередной тяжёлой ночи он чувствовал себя подавленным. Настроение было ужасным, есть совершенно не хотелось, что в его положении было весьма кстати. Гарри добыл воду беспалочковым Агуаменти и написал пару строк Гермионе, отправив письмо с Хедвиг. Дурсли не трогали его целый день, и, кажется, он был и вовсе один дома. Лишь поздним вечером внизу заработал телевизор и послышались голоса. Желудок Гарри заурчал, и он со вздохом продолжил читать учебник ЗоТИ. Поттер не знал, который был час, когда до него донёсся возмущённый возглас дяди Вернона. Волшебник отложил учебник и обратился в слух: Дурсли с кем-то пререкались и были явно недовольны. Наконец, послышались шаги, в дверном замке повернулся ключ, и в проёме показался дядя Вернон и директор Дамблдор. На лице старого волшебника отражалось негодование. — Вот он, сидит тут без дела, — поморщился Дурсль, оставляя их наедине, — разговаривайте. Опять ему всё сойдёт с рук… — Благодарю, — сухо произнёс директор и повернулся к Поттеру, выражение его лица изменилось на более благодушное. — Гарри, мой мальчик. Рад тебя видеть. Юноша с сомнением взглянул на директора, испытывая противоречивые чувства. — Здравствуйте, профессор Дамблдор, — осторожно начал он. — Не ожидал вас здесь увидеть. — Прежде всего, Гарри, — его глаза блеснули, — хочу поздравить тебя с днём рождения. Поттер вздрогнул: последние события совершенно выбили его из колеи, и он потерял счёт времени. Он просидел целый день взаперти, но это его нисколько не расстраивало: его дни рождения не отличались ни атмосферой праздника, ни ощущением счастья. — Спасибо, сэр, — отозвался он. — Вы ведь не только за этим сюда пришли? — Мне нужна твоя помощь, Гарри, — признался директор. — И тебе следует узнать некоторые новости о твоём имуществе. Дамблдор поведал, что Гарри унаследовал всё имущество Сириуса. Затем юноша стремительно упаковал вещи, и они покинули дом Дурслей. Волшебники навестили Горация Слизнорта и затем переместились в Нору, где юноше предстояло провести оставшуюся половину каникул. Пожалуй, последние недели лета стали самыми счастливыми в его жизни. Казалось, пребывание у Уизли помогало ему на время забыть и о смерти Сириуса, и о пророчестве. Они вдоволь играли в квиддич, наслаждались тёплыми деньками и только с приездом Гермионы стали заглядывать в учебники, но и это было Гарри в радость.