уроды

Дом       В Четвёртой все знали, что Сфинкс не переносит зеркал. Да и вне комнаты тоже. Общеизвестный факт о Матери Дома по словам Шакала.       Сфинкс признавал, что эта война началась давным-давно и, кажется, никогда не закончится. Только вот вопреки всему дело было совсем не в зеркалах. Правда, об этом знали разве что Слепой и Рыжий. Ну и Табаки, естественно. От него вообще было сложно что-то скрыть, словно глаза его повсюду, даже в самом затхлом уголке Дома. Иногда Сфинксу казалось, что настоящее дитя Дома совсем не Слепой, хотя он никогда этого не признает. — Слушай, Рыжий, — как-то выдохнул он дым в коридоре. Крысиный вожак опять метался по лабиринту Дома, в поисках безопасного места. Сегодня этим местом стало для него общество Сфинкса. Они сидели на лестнице между первым и вторым этажами. Не самое популярное пристанище, оттого и такое заманчивое.       Рыжий повернулся к нему, прикуривая сигарету так просто, словно проделывал это тысячу раз до. И надеялся, что проделает ещё тысячу раз после. Иррационально спокойный благодаря Сфинксу. Минутка отдыха для них обоих. Их круг завершится в этом году и это знание лежало на плечах всех вожаков. Рыжий выпустил пар и откинулся на ступеньку позади.       Сфинкс ждал, когда сможет сформулировать слова так, чтобы говорить пришлось как можно меньше. В Сером Доме многословность дозволялась только Табаки, и только он умел ею распоряжаться как надо. Другие должны были слушать и думать больше, чем растрачивать воздух. Нашёл. — По-твоему, кто мы?       Друзья, любовники, ученики, члены стай, часть Дома. Сам Дом. Его воплощения. Его продолжение. Маленькие внутривенные версии Домов в Наружности. — Будущие мертвяки, — усмехнулся Рыжий. Уж он точно с такими состайниками, — Просто откинемся по-разному. Кому как повезёт.       Сфинкс отвернулся, удовлетворённый ответом. Хорошо, что есть Рыжий. Не такой изнаночный как Слепой, но имеющий такую же прочную связь с Домом.       Это правда, что Сфинкс не любил зеркала. Но больше всего он не любил в них себя. Будущий мертвец, как и любой, живущий в Доме. Может у него есть шанс в Наружности?       Сфинкс знал, что Слепой слышал их диалог даже с другой стороны. Иначе быть не могло. И Сфинкс чувствовал, что вожак сегодня будет более кровожаден на охоте. Наружность       Его ненависть к Дому была почти ощутима. В неё легко завернуться как в кокон и вдыхать всей грудью, чтобы разум раз и навсегда отпрянул от этой твари. Это место, где они выросли и где остались навсегда, даже если некоторые и выползли в Наружность. Сфинкс понимал, что он вне дома просто не существовал. Просто ходил и что-то делал, пытаясь доказать тому призрачному Слепому в голове, что был прав. Что его решение было не напрасно. Что жизнь имела смысл и вне этих самых стен.       Сфинкс повернул голову в проем, откуда виделась студия. Балкон маленький, но вполне вместительный для одного взрослого. Он здесь уже пятнадцать лет и никак не может двинуться дальше. Ни в мыслях, ни в реальности.       Сфинкс давно уже не курил, как-то сам себе поклялся и упрямо держал своё общение. Но запасы всё равно лежали на каждом подоконнике, словно чего-то ждали. Сфинкс тоже чего-то ждал. И там на лестнице, и сейчас.       Они и правда уроды. Оба. Вышедшие из школы-интерната инвалиды, к которым мир не будет справедлив. Когда ты в Доме ты отражаешь свою душу, ты целостен и жив. Снаружи такого нет, есть только механические руки и ноющие культи. Сфинкса в Доме отождествляли с мудростью и пониманием, но он сам никогда не обладал ни первым, ни вторым.       Он откровенно не понимал, что пошло не так. Не приняв Дом, Сфинкс ушёл в Наружность. Не приняв Наружность, ему идти больше некуда. Вот и всё. Конец. Сфинкс отвернулся от квартиры. Там пусто, никто его не ждёт. Нигде. Горечь зародилась под рёбрами, и Сфинкс выпустил её тихо сдавленным криком в перила. Пятнадцать лет назад он сделал выбор. Но тот ли? Дом       В реальности они оба инвалиды без будущего, но здесь им подвластно всё. Дом не делает из тебя исключение, он учит принимать. Слепой боготворил это чувство, Сфинкс мечтал вырвать его с корнем. Сфинкс шипел внутри своей головы от съедавшей заживо беспомощности. Не он хозяин и не ему принимать решения. Слепой, как бы ни казался легкомысленным, принимал на себя ответственность за всех обитателей Дома. Даже сейчас он брал их под своё крыло, предлагая наименьшее зло или, по их мнению, наиправильнейший исход. Этого Сфинкс не хотел понимать.       Дети Дома нигде не нужны. Их место здесь, среди серых стен и пропахших сигаретным дымом коридоров. Сфинкс знает это, он ощущает связь с Домом не меньше, чем любой, кого Дом принял. Это угнетает ещё больше. Их время здесь кончится, а снаружи места нет, куда же им идти?       Слепой напряжен, Сфинкс видел это по её побелевшим костяшкам. Последние минуты перед окончательным расставанием были ошеломляюще быстротечны. Нелюбовь к времени Шакала как никогда ощущалась родной. Сфинкс хотел попробовать сначала. Удостовериться, что у таких как они может быть будущее. Он ждал надежды вне этого мира. Дом отнимал. Постоянно и с изощрённой жестокостью. Лося, Волка… Теперь и Слепого. Сфинкс не знал был ли готов принять это. И одновременно не мог понять, как оставить все на своих местах. — Время меняется, — как-то сказал Слепой, когда они оба курили в Кофейнике. Сфинкс тогда не спросил, что именно тот имел в виду, сделав для собственные выводы. Дом же научил не задавать вопросов. Лучше бы он спросил. — Слепой, — он остановился в предбаннике, обернувшись к оставшемуся в комнате Сфинксу. Так естественно, словно это обычное утро в Четвёртой. Слова потеряли смысл в тот момент, когда Слепой улыбнулся. Это сложно было назвать полноценной улыбкой, скорее кривая разломленная щель на выбеленном луной лице, но Сфинкс вновь смог дышать.       Курильщик никогда по-настоящему не поймёт утро выпуска. Для него сменились только действующие лица в игре и локации. Ничего страшного, это можно пережить. Сфинкс тоже думал, что сможет это пережить. Прикосновения и прощальную улыбку Слепого, и разговоры на лестнице с Рыжим, и Четвёртую, и Кофейник, и многое, многое другое. Пережить мир, который был для него всем. Потому что надо двигаться дальше. Расцеплять руки-ветки Дома и выходить в свет. Сфинкс думал, что готов. Наружность Если бы он пошёл тогда вслед за Слепым, всё было бы иначе. Но ему уже тридцать три, люди вокруг зовут его по имени, а ощущение чужеродности становится сильнее с каждым днём. Здесь он был отражением в зеркале. Сфинкс закурил. Хотелось Домой.