F*ck this shit I'm out

Примерно в десятом часу вечера в маленькой квартирке на самой окраине Лондона царила благостная тишина: только что-то тихо бубнил телеведущий, брошенный в полутёмной гостиной. За окном сгущались серые английские сумерки, в которых невозможно было понять: разродилась ли погода снегом, или просто снова пошёл дождь. По стеклу, украшенному миленькой гирляндой из жёлтеньких лампочек, ползли капли. Новогоднего настроения не было и в помине. Из украшений в квартире была только эта самая гирлянда, не снятая ещё прошлыми жильцами, и, если бы не календарь и массовое обострение праздничного шопоголизма, вполне можно было бы потеряться во времени, перепутав конец декабря с октябрём или началом марта. В сером сыром Лондоне не было никакой разницы между ними. Только тыквы, ёлки и сердечки помогали не путаться в датах. Мариан задерживалась: то ли клиент попался тормозной, то ли застряла в пробке. Телефон не отвечал, переключая на автоответчик: «Вы позвонили Мариан Хоук. Оставьте ваше сообщение после сигнала, и я, может быть, перезвоню». Гаррет же лениво залипал в ноутбук на кухне, под умиротворяющее мигание лампочек и далёкое лопотание ведущего про кризисы, саммиты и обвалы фондовых рынков. Волноваться о сестре он планировал начать, только если она не появится к рассвету или если диктор сообщит о взрыве в какой-нибудь церкви. Ничто в этом сонном царстве не предвещало… Входная дверь хлопнула дважды, словно её открыли с пинка, а потом так же закрыли. А через секунду на кухню влетела Мариан, словно за ней гнались ФБР, КГБ и Интерпол. Разом. — Гаррет, нет времени объяснять. Собирай вещи, мы уезжаем. Самолёт через четыре часа, такси будет через двадцать минут. Бери только самое необходимое. И не забудь паспорта. Не спи, замёрзнешь. В мужчину, мирно уплетавшего уворованную из холодильника ветчину, прилетел наглухо расстёгнутый рюкзак, пропахший порохом и пылью ещё с позапрошлого лета. Следом на стол шлёпнулись документы. Прямиком в раскрытую нарезку — хорошо хоть папка была пластиковая. Судя по всему, сестра была чем-то встревожена, и выяснять причину такого переполоха прямо сейчас определённо не стоило: без причины Мариан обычно не бегала. Наученный горьким опытом, Гаррет прекрасно знал: если она так торопится, стоит хватать ноги в руки и рвать когти следом, а уже потом задавать вопросы «от кого», «куда», «почему» и «чья это кровь на ботинках». У политических преступников, разыскиваемых за попытку государственного переворота, религиозный терроризм и финансовые махинации обычно бывает мало времени на раздумья. Ещё меньше — на сборы. Хоуки часто меняли место жительства, и только в последние пару лет смогли осесть на окраине Лондона, до сих пор успешно скрываясь от сил правопорядка. Даже начали понемногу обзаводиться уютными мелочами. Гаррет с сожалением отметил: тихие деньки снова кончились. И принялся укладывать рюкзак, закусывая торопливые сборы наименее пострадавшим куском ветчины.

***

Ровно через двадцать минут близнецы загрузили в багажник такси два рюкзака, небольшой чемодан и себя. В салоне пахло химозным ёлочным освежителем, сигаретами и омывайкой. Таксист хрипло ругался, лихачил, то и дело переключал радиостанции, пока не остановился на приторно-бодром рождественском безобразии. На заднем сидении оказалось душно и тесно, а Мариан ощутимо нервничала. Она вся была напряжена, как оголённый провод. Тронь — и шарахнет так, что мало не покажется. И Гаррет не трогал. Поглядывал на сестру искоса да курил в окно, не задавая лишних вопросов. Её тревожная нервозность невольно передалась и ему, пробуждая в мозгу самые жуткие предположения. От облавы Интерпола, до точечной наводки кого-то из бывших «друзей». Привыкнув к постоянному бегству, невольно начинаешь подозревать всех и каждого. Даже сестру. Даже близнеца. В какой-то момент, Гаррету даже подумалось, не ведёт ли Мариан их прямиком в руки копов. Он быстро отогнал эту мысль, но сомнения плотно засели в голове, вынуждая сохранять бдительность. Как будто раньше в этом не было нужды.

***

Аэропорт встретил Хоуков многоголосым гомоном. Все куда-то шли, бежали, разговаривали, ругались у стоек регистрации, пищали на пропускных рамках, суетились у выходов и эскалаторов. Привычная предотлётная суета вдруг показалась подозрительно-нервной и слишком активной. Гаррет затормозил возле стойки информации и приобнял сестру за плечи, чтобы не убежала. Он спинным мозгом чуял какую-то неправильность во всём происходящем, но никак не мог понять, что именно его смущает. Слишком много несостыковок. — Мар, куда мы летим? Может, уже объяснишь, что происходит и от кого мы бежим? — Меньше слов, больше дела. У нас всего полчаса до конца регистрации, мы почти опаздываем. Давай-давай, двигай братец. Все разговоры потом. — Мариан нервно повела плечами, сбрасывая чужие руки, и уверенным шагом двинула по стрелкам навигации, лавируя в толпе. Гаррета она буквально волокла за собой, вцепившись в его руку и не особо интересуясь мнением. Сейчас для Мариан Хоук существовала только одна цель, а препятствий она замечать не собиралась. Гаррету даже подумалось, что в прошлой жизни сестра вполне могла быть буксиром или эвакуатором — так уверенно она провела его через толпу. Он даже не успел прочитать номер их рейса и направление. Да что там, даже не сразу нашёл глазами табло во всём разнообразии неоновых вывесок и реклам. Хоуки оказались последними, регистрация прошла на удивление быстро и беспроблемно. Это, пожалуй, была самая идеальная регистрация из всех, что Гаррету доводилось проходить. Ни очереди, ни лишних вопросов, ни заминок. Вообще ничего. Короткий взгляд на билеты, пара штампов и всё — сторона D, выход номер три, бизнес-класс. Слишком идеально. Настолько, что, увидев у гейта направление, Хоук не поверил своим глазам. Только потом, уже заняв своё место в самолёте — у прохода, в голове салона — и услышав объявление, Гаррет вознамерился во чтобы то ни стало вытрясти из сестры информацию. Всю, до последнего слова. Или, хотя бы, вытребовать посадочный. Стоило мужчине открыть рот и задать вопрос, как Мариан больно ущипнула его за бедро и сделала страшные глаза, призывая к тишине. Одними губами добавила: «не здесь». Запивая обидную боль яблочным соком, мужчина хмуро отвернулся к окну. Он терпеть не мог неизвестность, и вся эта ситуация нервировала его чем дальше — тем больше.

***

— И ради этого я не пил всю дорогу?! Гаррет упёр руки в бока и надвигался на сестру под приглушённый дверями смех. Он умудрялся выглядеть грозно даже в лучах тропического солнца, даже несмотря на растрёпанные фейспалмом волосы и дурацкие цветочные бусы на шее. Не найдя на лице Мариан и тени стыда, Хоук тяжело вздохнул и осмотрелся. За большими панорамными дверями поблёскивала шарами и мишурой украшенная к празднику пальма. Под ней в гамаке покачивался загорелый и мускулистый «Санта Клаус», одетый в красные плавки с белой оторочкой, колпак с помпоном и солнцезащитные очки. Рядом с ним на шезлонге возлежала не менее загорелая «Миссис Клаус» в красном бикини и миленькой шапочке. Чуть в стороне Хоуков уже ждали. Нет, не группа захвата с овчарками и вертолётом. Всего лишь верные друзья, откровенно покатывающиеся от смеха. Варрик с Изабелой даже не скрывались: нахально ржали в полный голос, утирая слёзы и держась за животы. Фенрис с насмешливой улыбкой подпирал плечом колонну, Авелин неодобрительно покачивала головой, пока Андерс — единственный кто не потешался над близнецами — гладил тощего островного кота с наглой мордой. — Гар, ну прости. Честное слово, клянусь задницей Создателя, это была идея Изы. Я просто не могла отказаться — ты бы видел своё лицо. И вообще, только попробуй сказать, что ты не рад. Рождество на Гавайях в любом случае лучше, чем в дождливом Лондоне. Гаррет не мог с ней не согласиться. И согласился ещё раз — но уже расположившись в личном гамаке под личной украшенной пальмой, гордо возвышающейся над территорией снятого на всю банду бунгало.