мертвая вода

— погода чудесссная, может потанцуем? как в ссстарые добрые. коцит, не переставая улыбаться, сначала осмотрелся вокруг, а потом снова посмотрел стиксу в глаза, отлипая от машины и беря его за руку. -- стареешь, дорогой мой! как мы раньше на обломках умирающего петербурга отплясывали, а теперь -- посреди сонного леса. стикс принял руку коцита в свою, складывая их как два кусочка пазла — идеально, мягко, точно, как надо. — не я сссстарею, мир сссстареет. я проссссто ссстраюсь играть по его правилам. будто поднятый порывом ветра, он невесомо закручивает коцита в танце, без труда выводя его на середину поляны. внезапно деревья вокруг поляны легли и вместо них выросли невысокие редкие перебургские дома, открывая затопленные узкие улицы. музыка людских криков, подавляемых придыханиями тонущих, захлебываниями, влилась в уши, ритмично отбивая мазурку. рука стикса легла на талию коцита, сам он немного пригнулся, изучая такое родное и такое чужое лицо одновременно, пока мир за их спинами рушился в своём привычном темпе. вдруг вода испарилась за долю секунды, давая свободу нескончаемому потоку красных мундиров и пластинка сменилась на страстное танго, где каждый удар синхронизировался с выстрелом, с падением очередного солдата. земля у места, куда резко стикс наклонил коцита, окрасилась в красный, и голодные змеиные глаза бегали от чуть распустившегося галстука партнёра до постепенно впитывающийся в рыхлый снег перемешанный с грязью крови. щелчок. и заиграл вальс из стонов, из кряхтений, из мольбы людей, умирающих от всепоглощяющей холеры. красные мундиры сменились бедно одетыми дамами и господами с платками у ртов, улицы из покрытых пеплом, порохом и красным снегом оказались забиты разного рода мусором, повозками, задыхающимися от болезни людьми. стикс прижал к себе коцита, грудью чувствуя его дыхание на себе, и пустился наворачивать круги между тысячами трупов, покрывающих поляну. посиневшие вельможи, откашливающие воду, важные бунтовщики, цвет крови которых сочетался с цветом мундиров, дряхлые дамы с детьми на руках, не пережившие заразу — все стали частью их испровизированной залы, где стикс исследовал каждый мускул человеческой оболочки партнёра, при этом будто не касаясь ногами земли. он остановился отдышаться и послышался треск возвращающихся на место деревьев. улицы петербурга пропали, как и тела под ногами, они вернулись на землю и ветки с листьями под ногами напомнили стиксу, как же мало возможностей у этого тела. он взглянул в глаза коциту, понимая, что не один он видел, как менялась поляна.