I think i love you

Югём никогда не думал, что сможет ненавидеть песню, особенно одну из тех, с которой сам будет выступать на сцене вместе с другими участниками. Он любил каждую, исполнять любую перед ликующими зрителями нельзя было сравнить ни с чем, потому что такого яркого, бурлящего и взрывчатого удовольствия Ким не получал в своей жизни. Но когда Джексона, во время исполнения "Page" подходит к Джебому почти в плотную, мир Югёма замедляется. Когда Джексон тыкает пальцем в лидера и, посмотрев прямо в глаза, поёт: "I think i love you", сердце макнэ останавливается, и тело продолжает двигаться по инерции. И это звучит, как признание, потому что это оно и есть. И тогда он понимает, насколько ошибался до этого. Почему-то сейчас, у Кима в голове пролетают моменты из чужой жизни, где всё было так легко и просто, понятно, болезненно очевидно. Он думает, что запомнил всё это детальнее, чем свою собственную жизнь, которая разом вдруг помрачнела, ссохлась, сжалась до размера иголки и затерялась в огромном стоге сена. Ему кажется, что он знал всё с самого начала. С первого дня, с первой песни, с первого выступления. Ведь когда трибуны ликовали в конце, Югём всегда смотрел на затылок Джебома, потому что тот никогда не смотрел в ответ. Джексон обнимает лидера так, будто всё уже решено, не оставляя Югёму и малейшего шанса на счастливый конец. Глупый мальчишка, который старался забраться на слишком высокую гору, теперь летит вниз со скоростью разбивающегося сердца и не слышит даже свист холодного ветра, тишина разрывает ушные перепонки, а улыбка Джебома топчется на свежей могиле юношеской любви, где ещё даже цветов не оставили, да и некому. Надо было сказать раньше, набрать в грудь воздуха побольше, поклонится так, чтоб глаз не видеть и не показать алеющих щёк и выпалить на одном выдохе, чтобы слова смешались во что-то сумбурное и непонятное, чтобы Джебом подвис на те самые пару секунд, за которые Югём бы успел убежать и спрятаться так, чтобы ни лидер, ни прожигающий кости стыд не нашли. Зато на душе стало бы легче, а может и нет, теперь уж никогда не узнаем, потому что даже в мыслях сказать это было равносильно изощрённой психологической пытке, а этого ему хватало свыше допустимых приделов каждый день, ведь стоило Джебому сделать что, чёрт возьми, угодно, и у младшего уже перехватывало дыхание, глаза сверкали, сердце блаженно дрожало и ноги подкашивались так, что шагу не сделать, улыбка сама собой появлялась и не уходила, пока и сам виновник не исчезал из поля зрения бедного макнэ. Когда они уходят со сцены, Ким не замечает мельтешащих людей, не чувствует усталости, но видит больше, чем хочет и может выдержать. Рука Бэма тяжёлым грузом ложится на плечи, и Югёму кажется, что вот-вот упадёт прямо здесь, потому что Им улыбается и смеётся так искренне, направляя все свои чувства на одного единственного человека, и Джексон поглощает их с жадностью изголодавшегося, забывшего вкус и запах. Одними глазами они делают больше, чем было позволено, взгляды их интимнее самых смелых прикосновений в тёмной комнате, где сбивчивое дыхание отделяет любовников от внешнего мира. Югём чувствует себя загнанным, лишним, потерянным, обворованным, хоть и красть у него было нечего. Никогда не владевший, лишь мечтавший и грезивший ночами, упираясь лбом в холодную стену, с силой жмуря глаза, рисуя в голове несбыточное, вспоминая каждую линию, каждую нотку в голосе. Теша себя "а что если...?", а потом, будто школьник, зарывался в подушку, не веря собственной смелости. Представить, как они держаться за руки - боже, Югём, да ты совсем страх потерял. Случайно столкнуться плечами уже смерти подобно, а чувствовать тепло и мягкое прикосновение подушечек пальцев к костяшками было невероятно, но так... желанно. Такое ему светило лишь в собственных наивных фантазиях. Джексон, получавший всегда то, что хочет и достигающий цели, вновь пересёк финишную черту первым, вырывая приз с нетерпением, оставляя макнэ далеко-далеко позади. Бой этот был неравным с самого старта, потому что Ван мчал на гоночной машине, что с величественным рёвом мотора рвала все возможные скоростные рекорды, пока Югём, плача от безысходности, полз без ног по пустыне, зарываясь пальцами в горячий песок, чтобы продвинуться вперёд хоть на пару сантиметров, надеясь приблизиться к далёкой звезде, что сжигала кожу своими золотыми лучами. Его соперника же эта звезда согревала и ласкала холодными днями, освещала путь, расталкивая широкими плечами грозные тучи. Теперь звезда казалось совсем далеко, и руки упорно отказываются подтянуть израненное тело ещё хоть немного. Да и смысла в этом уж нет. Джебом забирает свой свет резко, погружая во тьму всё, что попадало в поле зрения Югёма. И с этим ничего не поделать. Заплакать хочется, как в детстве - запрокинуть голову и громко, во весь голос, закричать, чтобы горло охрипло, щёки болели и глаза стали красными-красными, чтобы трёшь их и трёшь, а слёзы всё льются и льются. Только вот не подойдёт никто, не успокоит, не прижмёт к себе, нежно гладя по голове, тихонечко говоря что-то успокаивающее, вселяющее веру в то, что ты не один - тебе готовы помочь, боль с тобой разделить тоже готовы. Югём думает, что это нечестно, что у него даже не было шанса. Сначала был слишком стеснительный и напуганный, а потом появился Джексон, будто из воздуха, возник прямо перед Джебомом, безоговорочно перекрывая пути. Будто специально, зная все тайные воздыхания и страдания, желая ранить сильнее, показать на место, что ему предназначено - в самом низу. Может и было так в самом начале, но это тот случай, где даже Джексон бессилен, потому и он проиграл Иму, вручая сейчас своё сердце, которое принимают бережно, еле сжимая в ладонях, пока сердце Югёма барахтается безвольно на бетонном полу, словно рыба, глупо хлопающая ртом, в надежде на спасение, которое ей не было предназначено. Югём думает, что удалит "Page" из своего плеера, думает, что не хочет петь её больше никогда в своей жизни, потому что иначе он вырвет микрофон из рук Вана, вырвет и сам споёт те злосчастные строчки.