(не) стоило столько пить, ликси

феликс бежит уже несколько минут. или секунд? так легко и не скажешь, потому что рубашка противно липла к спине еще в душном лофте, наполненном пьяными школьниками вперемешку со студентами и сладкими надеждами на ночь, а ноги ожидаемо болят после долгих танцев. «чани-хен будет волноваться», — мелькает в голове, поэтому ли, как хороший младший, останавливается и достает телефон, не обращая внимания на жжение в легких и неловкими пальцами набирая «я в порядке». пришедшее через секунду «ты где?» немного сбивает с толку: вокруг незнакомые дома, удушливая тишина и ночь, а с неба звезды то ли осуждающе, то ли безразлично смотрят вниз на феликса, бежавшего несколько минут непонятно от кого и куда, чтобы остановиться посреди неизвестности и заплакать от жалости к себе, потому что очень хочется, чтобы в такой момент за тобой обязательно побежал кто-то особенный. стоять, не меняя положения, не так легко, как это бывает в трезвом состоянии, поэтому ли осматривается в поисках скамейки, а потом, не найдя ничего хотя бы отдаленно на нее похожего, без каких-либо переживаний садится прямо на асфальт. — жалкий, — шепчет феликс, вытирая глаза рукавом облегающей и выгодно подчеркивающей достоинства его тела кофты, — жалкий и беспомощный, создающий проблемы всем вокруг. он снова смотрит на экран телефона, откуда светится еще более обеспокоенное «где ты, феликс?», думает, что нехорошо заставлять хена ждать, поэтому замерзшими уже порядком пальцами печатает «посреди экзистенциального кризиса». и не врет ведь, потому что иначе то, что в душе происходит, описать вряд ли возможно. феликсу одиноко. он умный достаточно, учится на отлично и занимается в волейбольной секции, где, конечно, не лучший, но в первую пятерку входит точно, а еще феликс добрый, открытый и до жути влюбленный в любовь. ему она как кислород необходима, и ли, как больной лекарства, употребляет ее в любой форме, какая только попадется, будь это ромком с друзьями, слезливая история, прочитанная втихаря, или знакомство на одну ночь. феликс не трахается с первыми встречными, нет, он еще слишком молод для такого (или недостаточно отчаялся), да и партнеры его тоже, но вот целоваться — это другое дело, так что на вечеринки к чани-хену он ходит, чтобы найти в толпе практически незнакомых ему людей кого-то, кто, пусть и всего лишь навряд ли, мог бы в перспективе перерасти в самое приятное на свете знакомство. но дальше обжигающих своей фальшивостью поцелуев и несмелых касаний под футболкой пока не заходило, поэтому о любви феликс знает немного. разве что то, что у него ее нет. — тебе тут не холодно? ли резко поднимает голову, которая отзывается на движение недоброжелательно, а потому феликс стонет, так и не успевая рассмотреть говорящего и прижимая пальцы к закрытым векам, и ждет, пока цветные пятна исчезнут. через несколько долгих секунд снова пробует открыть глаза, и картинка мира все же складывается, пусть и не без неприятных искажений по краям на первых порах: перед феликсом, слегка наклонившись вперед, стоит молодой парень всего на пару лет старше и терпеливо ждет ответа, внимательно вглядываясь в лицо напротив темными-темными глазами, отражающими бесконечное сияние звезд. — что? — единственное, на что хватает младшего, неуверенно вылетает изо рта в прохладный покалывающий воздух еле заметным облачком и повисает где-то между. «красивый жесть, — думает в это время феликс, — и волосы еще такой идеальной длины. ужасно сексуально. или мило?» «определенно мило», — проносится в голове, когда незнакомец отводит на секунду взгляд и выбившуюся светлую прядь за ухо заправляет. — тебе тут не холодно? — все так же обеспокоенно повторяет блондин, возвращая взгляд к младшему и осматривая с ног до головы, тут же смущаясь этого и слегка краснея. «наверняка понял, что я пьяный и печальный, как все эти подростки в поп-культуре, — грустной задушенной птичкой бьется в сознании, — а ведь так здорово было бы ему понравиться». — я не пьяный, — первым делом решает прояснить феликс, но по тому, как чересчур долго тянет гласные, и по неловкой смущенной паузе после становится очевидно, что это ложь. ли стыдливо опускает взгляд, по привычке уже от волнения начиная перебирать пальцы. — может, чуть-чуть совсем, — обиженно бурчит он, но получается, видимо, мило, о чем свидетельствует улыбка незнакомца и мягкое: — ничего страшного, никто не обязывает тебя быть трезвым в пятницу ночью. — кроме закона. — кроме него, да, — очаровательно хихикает старший и снова поправляет волосы, а через секунду садится рядом. «как можно быть таким чудесным», — в очередной раз жжется о стенки черепной коробки, когда незнакомец морщит нос и чешет его внутренней стороной ладони, завернутой в свитер с вытянутыми рукавами. когда пауза затягивается, блондин словно бы спохватывается: — ты чего здесь делаешь-то? а что феликсу ему ответить? мучаюсь от одиночества, потому что все мои попытки нащупать теплое и мягкое «любовь до гроба» разбиваются о череду обстоятельств и банальное «не тот человек»? или, может, топлю печаль в алкоголе, надеясь стать достаточно пьяным, чтобы натворить глупостей, которые в фильмах обязательно приводят к настоящей любви, а не как обычно блевать к унитазу? хватает младшего лишь на короткое: — я бежал. — от кого? — и глаза с таким теплом следят за феликсовым лицом, словно это действительно важно — в 4:42 утра понять, отчего странный незнакомый нетрезвый парень, сидящий на асфальте и врущий, что он не пьян, поджимает губы и отводит взгляд. — от одиночества. старший замирает на секунду, словно бы пытаясь понять, правильно ли расслышал, а потом, видимо, убеждается в том, что слуховыми галлюцинациями не страдает, и в черных красивых глазах, которые блестят в свете фонарей так, будто ли попал в чертов планетарий, помимо тепла и участия появляется легко различимая печаль. подумать только: феликс даже случайных незнакомцев нагружает своей грустью. младший отворачивается, потому что в глазах начинает опасно щипать; он ненавидит это. ненавидит, что все еще одинок, что, несмотря на все свои старания, никак не может понравиться кому-то достаточно, чтобы почувствовать себя по-настоящему любимым, что не справляется сам и людям вокруг все время приходится о нем заботиться. может быть, в этом проблема? никто просто не хочет оставаться рядом, когда понимает, что с феликсом не отдохнешь? что он раз за разом, не справляясь, будет нуждаться в помощи? — у меня еще ни разу не получилось. — что? — феликс, слишком глубоко погрузившийся в самоненависть, поворачивается обратно к незнакомцу, ощущая теперь еще и жгучий стыд от того, что… вау. все мысли как-то резко выветриваются из головы, которая становится то ли легче, то ли тяжелее, ликс не понимает, зато смотрит на своего собеседника широко распахнутыми глазами и не может поверить в то, что тот вообще существует: теплый желтый свет фонарей подсвечивает мягкие волосы и лицо напротив, выхватывая парня из окружающего мира, замазывая улицу, пробегающую мимо кошку, смех громких компаний где-то за поворотом и оставляя только задумчивые глаза, устремленные куда-то вперед, и одновременно расслабленные и напряженные плечи. — от одиночества, говорю, ни разу еще не сбежал. феликс в удивлении рот открывает и прежде, чем одернуть себя успевает, выпаливает: — неужели ты одинок? незнакомец в мягкой улыбке губы изгибает и переводит взгляд сначала на собственные руки, потом, через пару секунд, на собеседника: — а что, не похож? улыбка становится чуточку шире, но глаза не дают обмануть: там за теплотой что-то грустное и ломкое, то, что задвинули давно на задворки и на что стараются не обращать внимание, а оно все равно напоминает о себе легкой болью, словно незаживший перелом в плохую погоду. — но ты же, — феликс старается подобрать слова, чтобы не прозвучать слишком уж по-детски наивным, — ты выглядишь абсолютно невероятным. — внешность — это еще не все, кид, — незнакомец горько усмехается, возвращая взгляд на пальцы рук и начиная ими медленно перебирать. «интересно, каково это — держать его за руку? — проносится в мыслях, а потом, — он назвал меня кид». и ликсу бы ни за что и ни от кого это не то что не понравилось, он бы это даже терпеть не стал (разве что от чани-хена), потому что мелким ненавидит себя ощущать, но от старшего это чувствуется по-другому, словно «ты такой еще молодой и наивный, но это здорово — держись за это до последнего, потому что только пока ты умеешь отрываться в пятницу вечером, не беспокоясь о том, что будет в субботу утром, ты молод. только пока сесть на асфальт и заговорить с незнакомцем тебе кажется хорошей идеей, ты по-настоящему проживаешь свою молодость». и, конечно, парень не сказал ни слова из всего этого, но то, как он его ни разу не осудил, не заставил подняться с земли, не попытался дать понять, что старше и опытнее, что феликс несмышленыш еще со своим этим буквальным побегом от одиночества, заставляет ли чувствовать себя комфортно, чувствовать себя защищенным, впервые не ощущая себя за это обязанным. но ликс собирает мозги в кучу и снова сосредотачивается на разговоре, пусть это и не просто сделать на нетрезвую голову: ему нужно убедить парня в том, какой тот удивительный, и дело совершенно не во внешности, ли это с самого начала понял, просто от внешности же никуда не деться, и ее неизбежно приходится оценивать тоже. — нет, дело совсем не в этом, — стараясь звучать четко и, главное, трезво, чтобы незнакомец поверил, выпаливает младший, — ты правда удивительный. в смысле, — мысли путаются, и феликсу никогда еще не хотелось донести до кого-то свои слова так отчаянно сильно, даже когда в третьем классе его обвинили в краже сосиски в тесте, которую он, естественно, не совершал, — посмотри на себя: ты глубокой ночью, даже, можно сказать, под утро подошел к абсолютно незнакомому тебе подростку, чтобы узнать, в порядке ли он, плюхнулся к нему на асфальт, начиная разговор, и ни разу ничего не сказал на этом вашем отвратительном взрослом языке, который я терпеть не могу, вроде «не стоило столько пить» или «где же твои родители, ликси?». руки незнакомца застывают; он медленно, словно бы боясь, что все это окажется его фантазией, поворачивает голову и устремляет взгляд своих темных, всепоглощающих глаз в глаза напротив. у феликса от этого дыхание перехватывает, он с секунду не может заставить себя выдохнуть, но потом невероятным усилием воли возвращает легкие в рабочий режим и пытается продолжить: — да, ты… — старший совсем не улыбается, но ли каждой клеточкой тела чувствует, что тот к нему прислушивается, и не налажать становится еще важнее, — понимаешь, я одна большая проблема для всех, кто мне дорог, и я привык чувствовать себя ужасно, когда получаю от кого-то заботу, но с тобой… с тобой мне очень комфортно. ты словно огромный теплый свитер, который любишь больше всего на свете и в котором всегда проживаешь самые тяжелые и самые радостные события в своей жизни. немного подумав, феликс хихикает и добавляет: — и который по счастливой случайности оказался пиздецки красивым. старший, до этого словно бы застывший и ловивший каждое его слово, хихикает тоже и прикрывает рот рукавом. — я уже почти влюбился в тебя, но потом ты все испортил. а феликс смотрит на парня во все глаза и улыбку, отчаянно лезущую на губы, даже сдерживать не пытается, потому что по мягкому и будто бы светящемуся изнутри лицу напротив видно, что ни капельки он ничего не испортил. — а если я скажу, что ты выглядишь как свитер, в который я влюбился с первого взгляда и который хочу проносить, не снимая, до конца своих дней? у ли в голове приятный шум, все вокруг опять размывается, оставляя четким только лицо незнакомца, на губах до смешного широкая улыбка, а в сердце политический переворот, в результате которого, кажется, у власти неизбежно окажется один небезызвестный блондин с мягкими, наполненными сияющими звездами глазами, исцеляющей улыбкой и ореолом светлых волос. — тогда я, возможно, подумаю о том, чтобы оказаться на грани влюбленности в тебя еще раз. и они оба улыбаются: феликс — будучи не способным перестать глазами исследовать лицо напротив и подмечать все новые и новые детали того самого его человека, а незнакомец — в смущении отводя взгляд и снова натягивая рукава на наверняка замерзшие пальцы. — тебя, кстати, зовут-то как, кид? — ли феликс, — не пытаясь скрывать обожание в голосе, представляется ли. старший это обожание очевидное замечает, хихикает счастливо и выглядит абсолютно довольным, словно бы тоже очень давно ждал того, с кем с первой встречи будет понятно, что в будущем точно сможет почувствовать себя любимым и открыто и без страха любить в ответ. — хван хенджин, — еще больше смущаясь, бормочет уже не незнакомец, и ли проговаривает имя про себя, наслаждаясь тем, как здорово оно подходит парню. — ну так что, кид, — вставая на ноги и отряхивая штаны, протягивает руку старший, — я живу тут недалеко, так что, может, пойдем? ликс глаза-сердечки сначала вверх на лицо поднимает, потом на протянутую ладонь переводит и, с улыбкой за нее хватаясь, поднимается на ноги тоже. вертикально, оказывается, жить все еще непросто, поэтому руку он не отпускает, лишь крепче вцепляется и глаза на несколько секунд закрывает, пытаясь привыкнуть к новому положению. — не стоило столько пить, ликси, — специально понижая голос, наигранно ворчит хенджин, и феликс тихонько посмеивается, открывает глаза и сразу же возвращается ими к лицу напротив, пытаясь заставить себя поверить в то, что может, наконец-то, быть счастлив. — если бы я не пришел на вечеринку к чани-хену и не принял стаканчик с чем-то науке доселе не известным из рук какого-то странного парня, то не напился бы до такой степени, чтобы решить, что убежать от одиночества можно буквально, и никогда бы не встретил тебя. — тогда нам обоим повезло, — понижая голос и растягивая губы в мягкой улыбке, хенджин делает шаг навстречу и медленно, словно бы давая время отстраниться, притягивает ликса к себе, — потому что ты, видимо, первый, кому это удалось.