Этикет

Ёнджун не то чтобы любил бесконечные формальности и церемонии королевского двора, но соблюдение этикета для принца Гранцрайха было важнее статуса, чем-то сокровенным, важным и по-своему прекрасным. Шестнадцать томов с ворохом до смешного точных правил, ещё шесть поколений назад привезённых и введённых в обиход его таким же педантичным пра-пра-пра-пра, всегда стояли отдельно от других книг на полке небольшой личной библиотеки и зачитывались часто, когда возникали вопросы о дворе или когда просто хотелось даже банально руки занять чем-то, кроме пера, кисти, лука и шпаги. Порой в голове мелькали тихие мечты научиться готовить, скручивать забавные фигурки из бумаги, как слуги умели, а ещё петь и танцевать, но не так, как диктуют традиции, а так, как это делали трое приезжих из какой-то далёкой страны мальчишек, но да, чёрт побери, по этикету принцу «не положено», и Ёнджун молчал, держал в себе, не смея поделиться даже с родителями, и тихо перечитывал привычные книги, с каждым разом замечая всё новые и новые детали. Неудивительно, что к семнадцати годам юный принц был мечтой всего королевства — красивый, утончённый, образованный, вежливый и сдержанный парень, пример для своей младшей сестры и блистательный наследник своих родителей. Очаровательная, послушная и удобная кукла, о которой, на самом деле, никто ничего не знает. Никто не знает, что ему достаточно одного поклона, чтобы понять, заслуживает человек перед ним уважения или же формальной холодной вежливости. * Одним солнечным утром вставать не хотелось особенно, но куча слуг с кучей присущей «церемонии подъёма» мишуры уже явно стояли под дверью в ожидании. Ёнджун слышал их шепотки и злился непонятно на что. В обычной ситуации его подъёмом должен был бы заниматься один лишь камердинер, личный доверенный слуга, но отец с матерью уже отчаялись найти кого-то, кого бы их сын смог подпустить к себе настолько близко, хотя попытки были. Король и королева сына любили, и хотя понимали, что одно их слово — и он примет любого, но у них сил не было смотреть на то, как едва заметно вытягиваются в раздражении губы при взгляде на очередного широко улыбающегося наглого герцогского сыночка, и строгость в горле так и застревала. Именно поэтому Ёнджун всё ещё просыпался сам и сам, ещё не приглашая слуг, беззвучно брал в руки кисть и, как что-то личное, интимное и только его, выводил на ногах аккуратные серебристые цветочные узоры, чтобы вечером точно так же самостоятельно смыть их перед сном. И лишь после того, как последняя точка встала на своё место, принц одним тихим «войдите» позволил закружить себя в бесконечных формальностях. С десяток минут спустя парень, уже чистый, причёсанный, одетый-обутый с иголочки, на автомате направлялся в обеденный зал. Глаза потухшие и ничего не выражающие. Этот день такой же, как все. * — Сын, — король неловко прокашлялся и отложил приборы, осторожно начиная разговор. Ёнджун напрягся и сделал то же самое. — Мы с твоей мамой и с советниками обсудили и… пришли к выводу… что тебе пора жениться. Ёнджун мысленно хлопнул себя по лбу, внешне оставаясь совершенно невозмутимым. — Позвольте, ваше величество… Но к чему такая спешка? — парень холодно улыбнулся, от чего маленькая сестрёнка застыла нервно и спрятала глаза, уткнувшись в колени: она единственная всегда отличала, когда брат натягивает на себя маску. — Мне всего семнадцать, и я не думаю, что готов связывать себя браком сейчас. — Глупости! — весело махнул рукой отец, расслабляясь: самую важную новость он уже сказал. — В твоём возрасте я уже два года как был женат! А ещё недоучен и лёгок, и это причина, по которой в королевстве сейчас всё не так радужно, как хотелось бы, подумалось парню, но, опять же, вслух он лишь сказал: — У вас есть кандидатура на примете, отец? Вы так настаиваете. — О, я рад, что ты спросил! Дело в том, что принцессе Лионе из Вальтера, что западнее Гранцрайха, недавно исполнилось четырнадцать, и мы с королём Фиораном подумали о том, что это отличный повод заключить политический союз между нами. Ёнджуну было чисто по-человечески жаль девочку. Её ведь явно даже не спросят. — Хорошо, отец, я согласен для начала познакомиться с ней, — кисло выдавил он, вновь пугая сестру, и, пресекая дальнейшие разговоры, поставил точку в завтраке: — Мне сегодня предстоит много работы. Вы позволите покинуть вас? — Да, конечно, занимайся, — растерянно разрешил король на автомате, и пока он не сообразил, Ёнджун быстрым шагом покинул зал. * Две недели до бала в честь иностранной королевской свиты стали для Ёнджуна нескончаемым днём сурка. Пока его родители забивали себе голову всякой романтической чушью и непонятными мечтами о «маленьких топающих ножках», а сестру наставницы пичкали молитвами и трактатами о женской смиренности, Ёнджун занимался королевскими делами, в которых хоть что-то понимал, всё ещё сдерживая внутри себя гнев, который понемногу уже обживался в сознании на постоянной основе. Крестьяне и какие-то мелкие дворяне в часы приёма приходили нескончаемым потоком, едва заслышав, что их проблемами наконец-то занялись, и принцу хотелось наплевать на все собственные правила, но он понимал, что если не он, то никто, будь неладна эта передающаяся по наследству корона. В день приезда гостей замок стоял на ушах, так что Ёнджуна разбудили довольно бесцеремонно, времени и личного пространства прийти в себя, подумать и нарисовать на ногах цветы ему никто не дал, а слугу, который потянулся к нему с кистью, принц сам в ужасе, забывшись на секунду, шлёпнул по рукам, шокируя всех. Поэтому с чистыми ногами под околопраздничным белым костюмом, подготовленным для встречи гостей, но ещё не на бал, он чувствовал себя практически голым — неприятно и неуютно. Испытующие взгляды буравили двоих детей, оценивая, как товар на рынке. Короли как-то слишком неформально и по-дружески приветствовали друг друга, не замечая никого, пока Ёнджун и Лиона молча изучали, не смея приветствовать до тех пор, пока их официально не представят. Парень почувствовал в маленькой принцессе себя: её глаза были такими же пустыми, улыбка — такой же холодной, поклон — абсолютно идеальным, будто воплощение описания в одном из томов дворцового этикета. Они бы поладили, возможно, подружились бы или даже стали бы в будущем союзниками и без всяких там браков на нелюбимых и незнакомых, будь у них больше времени, а у Лионы — прав и возможностей. Но у них нет ничего. Этикет гласил, что он не может пялиться, а также обращаться первым к человеку, который выше его по статусу, поэтому короля Фиорана Ёнджун просто игнорировал, что бы тот потом ни думал. — Рад приветствовать, ваше высочество принцесса Лиона, — негромко произнёс Ёнджун поставленным голосом, так, чтобы его было слышно всем придворным — и местным, и заезжим. — Добро пожаловать в Гранцрайх. Надеюсь, вам у нас понравится. — Благодарю за радушный приём, ваше высочество принц Ёнджун, — так же чётко ответила принцесса, будто бы и не четырнадцать лет. — Жители города были очень приветливыми, и я убеждена, что мне и моим людям здесь понравится. Короли и придворные смотрели на принцессу недовольно и с едва уловимым презрением. Незамужняя женщина, по их мнению, слишком много говорила и слишком много о себе. * Других гостей тоже встречали чин по чину, хоть и не в такой атмосфере политического брака. Все прибывали постепенно, слуги носились, пытаясь как-то разместить всех важных особ с их сопровождением по гостевым комнатам, чтобы те могли отдохнуть после долгой дороги и приготовиться к вечеру. Тех, кто прибывал позже уже при всём параде, сразу приглашали в главный зал, где женщины понемногу создавали атмосферу праздника одними лишь своими платьями и вычурными шляпками и заодно сплетничали, прячась за веерами, пока мужчины понемногу налаживали новые связи в их тени. Напряжение, казалось, висело в воздухе ощутимым комком — хватай ложку и черпай, сколько влезет. Ёнджун чувствовал себя ещё более неуютно из-за того, что снова не успел расписать ноги. Королевские дома Гранцрайха и Вальтера располагались на небольшом возвышении, как присуще королям. Принцы и принцессы стояли подле своих родителей, готовые выходить танцевать, как только король кивнёт и церемониймейстер объявит первый вальс. Тот пока был занят представлением гостей — ждать предстояло долго. На маркиза из Вальтера в баронских манжетах, строящего из себя по меньшей мере герцога, пытаясь лично поприветствовать королевские дома ещё и словами, будто имеет на это право, Лиона посмотрела ровно, с едва уловимыми нотками презрения, а Ёнджун не обратил никакого внимания в принципе. Он к таким кадрам уже привык. А потом принца как по рёбрам шибануло, выбивая весь воздух из лёгких, когда из-за спины безликого гостя появился его слуга из сопровождения, молодой парень, примерно ровесник самого Ёнджуна. Идеальные по правилам каблук, манжеты и пуговицы, скульптурное лицо, чистое, не то что у избалованной дворянской молодёжи, и улыбка такая волшебная, как в сказке, притягивающая к себе взгляды. Слуга под невежливую ядовито-сладкую речь маркиза в баронских манжетах молча опустился на колени, сложил перед собой руки и склонил голову, не до земли, как делали некоторые особо возбуждённые происходящим слуги, а ровненько как надо, вкладывая старый смысл сроком давности в шесть поколений: «безоружен и чист, мои голова и жизнь принадлежат моему господину». А затем, когда подошла очередь следующих гостей, юноша просто удалился к окну и застыл прекрасной статуей, как подобает сопровождению. У Ёнджуна пробежали мурашки по коже. Он всегда говорил себе, что этикет важнее статуса, и сейчас, видя, как простой слуга ведёт себя приличнее всех придворных, вместе взятых, он не мог не зауважать парня. Они с принцессой Лионой открывали бал первым вальсом, молодые и красивые, но Ёнджун, как ни пытался настроиться, всё сбегал глазами в сторону окна. — Принц, — шепнула девушка, чтобы не привлечь лишнего внимания, — простите, что обращаюсь к вам первая и без церемоний, но этот парень… Вы же тоже заметили? — Конечно, — шепнул в ответ Ёнджун. — Жаль, что сопровождение не представляют. Мне придётся очень извернуться, чтобы узнать хотя бы его имя. Музыка лилась, и они на автомате танцевали, не помня о времени и месте за разговором. Слуга у окна смотрел невидяще куда-то в стену, чтобы не пялиться. — Мне кажется, вы будете хорошо смотреться вместе, — улыбнулась девушка, впервые искренне за этот день. — У вас глаза сияют с того момента, как вы его увидели. — Мы двое юношей, — Ёнджун слабо возразил, совершенно не желая возражать. — Мы не можем хорошо смотреться вместе. А глаза у меня горят, потому что он вежлив и красив, и это подкупает. — Одно другому не мешает, я тоже всегда больше симпатизировала девушкам, особенно тем, которые не затыкают мне рот. В этом нет ничего плохого. Самое сложное во всём то, что он из Вальтера, и в этом случае у нас обоих с вами нет никакого влияния на дворянство… — Потому что принцессу никто не спрашивает? — закончил за неё Ёнджун. — Потому что женщину никто не спрашивает, даже если она принцесса, — поправила его девушка с горькой ухмылкой. — Я не хочу этого всего. Не хочу быть здесь. И, честно говоря, не собираюсь. Музыка закончилась и их разговор вместе с ней. Ёнджун украдкой ещё разок глянул в сторону парня-слуги… … и поймал такой же взгляд украдкой… через весь зал, но в ту секунду чувство было такое, будто в целом мире нет больше никого. Слуга робко улыбнулся, и почти сразу смущённо отвёл взгляд и быстрым шагом сбежал из зала, оставляя в груди принца нежное томление одной лишь этой улыбкой. Принцесса тоже как будто испарилась. Говорить отцу не стоит, вот уж точно. Ни одно, ни другое. * Скандал разразился знатный, когда принцессы к вечеру в выделенных для неё покоях не оказалось. Слуги обыскали каждый сантиметр замка, предвещая ужасную расправу за то, что недоглядели в суматохе, и лишь после на зеркале нашли начерканное угольком по бумаге «Я не буду извиняться. Прощайте. Лиона», оставленное девушкой. Короли из-за сорванной свадьбы рассорились, так что прилетело всем. Один кричал, что виновата женщина, несносная и невоспитанная достаточно, чтобы находиться в приличном обществе, другой кричал, что виноват принц, который не смог очаровать даже маленькую девочку. Ёнджун усмехался про себя, но внешне всё та же невозмутимость, хотя шепотки о том, что она сбежала именно от него, явно утихнут ещё нескоро. Он лишь со своей маленькой сестрёнкой переглядывался. — А так правда можно? — спрашивала она тихонько, пока никто не обращал внимание. — Ты вольна делать со своей жизнью то, что сама решишь, — Ёнджун трепал её по голове. — Я не хочу сбегать, — уверенно сказала она после лёгких раздумий. — Я добьюсь уважения к себе своими силами и стану примером для других женщин. Ёнджун гордился сестрой. Десятилетняя девочка сделала правильные выводы. * К утру, когда часть гостей разъехалась, а все остальные уже немного проспались, стало ощутимо тише. Слуги бегали по гостям и в целом вели себя тише воды ниже травы, так что Ёнджун впервые просыпался спокойно от того, что выспался, а не от того, что за дверью кто-то громко дышит. И впервые принц мог себе позволить поваляться, не подавая признаки пробуждения. Дверь открылась совсем бесшумно, и кто-то проскользнул в дверь, чтобы оставить поднос на столике у кровати. Ёнджун слегка возмутился про себя чьей-то бесцеремонности, но так, с ленцой спросонья. — Стоять, — весело сказал он, не открывая глаз. И услышал сначала стук колен об пол, а затем мелодичный голос. — Прошу меня простить за вторжение без дозволения, ваше высочество, я не знал, что вы уже проснулись, и не хотел вас будить. Ёнджун открыл глаза и второй раз чуть не задохнулся, увидев этого парня на коленях снова, а теперь ещё и настолько близко. У того дрожали губы от чувства вины, и он не знал, что делать, но так же вверял «свои голову и жизнь» принцу. — Кажется, я могу к этому привыкнуть… — Что вы сказали? — изумился юноша. — А, ой, я сказал это вслух? — всполошился принц и накрылся одеялом с головой. — О, эм, простите, я не хотел вас смущать, пожалуйста, простите, — слуга разволновался и заметался, не зная, что делать. — Почему вы здесь? — снова задал вопрос Ёнджун, всё ещё красный и забывший обо всём на свете, включая даже глупые формальности, к которым, казалось бы, так привык в своей фальшивой кукольной жизни. Он неуверенно высунулся и похлопал по кровати рядом с собой… … и гость принял его правила, вставая с колен и робко присаживаясь туда. — Короли спорят и ссорятся до сих пор, так что аж искры летят, — юноша улыбнулся и начал рассказывать. — Королева распорядилась подать всем завтрак в их покои, чтобы дать всем успокоиться и прийти в себя. Я вызвался помочь слугам, потому что мы одного статуса, и они не должны мне прислуживать, это как-то неправильно. Ну и леди Лиён отправила меня к вам, кажется, приняв меня за новенького камердинера, — он засмеялся неловко, потирая пальцы перед собой. И Ёнджун, сгорая от смущения, решился. — А вы… Ты хотел бы? Я готов хоть сравнять твой маркизат с землёй, хоть весь Вальтер перевернуть, чтобы забрать себе, только скажи «да». — Да, — как эхо отозвался юноша. — Меня зовут Субин. Простите, что без должных формальностей, но, пожалуйста, позаботьтесь обо мне, а я постараюсь позаботиться о вас, принц Ёнджун. — Субин… — завороженно повторил Ёнджун. — Ну что, поможешь мне подняться сейчас? И да, пожалуйста, только в этих стенах на «ты» и никакого этикета… я так давно мечтал кому-то это сказать. — Быть особенным так невероятно… — Субин выдохнул, будто вспоминая, как дышать, поднялся с чужой кровати и протянул руку. — У тебя есть какие-нибудь утренние ритуалы перед обязательным? И Ёнджун повёл его за руки к зеркалу, где среди косметики пряталась баночка серебристой краски. — Я разрисовываю ноги в цветы. Никогда и никому не доверял это… — А мне доверишь, мой принц?.. — Да… И Ёнджун чувствовал, как властные руки снимают с него нижние одежды, оставляя нагим совершенно вместо того, чтобы просто подвернуть штанины, чувствовал, как его ноги разводят в стороны, чувствовал нежные пальцы на мягкой коже внутренней стороны бедра, чувствовал, как кисть впервые чужой рукой коснулась щиколотки и потянулась линией до самого бедра. — Мой принц, ты так невыразимо прекрасен в своей естественности, — шептал Субин, продолжая трогать осторожно ещё и руками, будто пробуя границы дозволенного. И принц, медленно возбуждаясь от своей наготы и этих касаний, был готов позволить ему всё, что угодно. Ни клочка одежды не спасало его от чужого горячего взгляда, и член набухал от такой чувственной близости и дыхания Субина на бёдрах. Середина дня подбиралась, но при свечах за зашторенными окнами, когда в коридоре никто не сновал, не решаясь сейчас проходить мимо покоев принца, это всё не чувствовалось совершенно. — Субин-а, пожалуйста… — тихо заскулил Ёнджун. — Я сам не знаю, чего хочу, но сделай со мной что-нибудь. И слуга молча отставил краску, перенёс на руках своего принца обратно на кровать, уложил бережно, будто статуэтку из драгоценного фарфора, и лишь после застыл, испытующе глядя в его лицо. — Ты уверен, что хочешь этого? Мне страшно умирать, но если ты будешь жалеть потом, то я самолично выпью яд, потому что для меня твоя ненависть будет хуже пытки, мой принц. Мы ещё даже не знаем друг друга как следует. — Лиона сказала, что мы бы хорошо смотрелись вместе, — улыбнулся Ёнджун нежно, поглаживая слугу по щеке. — И мои тело и сердце откликаются как никогда. Так что да, я уверен, что хочу… Субину хватило слов. Он увлёк Ёнджуна в долгий сладкий поцелуй, пока его властные руки бродили уже увереннее по идеальному телу, задевая теперь набухшие соски. Себя касаться не хотелось — хотелось ощутить именно чужую руку. Руку Субина. Ёнджун тихо радовался своей привычке мыться по вечерам и старался не закрывать глаза, чтобы не пропустить ничего… и он видел. Видел, как Субин тяжело дышит над ним, видел, как выпирают у него штаны, видел, как он облизывает пальцы страстно и красиво. Ёнджун видел и раздвигал ноги шире по наитию, сгибая в коленях и раскрываясь максимально, уже интуитивно понимая, чего хотят. — У меня есть масло для тела, — прошептал Ёнджун, отрываясь от созерцания чужого языка между пальцами и дотягиваясь куда-то под кровать за пиалкой. Субин кивнул благодарно и вылил немного себе на ладонь, согревая и размазывая. А потом Ёнджун почувствовал, как в него проник палец, пока его член оказался во власти горячего и влажного рта, сводя с ума покруче, чем вообще всё, что происходило с ним в жизни. Палец хозяйничал внутри, дразня и стеночки и растягивая колечко мышц, не слишком приятно, но довольно необычно в сумме, и Ёнджун уж точно не ожидал от своего собственного тела, что оно отзовётся так ярко на очередное проникновение. — Сделай так… ещё… — просипел умоляюще Ёнджун. И Субин слушал. Он долго водил пальцем так и сяк, расслаблял чужие мышцы понемногу. Они никуда не торопились, и Субин сдерживал себя, добавляя пальцы по одному, но очень медленно, чтобы не сделать своему принцу больно, и Ёнджун хныкал от необычных ощущений, кусал свои идеальные губы и подмахивал бёдрами, когда Субин начинал на пробу совершать толчки. Сам слуга плыл совершенно от этого парня под ним, сходил с ума и чувствовал, как на его одежде проступает влажное пятно, немного холодящее головку сквозь слои ткани. После четырёх пальцев пустота чувствовалась особенно сильно, и Ёнджун рвано дёргался, пытаясь вернуть то ощущение, пока Субин снимал штаны, всё ещё пытаясь немного успокоиться. — Лиона была права, мне тоже кажется, что я буду классно смотреться на тебе, — шепнул принц совершенно бесстыдно, подначивая. Но Субин срываться не собирался, даже понимая, что ему сейчас позволяют всё. Он не хотел делать больно или плохо и вести себя, как какое-то животное, а потому лил побольше масла, отвлекал себя, как мог, и входил плавно, не налегая и целуя так глубоко и мокро, что мозг плавился у обоих. Больно не было — было как надо, возможно потому, что они оба ещё росли во всех смыслах. Пару примерных толчков Субина спустя Ёнджун снова дёрнулся, как от чего-то горячего, с его губ сорвался слабый удивлённый стон, потому что это было совсем не так, как с пальцами. И Субин задержался внутри, давая своему принцу ощутить это полнее и глубже. И лишь когда услышал забитое «пожалуйста, быстрее, я так хочу…», Субин наконец-то немного отпустил себя и принялся толкаться в желанное тело. Не слишком умело и ритмично, но достаточно старательно для того, чтобы Ёнджун под ним метался и стонал уже в голос, разводя ноги как можно шире. Молодых и несдержанных хватило ненадолго. Ёнджун в какой-то момент почувствовал будто бы взрыв и следом — будто горячая лава растекается внутри него. А ещё молодые и несдержанные легко возбуждаются, поэтому пару минут спустя Ёнджун оседлал своего нового слугу, будто любимого жеребца, а в третий раз отдался ему, стоя у зеркала, краснея невозможно от этого вида, как его припухшие мокрые стеночки обтягивают ствол парня, рельефный и красивый. Лишь позже, сидя в небольшой купальне за стеной и расслабляясь, Ёнджун смеялся с того, сколько они перевели краски впустую, раз уж всё равно пришлось смыть. Субин лишь тихо нервничал, осознавая, что натворил. — Субин-а, не переживай, ладно? — улыбнулся искренне Ёнджун. — Я не собираюсь ничего никому рассказывать, кричать «казнить развратника» тоже, как и отказываться от всего случившегося. На самом деле, мне раньше попадались истории о более тесных отношениях камердинера со своим дворянином или даже гранд фрейлины с королевой, но я был меньше и не особо понимал… Кстати, и от тебя отказываться я не собираюсь, если что. Мне кажется, впервые в жизни мне не хочется следовать бесконечному вороху правил… — Я приеду, как только смогу вырваться из маркизата, — расслабился Субин и запечатал лёгкий поцелуй на губах своего принца. * Всё прошло легче, чем они оба ожидали. Конфликт королей разрешился как-то чересчур быстро и чересчур странно. Мужчины напились в хлам, не заботясь о статусе, и снова стали друзьями, сходясь на том, что «женщины нынче пошли не те, им не мужчины нужны, им нужна свобода, нужно образование, нужны возможности», а королева только с улыбкой молча подливала… и запоминала. Так Ёнджун их и застал, когда сидеть дальше по покоям стало просто неприлично. Отец, завидев его, сразу начал нахваливать, как жениха, может, по привычке, а может, потому что пьяный. И в какой-то момент это вылилось такой диалог: — Слуш, Фио… А у тебя сыновья есть? — икал хозяин, всё порываясь обнять сына. — Слуш, Ву… Есть старшенький, да женатый он уже, — гость задумался на какое-то время, и чёрт знает, какими окольными путями шёл его мыслительный процесс, но в итоге он выдал: — О-о-о, но знаешь, у одного нашего маркиза есть среди слуг такой мальчик-очаровашка, закачаешься, во! Давай я назову его герцогом и поженим их, будет нам и союз, и без женщин! Ёнджун сдержался в очередной раз, так и не хлопнув по лбу, смутно надеясь, но не веря в такие совпадения. Короли сурово пожали руки, будто в самом деле какой-то важный уговор, и пошли вдвоём разыскивать «мальчика-очаровашку», в очередной раз ставя на уши весь дворец. Принц словил себя на мысли, что ему стоит сжечь книги дворцового этикета, глядишь, жить станет проще. Пьяные люди — люди целеустремлённые, и пока один король бегал искал Субина, второй успел сходить в сокровищницу за кольцами и разбудить священника, чисто так, чтобы не откладывать всё в долгий ящик. Королева давилась едва сдерживаемым смехом и прикрывалась веером, маленькая сестрёнка читала книгу о большой политике, а Ёнджун и Субин под восклицания двух пьяных мужчин менялись кольцами, в тайне радуясь, что в жизни случается и так. Короли потом не вспомнят, что и как произошло, но священник, посмеиваясь, расскажет им о том, что этот брак скреплён на небесах. И люди шептаться будут, естественно… Только потом, когда новый молодой король и его не менее властный консорт со всей строгостью начнут наводить новые порядки в Гранцрайхе, а в Вальтер с переворотом вернётся сбежавшая принцесса, шепотки смолкнут. Пусть не целый мир, но эти два королевства придут в движение. Но Ёнджуна с того дня и впредь встречать каждое утро самым первым в их общей постели и провожать ко сну самым последним в ней же будет один человек. И он же будет рисовать ему цветочные узоры на ногах, чтобы вечером так же бережно смыть их. А ещё Ёнджун всё-таки сожжёт книги по этикету. Просто чтобы люди были ближе без этих знаний.