Если ты не попросишь меня остаться

Мир Кагеямы Тобио всегда состоял из одной вещи: волейбола. С самого детства он думал днём и ночью только об этом. Очень мало того, что может вытрясти его из этой всепоглощающей одержимости, даже если он достигает совершеннолетия и начинает играть на профессиональном уровне. Есть, спать, дышать, волейбол. Он никогда не хотел ничего другого в своей жизни, кроме как стать лучше в пасах. Быстрее в подачах. Прыгать выше и сильнее атаковать. Постоянно присутствует чувство голода, чтобы быть на площадке как можно дольше. Когда Хината опускается на него, в то время как угасающий свет заходящего солнца над городом омывает его тело глубокими красными и фиолетовыми оттенками, волейбол — это самая последняя мысль Кагеямы. Происходит вот так. В один снежный январский день, Schweiden Adlers играли с EJP Raijins, рухнув в жестоком проигрыше 2:1. Суна Ринтаро и Тацуки Вашио блокировали их удары на каждом шагу, и Кагеяма кипел от злости, когда всё устаканилось, злясь на себя за то, что не обеспечил свою команду необходимыми пасами, и разочаровываясь, что позволил напряжению затянуть себя. Почему-то, повзрослев, он становится более критичен к себе — особенно сейчас, когда у него есть реальный шанс заработать место в национальной команде на следующих летних Олимпийских играх. Хошиуми говорит, что ему нужно научиться немного расслабляться. Если честно, то он прав. Старые привычки умирают с трудом. Кагеяма уже думает о том, что он хочет сделать по-другому в следующей игре, когда весь мир резко поворачивается вокруг своей оси с простым, невинным вопросом от Ушиджимы Вакатоши для всех. — Это Хината Шоё? Кагеяма повернул голову туда, куда указывал Ушиджима, и... Знакомые карие глаза прожигают его насквозь с трибун, и во рту у Кагеямы мгновенно пересыхает. Это было давно, когда он получал такой взгляд. На самом деле прошли годы, и всё же Кагеяма по-прежнему чувствует себя таким же маленьким и злым, каким был тогда. Злость ползёт под его кожей и гноится, когда он делает растяжку, наполняя его ещё более глубоким чувством сомнения и разочарования, которое только растёт, чем дольше он откладывает это. Он низко кланяется Хиругами и тренерам, извиняясь за то, что не смог сыграть так, как должен был, и обещает тренироваться ещё усерднее, чтобы они выиграли следующую игру. Хината ждёт его, когда он наконец-то выходит наружу из арены, и Кагеяма чувствует, что холодный зимний воздух застывает в лёгких. На нём вязаная шапка, низко надвинутая на уши, чтобы скрыть его узнаваемые рыжие волосы, а его коренастая, мускулистая фигура скрыта под толстым зимним пальто, но Кагеяма узнал бы его где угодно. Он задаётся вопросом, почему он вообще здесь, почти в трёх часах езды от базы Black Jackals в Осаке, когда у него, кажется, нет никаких причин быть здесь. Хошиуми пригласил его посмотреть их игру? Наверное, не считая того, что Хошиуми с Хейваджимой и Соколовым отправились на поиски еды почти двадцать минут назад, а Хината стоит в снегу и ждёт. Его. Ботинки Кагеямы хрустят по снегу, когда он пересекает почти пустой двор, капюшон толстовки был натянут на голову, а на лице — маска, чтобы никто из фанатов не узнал его. Хината даже не дрогнул, стоя на месте, когда его бывший связующий, наконец, останавливается и смотрит на него сверху вниз. События изменились так сильно со времён старшей школы. Тишина между ними напряжённая, почти удушающая в снежной пустоте двора. Затем Хината тянется и дёргает его, пока лицо Кагеямы не прижимается к широкому плечу, тёплая шерсть пальто мягко касается его кожи. — Кагеяма, ты идиот, — вздыхает он, и Кагеяма ворчит в слабом протесте, руки поднимаются для того, чтобы схватить локоть Хинаты. Они стояли так минуту, пока Кагеяма не начал чувствовать, что снова может дышать, и он благодарен маске, что удачно скрывает смущающую краску на его лице. Прошло так много времени с тех пор, как он был так потрясён. Кагеяма не был уверен, чем это вызвано. Он проигрывал много игр прежде. Многие ведь в свои годы играли в волейбол. У него не было причин быть таким расстроенным. Другие его товарищи по команде уже ушли веселиться или вернулись в свои номера в гостинице, чтобы отдохнуть, и всё же здесь его утешает конкурент, как ребёнка. Хината разглядывает его, затем протягивает руку, чтобы очистить макушку Кагеямы от снега. Кагеяма всё ещё на несколько дюймов выше него, и одним движением Хината напоминает ему, как сильно он вырос со времён школы — как физически, так и ментально. Может ли Кагеяма сказать то же самое о себе? — Ты знаешь, это нормально — расстраиваться. Проигрывать отстойно, — рыжеволосый доигровщик мурлычет, Кагеяма не может не фыркнуть из-за того, насколько простое это утверждение. Хината ударяет его в бок, и фырканье сменяется хихиканьем, которое трансформируется в полный горловой смех. — Сколько тебе лет, двенадцать? — усмехается Кагеяма, с лёгкостью уклоняясь от следующего замахивающегося кулака. Он делает несколько шагов назад, чтобы оказаться вне пределов досягаемости, а затем чувствует, как он падает на живот, когда его нога соскальзывает прямо в мокрый снег. Хината рефлекторно протягивает руку, чтобы помочь, и они оба падают на землю с Кагеямой на спине и Хинатой, растянувшимся на нём, как свинцовый груз. Кагеяма стонет, когда влага начинает впитываться в его одежду, протягивая руку, чтобы потереть больное место, где он ударился головой о твёрдую цементную землю. Шапка Хинаты упала вместе с маской и капюшоном Кагеямы, и Кагеяма замирает, глядя на другого человека, лежащего на нём, его лицо порозовело от холода и внезапного падения. Они были так близко, что мог почти посчитать веснушки Хинаты, которые он получил со времён игры под горячим бразильским солнцем, рассыпанных по его носу и щекам, как созвездия. Снежинки собирались в его волосах — совершенно белые на фоне блестящих рыжих прядей. Кагеяма поражён тем, как по-настоящему он красив. — Ты в порядке? — его голос кажется чужим даже для его собственных ушей, настолько он мягкий. Он повторяет предыдущее движение Хинаты и стряхивает снег с макушки, ухмыляясь, когда это заставляет Хинату снова покраснеть. — Разве не я должен спрашивать тебя об этом? — Хината заворчал, двигаясь, чтобы встать, но был остановлен Кагеямой, схватившим его за запястья. Они долго смотрят друг на друга, застыв во времени, прежде чем Хината украдкой оглядывается, проверяя, нет ли кого поблизости. Они, к счастью, блаженно одни в заснеженном дворе, единственные два идиота, оставшиеся болтаться на холоде после игры, которая давно закончилась. — Шоё. Взгляд Хинаты скользит обратно к нему, и Кагеяма ждёт, большой палец рассеянно поглаживает мягкую внутреннюю сторону запястья Хинаты. Доигровщик надувает губы, потом вздыхает, а перед ним густо клубится туман. — Бакаяма. Его губы холодные, когда они наконец прижимаются к губам Кагеямы, и связующий мурлычет, отпустив одну из рук Хинаты — так он смог соскользнуть пальцами в густые, непослушные рыжие волосы и притянуть его ближе. Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как он в последний раз наслаждался этим, и он собирается сделать так, чтобы это продолжалось как можно дольше. Он облизывает губы Хинаты и улыбается в ответ на поцелуй, когда его впускают внутрь, наклоняя голову, получая лучший угол, чтобы исследовать как можно больше. Хината на вкус, как кола, которую он, должно быть, пил во время игры, и Кагеяма гоняется за вкусом языка, слизывая его, пока всё, что он может найти — это он сам в каждом углу. Он покусывает нижнюю губу, когда, наконец, отрывается, радуясь, увидев знакомый жар, тлеющий в этих медных карих глазах. — Тебе обязательно возвращаться сегодня вечером? — спрашивает он, скользя пальцами сквозь волосы Хинаты и вниз, выводя круги сзади его шеи. Останься со мной. Хината усмехается и энергично покачивает головой, прежде чем прижаться своим лбом ко лбу Кагеямы. — Мой поезд отправляется только завтра. До тех пор, пока я буду у тебя. И вот так они снова оказались в гостиничном номере Кагеямы, когда солнце садилось низко над горизонтом, и член Кагеямы глубоко погружался в напряжённое, нетерпеливое тело Хинаты. Снег, наконец, прекратил идти, и облака разошлись как раз вовремя, чтобы угасающий свет осветил белую пудру, покрывавшую весь город мягкими белыми хлопьями. Кагеяма так устал из-за прошедшей игры, болит от жгучего проигрыша и болит от падения на землю, и он не сопротивляется, когда Хината раздевает его догола и толкает обратно в кровать. Только наблюдает, как Хината снимает с себя одежду и подползает, оказываясь сверху него. — Просто лежи и наблюдай, как я выиграю, — Хината дразнит, затаив дыхание, когда он раскрывает пальцы, шлёпая Кагеяму по рукам, когда тот пытается помочь. Он абсолютно великолепен, как командующий и контролирующий, бёдра напрягаются вокруг бёдер Кагеямы, а мышцы живота призывно изгибаются с каждым вдохом. И когда он, наконец, опускается на него, — голоса, наполняющие его голову критикой и упрёками, просто перестают существовать. Хината на этот раз целует его яростно, и Кагеяма стонет, сопротивляясь невероятно сильной руке, прижимающей его запястья к покрывалу. Его уставшее тело горит от удовольствия, и он подтягивает свои бёдра, насколько это возможно с его ограниченными возможностями, но Хината кладёт ладонь на живот Кагеямы и прижимает его к кровати. Угасающий солнечный свет бросает каждый дюйм Хинаты в резкий контраст, и Кагеяма заполняет его, хватая ртом воздух каждый раз, когда Хината опускается обратно на его ноющий член. Он такой узкий и влажный, и Кагеяма решает, что не хочет, чтобы этот момент когда-либо заканчивался. Не в первый раз он надеется, что они смогут сыграть в одной команде, потому что, как бы сильно он не любил их сражения на площадке, ничто не сравнится с трепетом от того, что Хината Шоё рядом с ним. Их тела двигаются вместе так же естественно, как дыхание. Кагеяма закрывает глаза от нарастающего в животе удовольствия, сосредотачиваясь на тех точках, где кожа Хинаты касается его собственной. Мир гаснет, когда Кагеяма кончает, выгибая бёдра и кончая глубоко внутрь Хинаты горячими, липкими волнами. Он чувствует, как Хината содрогается и сжимается вокруг него, когда он достигает своего пика и стонет, выгибая спину против руки, всё ещё прижатой к его животу. Запястья Кагеямы внезапно освобождаются, и он без колебаний тянется к Хинате и притягивает его к своей груди, зарываясь лицом в потные рыжие волосы, чтобы вдохнуть мягкий, знакомый запах клубничного шампуня. Они остаются в таком положении некоторое время, устроившись вместе, и просто наслаждаются вечерней зарёй. В конце концов, они отрываются друг от друга, чтобы принять душ, и Кагеяма почти засыпает стоя, уставший и одурманенный от напряжения. Он даже не потрудился найти свою пижаму и просто упал на кровать с полотенцем, всё ещё обёрнутым вокруг его талии, смутно смотря на Хинату, сидящего рядом с ним. Рыжеволосый парень смотрит на вязальные спицы в своих руках, и есть явная разница между аккуратными, узкими рядами, что делает Кагеяма, и свободными, неопытными, которые Хината закончил, пока Кагеяма был в душе. — На самом деле, я делаю это для кое-кого, — Кагеяма усмехается, толкая Хинату в бок локтем. — Ушиджима-сан спросил меня, мог бы я сделать шарф в качестве рождественского подарка его мужу. Хината протестующе размахивает руками, и Кагеяма пользуется возможностью, крадя его обратно, ухмыляясь Хинате. Тот, что поменьше, дуется на него, явно выведенный из себя поддразниваниями Кагеямы. — Ты занимаешься этим годами, а я всего лишь новичок. Мы не можем быть всё время идеальными, идиот Тобио, — Хината ворчит и шумно плюхается на кровать, положив щеку на бедро Кагеямы, несмотря на его ворчливый тон. Кагеяма просто усмехается и осторожно распутывает несколько неаккуратных петель, которые сделал Хината из мягкой фиолетовой шерсти. Кагеяма начал заниматься вязанием ещё в старшей школе, после того, как узнал, что связующий Фукуродани вязал как хобби, чтобы улучшить координацию рук и глаз. Кагеяма всегда восхищался точностью пасов Акааши и решил попробовать, только чтобы обнаружить, что ему это действительно нравится. На протяжении многих лет Карасуно извлекали из него огромную пользу в виде множества свитеров, шляп и шарфов ручной работы. Сейчас его новая команда пожинает плоды, хотя он был удивлён, когда Ушиджима подошёл к нему, чтобы на самом деле попросить что-то. Он настаивал, что Тендо выглядит лучше в фиолетовом, а затем попытался заплатить Кагеяме, на что тот отказался. Во всяком случае, эта работа является скрытым благословением, потому что у него, честно, заканчиваются идеи для новых вещей, которые он мог бы сделать для своей команды. Можно иметь так много прихваток, пока их не станет слишком много, и дочка Ромеро появится на свет с огромной коллекцией вязаных чучел животных, уже готовых и ожидающих её. — Тебе просто нужно больше практиковаться. Это не так уж и тяжело, — Кагеяма хихикает, слегка шлёпая Хинату по щеке, чтобы привлечь внимание. Хината вскакивает и бросает на него яростные взгляды, потирая лицо и выглядя готовым к драке. Кагеяма закатывает глаза и раздвигает ноги, похлопывая по кровати между ними в молчаливом приглашении. Проходит мгновение, прежде чем Хината понимает, что он имеет в виду, но в конце концов он ползёт, медленно прислоняясь спиной к груди Кагеямы с небольшим протестующим криком, когда Кагеяма теряет терпение и дёргает его вниз. — Теперь просто смотри, как я делаю это, болван. Это не трудно, — он мурлычет в ухо Хинаты, немного усмехаясь, когда это заставляет Хинату затрепетать. На Хинате только узкие синие шорты, и вся эта голая, соблазнительная кожа творит чудеса, чтобы отвлечь связующего от того, что он пытается здесь сделать. Кагеяма упирается подбородком в плечо Хинаты, обвивая руками своего оскорбительно привлекательного парня, и пытается сфокусироваться на задаче под рукой, двигаясь так медленно, как только может, показывая Хинате движения спиц. — Всё дело в точности, как в волейболе. Ты не можешь быть небрежен со своими атаками только потому, что хочешь сделать их быстро — иначе ты окажешься вне игры, — объясняет Кагеяма, обматывая пряжу вокруг иглы и направляя её через петлю. Он выбрал очень мягкую, королевского пурпурного цвета пряжу для этого шарфа, и она скользит, как масло по гладкому металлу. Он продолжает в том же духе несколько минут, пока не чувствует, что Хината начинает клевать носом, и вздыхает, откидываясь назад, чтобы положение было удобнее для парня поменьше. Кагеяма украдкой бросает на него взгляд, и, конечно же, глаза Хинаты закрыты, голова откинута на широкое плечо Кагеямы. Под его глазами чёрные круги, и Кагеяма удивляется тому, как рано он встал, чтобы пройти свою ежедневную тренировку и успеть на поезд, чтобы прибыть вовремя на игру Кагеямы. Он откладывает в сторону вязанный шарф и с тихим щелчком выключает прикроватную лампу, осторожно вынимая ногу из-под Хинаты, чтобы не разбудить измученного нападающего. Кагеяма отбрасывает полотенце, а затем поднимает одеяло с края кровати. Шторы всё ещё широко раскрыты, и луна уже начала подниматься — большая и полная в чистом ночном небе. Она заливает комнату жутким белым сиянием, отбрасывая глубокие тени на спящего рядом человека. Он в очередной раз вспоминает, как прекрасен Хината Шоё, и как глупо повезло Кагеяме, что он добрался до него первым, прежде чем тот непременно попался на глаза стольким другим. Он сворачивается калачиком на боку и притягивает Хинату к своей груди, утыкаясь лицом в затылок Хинаты и вдыхая тёплый запах его кожи. Он так хорошо сидит в объятиях Кагеямы, и тому больно от мысли, что завтра Хинате снова придётся уехать. Оказывается, погоня за своими мечтами иногда проваливается. Но, возможно, всё не так уж и плохо, если это означает, что он будет играть в волейбол и всё ещё быть с Хинатой. Мир Кагеямы Тобио всегда состоял из одной вещи: волейбола. Но иногда, особенно когда он лежит в кровати, обвивая дерзкого рыжеволосого доигровщика, Кагеяма забывает о волейболе всего на несколько сладких, спокойных мгновений. Есть, спать, дышать... Хината Шоё.