Гарем

В коридор, ведущий в покои фаворитов Генриха, Шико лишний раз старался не сворачивать. Привычка эта была вызвана отнюдь не тем обстоятельством, которое первым приходит на ум. В конце концов, человек слаб, а короли, как известно, в данном смысле куда больше люди, чем все остальные смертные, хотя, казалось бы, традиционное обращение и вся атрибутика предполагает обратное. Но любоваться на обстановку комнат миньонов было все-таки выше его сил. Вся Франция знала, что основной статьей расходов королевства были подарки фаворитам короля. Подобная, с позволения сказать, щедрость не была новостью при любом из дворов Европы, однако с тех пор, как Генрих ввел в свой гарем новую персону, оная щедрость переросла все мыслимые пределы. Шико старался не портить себе настроение и аппетит, лишний раз задумываясь о королевских нравах и привычках, однако, оказываясь в этом коридоре, насквозь пропахшем дорогими духами и экзотическими благовониями, не мог отделаться от неприятных ассоциаций с рынком, причем торгующим живым товаром. Если к чужим слабостям он был готов относиться снисходительно, то чужая продажность неизменно приводила его в бешенство — по крайней мере, в той степени, в какой ему вообще было доступно это чувство. Однако сегодня у него не было выбора. Генрих с полудня изволил провалиться сквозь землю, и о его местонахождении ничего не знал даже Крийон — а это было уже серьезно. Оставалось надеяться, что его величество, по примеру владык Востока, завел привычку не только звать фаворитов к себе, но и лично навещать свой гарем, куда, по счастью, при французском дворе вход другим мужчинам пока что не был заказан. Дверь в комнаты оказалась не только не заперта, но даже толком не закрыта — панель немного отставала от косяка, словно последний входивший хлопнул ей слишком сильно, а потом не удосужился притворить. Шико счел это знаком одновременно и хорошим, и дурным. Он уже собирался постучать, когда услышал какой-то грохот и лязг, а сразу за тем раздался почему-то прерывистый голос Шомберга: — Оставь. Не теряй… времени. Заинтригованный этим заявлением — от чего господа миньоны не хотят отвлекаться до такой степени, что даже не кидаются сломя голову спасать «трофеи» своей сомнительной деятельности? — Шико на цыпочках подошел ближе и аккуратно приоткрыл створку. И моментально прирос к полу. Единственная пришедшая в голову мысль была проста: следовало бы догадаться. И, видимо, со своими выводами о том, что фавориты короля не разделяют его… гм, слабости, Шико все-таки поспешил. Шомберг, Можирон и д’Эпернон расположились на кровати последнего. Одежда их в беспорядке валялась на полу — и кто бы поверил, что главные модники двора могут обходиться со своим гардеробом столь небрежно. Шпаги обнаружились под дальним стулом — видимо, они-то и произвели давешний грохот, просто с этого стула свалившись. А троица на кровати времени и в самом деле не теряла. Шомберг лежал в вальяжной позе, закинув руки за голову и прищурившись от удовольствия. Д’Эпернон, стоя на четвереньках, склонился к самому его паху и ласкал языком налитую кровью плоть. При этом в спине он прогнулся так, что это, казалось, вообще за пределами возможностей человеческого тела, и его приподнятая задница и широко раздвинутые бедра выглядели до того непристойно и призывно, что даже Шико слегка проняло. Можирон же, похоже, и вовсе забыл обо всем на свете: он судорожно мял подставленные белоснежные ягодицы, откровенно наслаждаясь процессом и до крови закусив губу, и его темный, особенно на фоне белой кожи, член медленно, дразняще скользил по ложбинке… — Интересуешься? — вкрадчиво прошептали Шико в самое ухо. Тому хватило самообладания не отпрыгнуть судорожно, а спокойно отодвинуться и даже прикрыть дверь. Келюс, скрестив руки на груди, прислонился к стене и взирал на Шико с удивительно, особенно учитывая обстоятельства, благодушным выражением лица. Он, похоже, пребывал в превосходном настроении, и о причинах несложно было догадаться. — Постольку, поскольку разыскиваю Генрике. — Его величество у себя. Он… — Келюс сделал замысловатый жест рукой, — …отдыхает. «Надо думать», — мысленно сыронизировал Шико, вслух же сказал: — Его величество исчез на несколько часов, переполошив тех бездельников, которых называет охраной. — О, мы просто выезжали на прогулку, — пояснил Келюс. Вопрос о том, какого дьявола они отправились на эту прогулку без охраны, остался неозвученным: Шико как раз приметил новую изящную — и безумно дорогую, надо думать — застежку, скреплявшую плащ Келюса. — Знаешь, сын мой, — неожиданно для себя фыркнул Шико, — говорят, при султанском дворе тоже принято щедро одаривать ту одалиску, что сумела угодить господину. — Да? — Келюс задумчиво коснулся своей «обновки». Его затуманенные глаза красноречиво свидетельствовали о том, что мыслями он пребывает совсем в другом месте и в куда более приятной компании. — Как это мило с их стороны.

Конец