И был день седьмой, когда боги отдыхали от пиршеств кровавых.
Тьма вокруг совсем не страшит. Страшит нечто затаившееся в глубине души — то, что в последнее время мешает мыслить разумно. Мориарти лежит, не в силах пошевелиться, и ждёт, когда же ему позволят уйти. До этого ещё далеко — как правило, его отпускают перед рассветом. К тому времени он, можно сказать, обычно восстанавливается настолько, что ему не требуется сопровождение. Королевские врачи воистину творят чудеса с помощью порошков из растений, аналогов которым нет на Земле. На тусклом чёрном потолке вспыхивают и гаснут огоньки травянисто-зелёного цвета — словно тысяча изумрудов, и это так красиво, но Мориарти знает, что это никакой не потолок — это шоггот Её Величества охраняет Королеву и следит за ним. Сейчас Королева подобна сонному вулкану, что ждёт часа пробуждения, но пока она бодрствовала, объятия её были как кипящая лава. Мориарти передёргивает от одного только воспоминания, полного ужаса и всепоглощающей радости из-за того, что это быстро закончилось. Впрочем, закончилось временно. В следующий раз всё повторится вновь и, возможно, ему так не повезёт: Королева любит долгие прелюдии, это сегодня она устала от забот государственных. Мориарти неохотно отрывает отрешённый взор от тысячи изумрудных глаз и прислушивается к монотонному жужжанию спящей. Впрочем, Её Величество спит или не спит — он не может понять, никогда не мог. В темноте кажется, что рядом с ним покоится бесформенная масса из переплетённых щупалец; древнее божество, пришедшее из глубин веков. Каждая его ночь с богиней, с матерью народа, разрушительницей отсталых стран, — ритуал жертвоприношения, и он не может отказаться. Мориарти не знает, почему Королева снизошла до слабого смертного: что он может дать ей? Но если она вызывает его вновь и вновь, стало быть, она что-то получает от этой неестественной связи. Однажды он спросил — и получил ответ, над которым размышлял целую неделю: «Вы зажигаете звёзды, мой дорогой Джеймс. И раз уж вы заговорили на эту тему, тогда скажите мне — а вы?» Он не помнит, что ответил тогда своей Королеве, но помнит, что после приблизительно седьмого приглашения начал курить крепкий шэг.***
Щупальца Королевы скользят по обнажённому телу Мориарти, оставляя полосы слизи тускло-зелёного цвета. По приходу домой он обычно надолго закрывается в оборудованной по последнему слову техники ванной и безжалостно трёт себя грубой мочалкой до болезненной красноты. Только специальные средства помогают избавиться от этих следов. А ведь первое время он боготворил их: они напоминали ему о том, что Королева благоволит ему. Когда Королева стала обращаться с ним жёстче и редкие встречи превратились в обыденный ритуал, слизь стала клеймом, а не наградой. Со временем Мориарти научится испытывать мучительное наслаждение от осознания себя игрушкой для удовлетворения похоти божества. Он почти не дрожит от ужаса, когда одно из щупалец Королевы проникает в него и двигается в такт с жужжанием, что раздается в его голове. Он не знает, что действует на него сильнее: покушение на разум или это противоестественное вторжение. Когда это происходит, ему не остаётся ничего, кроме как закрыть глаза и постараться расслабиться, чтобы приглушить пронзительную боль от жутких ласк. Обычно Королева очень нежна с ним. В те ночи, когда она только изучала его, истязания изматывали его сильнее, но больше он не истекает кровью после ночных бдений. Думать об Альбионе, как советовал принц Альберт, Мориарти не может, мысли его заняты другим: обычно он представляет вместо своей Королевы того человека. Но это не так-то просто, ведь Королева и тот человек полностью противоположны друг другу по сути. Королева шепчет слова любви, но его воспалённый от чудовищного соития мозг не воспринимает их. Королева растягивает его, добавляет второе щупальце, а когда он не может выносить эту муку и начинает кричать, погружает в рот третье щупальце. Королева любит заниматься этим в тишине. Слова любви никак не согласуются в голове Мориарти с тем, что Её Величество делает с его телом и сознанием. Она не может не понимать, что в рамках человеческой морали это скорее истязание, чем любовь. У богов и мораль божественная, несоизмеримая с людской. Если бы вулканическая лава могла выражать нежные чувства, это выглядело бы именно так. Между толчками королевских щупалец ему приходит в голову нечто безумное: остаться одним во тьме без древних властителей для людей — не самый худший вариант, но эта странная мысль быстро гаснет. Он сейчас не один во тьме, и дело вовсе не в Королеве. В его мыслях тот человек, что верит в будущее без богов. И если бы сейчас они лежали в одной постели, то слова любви бы вовсе не были произнесены, но этого бы и не потребовалось. Они бы поняли друг друга без слов, и тот человек обязательно спросил бы его, как ему нравится. А вот Её Величеству глубоко безразличны такие мелочи: она брала то, что хотела, и так повелось с тех пор, как она вернулась к людям из тьмы веков.***
Склизкое щупальце гладит Мориарти по обнажённой груди, спускается ниже, скользит по внутренней стороне бедра. Он пытается представить, что это не Королева, это… Нет, невозможно такое представить. — Опять думаете о нём, — раздается голос Королевы в его голове. Если бы речь шла о человеке, уместно было бы употребить слово «обиженно» или «разочарованно». Но нет, как может обижаться на человеческую глупость древнее божество с зелёной кровью, горячей, как вулканическая лава? Мориарти не знает, что ответить: это не вопрос, ведь пока она касается его, их сознания сплетены. — Скажите мне, дорогой мой Джеймс, как часто вы посещаете трущобы Сент-Джайлса? А это уже вопрос. Он действительно бывает там, ищет того человека, ищет и не может найти, и сердце его истерзано тоской. — Я… не так часто как бы мне того хотелось. Слишком много дел навалилось, да ещё мне пришлось заменять профессора Доджсона в качестве главы экзаменационной комиссии. Сейчас время экзаменов. Поэтому я не могу… Щупальце Королевы нежно обвивает его шею, он замолкает. — Мы знаем, где этот человек. Мы можем изловить его для вас. Он не успевает удивиться: слишком много сил потрачено для того, чтобы оставаться в здравом уме. — Вот как. Но почему тогда он до сих пор на свободе? — Потому что я хочу, чтобы он привёл нас к своим друзьям. Но ради вас я готова на многое. Хотите, чтобы его привели к вам? — Нет. Королева отпускает его и протягивает одно из щупалец к подносу у края постели: там стоит бокал со льдом и нектаром богов. — Но вы ведь желаете его, — равнодушно жужжит Королева. — Вы можете получить его, если хотите. Но если не хотите, я могу забрать его себе. Мориарти представляет на мгновение, что Королева может сделать с тем человеком, и усилием воли сдерживает рвотный позыв. — Нет, я… Он мне безразличен. Лёд в бокале, наполовину пустом, звякает о хрусталь. — Вы лжёте? Это даже забавно. — Да, но… я так не хочу. Он мучительно подбирает слова, чтобы стало яснее, но это бесполезно. — Я хочу, чтобы он тоже хотел. — А, вот как, ну эти ваши человеческие игры я не понимаю. Королева смеётся, и её душа сейчас как на ладони — трещины и застывшая зелёная лава в них. Если бы разум Мориарти не был таким же холодным, как лёд в её бокале, он бы давно растворился в жарком, липком, жутком. Чужом. Мориарти долго одевается. Движения его замедлены — то результат употребляемых им порошков для облегчения служения королеве в ночных бдениях. Королева смотрит на него, и глаза её мерцают во тьме. Обычно он торопится уйти, но не теперь, когда она упомянула того человека. — Ваше Величество. Могу ли я попросить вас об одолжении? — Об одолжении? Вы можете попросить меня о чём угодно. Он долго думает, прежде чем произнести: — Я не хочу, чтобы он… этот человек пострадал. — Хотите, чтобы от него пострадали мои родичи? — Нет. Я не это хотел сказать. Сознание его всё ещё спутано. Её Величество словно вложила в его душу что-то чужеродное. — Я имел в виду, чтобы вы сразу убили его, когда схватите. Королева долго смотрит на него, и ему стоит большого усилия не опускать глаза. — Но я не собираюсь убивать его, мой дорогой. Я уже решила, что подарю его вам. Если не хотите сейчас, то потом. Он никуда не денется из Альбиона. — Премного вам благодарен. Когда Мориарти спускается с опаловой лестницы вниз, его мучает осознание, что не так-то просто быть не одному во тьме.