вмешательство

После реформацы и переезда к Эдварду Джонатан ожидал, что его разум успокоится. Он был врачом, но предположение, того что его травма исчезнет вместе с воспоминаниями о Пугале, в лучшем случае вселяло надежду. И, не отвлекаясь на злодейские дела, или же изучение страха, ему оставалось управлять лишь своим собственным. Не правдоподобные фобии. Только его собственные воспоминания. Воспоминания, которые вызывали чувство страха, действовали удушающе. Он кричал среди старых страшилок и детских воспоминаний. Проснулся он с криком про ужасное поле и школьников. Это становилось проблемой. Он убедил себя, что достаточно хорошо осведомлен, чтобы справиться с этим. Он найдет выход за пределами Пугола. Но не удавалось. Эдварду нравилось, когда он экспериментировал, готовил или писал истории, нарушающие авторские права. Это были хобби, лекарством от скуки. Но кошмары остались, как и жалкое внимание. В колледже это не было проблемой. Он работал и употреблял таблетки с кофеином. Джонатан отмахивался избегая чьих либо вмешательств. Присутствие Эда ночью обнадеживала, но этого было недостаточно. Он может только ждать, пока его тело не сдастся, оставив его разум в ужасе. Время почти час ночи, и Эд ерзает, укрепляя кокан, в котором он заснул. Джонатан смотрит на своего возлюбленного, но молчит. По крайней мере, его крик не разбудил Эдварда. "Не спиться?" Эд знал ответ на свой вопрос, но Джон успокоил его, пожав плечами. Эд начал вылезать из под одеяла .Он натягивает халат и идет к Джону, щелкая лампой, прежде чем отправиться в их гостиную. Яркий свет заставляет Джона искать очки. Эд возвращается с двумя дымящимися кружками в руке и прищуренными глазами. Джонатан изучает его без стыда. Оттуда, где халат срезается до складок вокруг серповидных глаз. В груди его заросла нежность. Он принимает предложенную кружку, хихикая при мысли о чае, приготовленном в микроволновой печи. Если бы гений не был полусонным, он бы проповедовал про электрический чайник. Джон не возражал, чай есть чай, по его мнению, но он может подразнить Эда насчет этого позже. Момент прекрасен, и он ценит, что его заняты вне четырех стен. Садясь рядом с ним, Эд отпивает из кружки. Он чмокает губами и неприятно зевает, глядя на своего партнера. «Ты не спишь. Тебе становится хуже». Джон ошеломлена слушает. Он качает головой, чтобы сообщить, что понимает, но от этого становится хуже. Зеленые глаза наполняются слезами, и он чувствует укол вины. «Я люблю тебя, Джонатан. Я просто хочу знать, чтобы помочь. Я не буду делать ничего иррационального». Он отвечает хриплым голосом: «Ты не можешь. Мне уже давно надо было помочь, и мое пренебрежение этим вопросом привело меня в отчаяние. Мне очень жаль, дорогой». Заявление заканчивается эмоциями, и на мгновение он понимает, что Эд ему поверит. Этого человека не обмануть. «Чушь собачья, Джонатан». Эд фыркает, наклоняется, чтобы поставить кружку на подставку, и берет свою кружку. «Достаточно Хорошо сформулированое но лож». Джон расправляет плечи, чувствуя себя более защищенным. «Тогда, возможно, я не хочу делиться». «Тогда кого я могу позвать, чтобы помочь? Харли, Айви? Виктора, черт возьми. Меня не волнует, если это не я, Джон, мое эго не пострадает, но ты не можешь быть несчастным И ждать, что я буду игнорировать это!" Пауза, без напряжения, но нуждающаяся в облегчении от молчаливого колебания. «Я не несчастный», - Джон кладет руку на руку Эда, растирая круги большим пальцем. «Я бы объяснил это тебе, если бы это было не так просто. Ты слушал рассказы из моего детства. Ты знаеш, как это повлияла на меня. Я не хочу тебе наполнять слезливыми историями для хорошова ночнова сна". Озадаченное выражение лица было всем предупреждением, которое получил Джон, прежде чем его прижаться к груди Эдварда. Гладкие руки расчесали его волосы, и у Джона не хватило духу оторваться. «Тогда просто все равно скажи мне, чтобы я помог тебе». Эд вздыхает: «Вы можете попросить о помощи. Разве это не то, чему вы научились, когда защитили докторскую диссертацию?» Подняв голову, Джонатан хмыкнул в знак согласия. «Да, дорогой. Я в курсе». «Хорошо, потому что ты беспокоишь меня, ты больной и…» - его прерывает зевок. «Джонатан, ты засыпаешь?» «Ваш голос успокаивает». Эд краснеет, но продолжает лекцию. «Ваши потребности важны, Джон. От сна к вниманию. Вы могли выжить как Пугало, но теперь все по-другому. Вы не можете игнорировать все». "Вы так относитесь к Загадочнику?" «Я больше не чувствую необходимости терроризировать город для привлечения внимания». «Я до сих пор восхищаюсь страхом. Однако теперь огромные количества самопроизводства превратились в лихорадку». О, как лирически развивается лишение сна. "Ты можешь продолжать говорить?" Пока мы не уснем. Уже поздно." Тон голоса Джонатана - предмет обсуждения между раскрытым и фактическим. Эд выключает лампу, несколько раз ритмично дернув за шнур, прежде чем поставить очки и лечь, Джонатан все еще сжимается в его руках. Он болтает о Нине и Дейдре. Как они устроились, как планируют усыновить ребенка . Речь продолжается еще тридцать минут, пока Джон не засыпает и не поворачивается. Он смотрит сквозь темноту и целует Эда. Жара втягивает его в себя, и он не отступает, пока его веки не закрываются, и они с Эдом укрываются вместе под одиалом. «Я продолжу это вмешательство завтра». "Я знаю."