Phantom Memories

      Мягкий язык скользнул в его рот, настойчиво, изучающе, и он покорно впустил его. Тело дрожало в предвкушении, и он потянулся навстречу, углубляя поцелуй. Жар, влага, эти губы, этот язык — он не мог думать ни о чем больше. Он тонул в ощущениях: в сладостном дыхании, одном на двоих, в тепле прижатого к нему тела, в короткой шелковистой шерсти под его пальцами.       Он слабо простонал, когда поцелуй прервался. Он хотел, чтобы это продолжалось вечно…       — Весьма интересные воспоминания в твоей голове, еж.       Черно-белый шакал хищно облизнулся, внимательно изучая его раскрасневшееся лицо.       Инфинит заявился в его камеру посреди ночи, когда Соник, совершенно разбитый после дневных пыток, надеялся урвать хоть немного отдыха. Все, чего он хотел — лишь небольшую передышку, чтобы собраться с силами и пережить следующий кошмарный день. Но этому желанию, как он к своему отчаянию обнаружил, не суждено было сбыться.       В итоге, сейчас он сидел, прижатый к стене, со скованными за спиной руками, а напротив, с недобрым огнем в глазах, склонился его тюремщик с пренеприятнейшей способностью проникать в воспоминания и творить иллюзии, неотличимые от реальности.       Соник судорожно выдохнул сквозь сжатые зубы. Он все еще чувствовал фантомный поцелуй, выдернутый из его воспоминаний. Тот, который должен был принадлежать лишь ему одному. Но губы горели по-настоящему, и, облизнув их, он почувствовал кровь, сочившуюся из укусов.       Он не хотел думать, чьи они были.       — Прекрати это, — голос предательски дрогнул.       — Что именно? — спросил Инфинит с издевкой, — Это…?       Темные руки, такие удивительно-нежные, прошлись вдоль по его телу, посылая тысячи мурашек с каждым касанием. Горячее дыхание обожгло шею, и острые зубы аккуратно прикусили кожу, достаточно чувствительно, чтобы не ранить, но тем не менее оставить след.       В ответ он лишь откинул голову, обнажая шею. Еще. Он хотел еще: больше этих губ, больше прикосновений, больше этих безмолвных жестов, каждый из которых заявлял на него единоличные права…       -…Или может это?       Затем рука спустилась ниже и, дразня, провела по внутренней поверхности бедра, заставив его бесстыдно раздвинуть ноги еще шире. Хаос, эта восхитительная пытка сводила его с ума. Он был готов на все, лишь бы эти пальцы наконец-то достигли цели. Он двинулся навстречу, чуть ли не плача от досады, когда вновь не получил желаемого.       — Ну же… Прошу…       Короткий смешок, еще пара мгновений сладкой муки на грани, и он наконец-то был вознагражден.       Горячая ладонь обхватила его и незамедлительно начала двигаться, с каждым толчком посылая волны наслаждения по всему телу. Он так долго ждал этого, что ему хватило нескольких мгновений, и он громко простонал Его имя, умоляя остановиться.       — П-подожди… Я… я больше не могу… Я сейчас…       Он захлебнулся очередным стоном, когда уха коснулся обжигающий шепот:       — Быстр, как и всегда, да?       И этого оказалось достаточно…       …чтобы горячая волна, затопившая его с головой, излилась наружу.       Тяжело дыша, Соник безуспешно пытался унять дрожь. За все время, проведенное в плену, он не испытывал ничего, кроме боли, так что эта внезапная вспышка наслаждения стала настолько оглушающей, что он не сразу понял, когда именно вынырнул из воспоминаний.       — Уже все? «Быстр, как и всегда», не так ли? — шакал усмехнулся и вытер руку о его бедро, оставляя липкий след.       Шею пронзила боль, и Соник запоздало проводил взглядом теплую струйку крови, стекающую по груди. На этот раз укус был слишком очевиден, чтобы его игнорировать, и он почувствовал, как жжет в глазах от подступающих слез.       Надо держаться. Инфинит ни в коем случае не должен понять, что эта пытка заставляет его внутренне кричать, умоляя, чтобы шакал остановился.       Слишком многое из его воспоминаний уже было вытащено наружу. Эггмана, конечно, в первую очередь интересовало расположение изумрудов и сил Сопротивления, но Инфинит находил изощренное удовольствие, раскапывая более личное. Отыскивая сокровенное, заставляя переживать заново, как в первый раз. Всегда, как в первый…       Сначала это были страхи. Неудачи и поражения. Краткие мгновения сомнений, секунды на грани между жизнью и смертью, когда он невольно поддавался панике. Они растягивались в минуты, а те — в часы, в бесконечном цикле повторов.       К этому невозможно было привыкнуть, но теперь Соник жаждал их возвращения. Потому что происходящее сейчас было во много раз хуже.       Он дорожил этими воспоминаниями. Их было немного, гораздо меньше, чем бы ему хотелось, но оттого они казались еще ценнее. Да, было немало других: счастливых встреч с друзьями, радостных побед, веселых и захватывающих приключений — всех тех, что скрашивали его мрачное настоящее, не позволяя терять надежду.       Но эти… Именно эти — личные, интимные, полные удовольствий другого рода — были болезненно свежи. Даже до плена он иногда ловил себя на мысли, что это было слишком хорошо, чтобы быть правдой, учитывая все обстоятельства их непростых взаимоотношений. Словно это был очередной сон. Сон, длиной в месяц. Сон, который внезапно прервался пленом.       И теперь в эти хрупкие, новые для него воспоминания бесцеремонно вторглись, извратили и вывернули в угоду чужому удовольствию. Он ничего не мог поделать с отвращением, отчаянием и болью, которые навечно поселились в них. Хотелось надеяться, что шакал удовлетворится его текущим унижением, но эта надежда была до того призрачной, что он готов был рассмеяться над собственной наивностью.       Инфинит поднялся, встав в полный рост. Схватив Соника за подбородок, он задрал его вверх, и синий герой замер, боясь представить, что придет в голову его мучителю следующим. Точнее, что тот найдет в его голове.       — Не думал, что это окажется настолько занимательно, — задумчиво протянул шакал, все еще зловеще улыбаясь, — Давай посмотрим, как еще вы развлекались.       Горячая плоть дернулась под его языком, когда он облизнул ее в первый раз. Уши уловили короткий вздох и последовавшее за ним приглушенное ругательство, что заставило его самодовольно улыбнуться.       Он медленно провел языком по всей длине и задержался в конце ровно на мгновение.       -…это что, месть?       — Именно, — выдохнул он в миллиметрах от цели, хитро прищурившись.       — Я тебя ненавижу.       — Взаимно.       И, не дав времени опомниться, он резко заглотил все до конца.       — Агх! Черт, Соник…       Он победно ухмыльнулся, не прекращая двигаться и ловя каждый звук, стараясь подобрать нужный темп. Теперь его очередь, и он хочет услышать стоны удовольствия, хочет быть их причиной.       Это оказалось непросто, но он был упрям и знал, как добиться желаемого: сначала дразнить языком, выводя замысловатые фигуры самым кончиком, пару раз нежно прикусить, лишь создав давление в нужных точках, а затем втянуть сильнее, впуская глубже, так, чтобы перехватило дыхание, задержать внутри на мгновение и резко отстраниться, позволив выскользнуть изо рта и снова дав языку доступ к самым чувствительным местам.       И вот уже он чувствует дрожь, слышит, как участилось дыхание, распаляя его самого еще больше, заставляя сдерживаться, чтобы не сорваться и не ускориться — нет, он будет медленным, будет дразнить, будет смаковать, заставит умолять, так, как заставили его. Но как же это сложно, когда этот низкий голос произносит его имя. Когда он все же добивается своего, и первые, уже не сдерживаемые стоны срываются с этих вечно искривленных в насмешке губ. Когда чужие пальцы в отчаянной немой просьбе впиваются в шерсть на его голове, не решаясь перехватить инициативу, позволяя ему продолжать, позволяя ему вести. Слишком, слишком сложно.       И он прекращает пытку.       Соник вернулся в реальность, чувствуя, что задыхается. Что-то горячее и пульсирующее заполняло его рот, и ему потребовалась секунда, чтобы в ужасе осознать, что именно происходит.       Он протестующе дернулся и замычал, но сильные руки держали его голову на месте, не давая отстраниться. А через мгновение стало уже слишком поздно.       Горячая жидкость выплеснулась в глотку, и он рефлекторно закашлялся, стараясь не пустить ее в легкие. Жгучая волна, не найдя другого выхода, пошла вверх, ударила в нос и вязко потекла наружу, забивая собой все чувства разом: запах, вкус, склизкое ощущение теплой влаги на лице, звук, этот оглушающий звук, отдающийся эхом в голове — его собственный немой крик, от которого из глаз брызнули обжигающие слезы унижения и стыда.       Инфинит толкнулся еще пару раз, продлевая собственное удовольствие, и наконец-то освободил его рот. Соник отчаянно вздохнул, наполняя легкие желанным кислородом, и тут же снова зашелся кашлем в попытке избавиться от чужеродного острого вкуса на языке. Но тщетно — внутренности скрутило спазмом в отвращении, и его стошнило на пол. Дважды.       Шакал лишь брезгливо поморщился, отодвигаясь, чтобы не запачкать ботинки.       — Что ж, это было весьма… интригующе, — прокомментировал он с усмешкой, наблюдая за тем, как синего героя бьет крупная дрожь, — Пожалуй, продолжим в следующий раз. Ведь мы не дошли до самого интересного.       И, под аккомпанемент своего удаляющегося смеха, Инфинит наконец-то покинул камеру, оставив пленника в желанном одиночестве.       Все еще скованный, Соник обессиленно сполз вниз по стене и сжался в комок на холодном полу камеры, сотрясаясь в беззвучных рыданиях.       Герой Мобиуса как никогда хотел умереть.