Дети моря

Согласно семейной легенде, плавать Ланка умела от рождения. Во всяком случае, никто не помнил, чтобы ее приходилось учить, чтобы она боялась воды… Боялись только взрослые — за нее. — Лана, Ланочка, не заплывай так далеко! Плескаться у берега, где вода взбаламучена другими купающимися, было неинтересно. Ланка заплывала подальше. Набегали волны, прозрачные и зеленоватые, словно стекло бутылок от кефира. Солнечные лучи дробились, рассыпались, отражаясь в поверхности воды. Вода ласкала Ланино тело, обнимала плечи, поддерживала. Лана играла, раскачивалась на волнах, ныряла. Здесь, далеко от берега, можно было плыть все вниз и вниз, и все равно не достать дна. Глубина давила на уши, голубовато-зеленое перед глазами сменялось темной, густой зеленью, где-то далеко внизу покачивались заросли морской травы, мелькали стремительные рыбки… — Ланочка, дочка, почему бы тебе не играть с другими детьми? Нет, Лане не было скучно одной. Другие дети и плавать-то толком не умели. Плескались, прыгали, брызгались… Однажды рядом с Ланой оказался незнакомый мальчик. Светлокожий, точно только что приехал на море — а плавал не хуже ее. Нет, даже лучше! И нырял глубже, и дольше мог оставаться под водой. Лана раньше с такими еще не встречалась. Ее даже из взрослых мало кто мог обогнать. — Ты откуда приехал? Как тебя зовут? — спрашивала Лана, качаясь на поверхности. Мальчик молчал. Улыбался, взмахивал рукой, и снова уходил под воду. И Лана тоже ныряла, стараясь догнать его, они брались за руки и плыли под водой долго-долго, сколько Лане хватало воздуха — а потом выныривали, и Лана отдыхала, лежа на воде, а мальчик плавал вокруг… — Ланочка, разве тебе не скучно одной? — Так я не одна, мамочка! У меня есть друг. Один мальчик… его зовут Нау. — Какое странное имя! Странное? Лана об этом не задумывалась. Да, у нее не было ни одного знакомого с таким именем — ну и что? Она даже не знала, сам ли он назвал свое имя, или это она придумала. Или не придумала? Может, это волны ей нашептали, ветер просвистел? Лана не сразу поняла, чем Нау отличается от нее, от всех остальных людей. Нет, не только тем, что хорошо плавал. Он дышал под водой — а на воздухе не дышал! Когда они всплывали на поверхность — для него это было все равно, как для Ланы, когда они ныряли. И говорить он мог только под водой. Он спрашивал, потом они выныривали, и Лана отвечала. И наоборот. Понятное дело, так много не наговоришься! Ну и ладно, им и без слов было хорошо вместе. — Мне с Нау весело, интереснее, чем с другими ребятами! Мама и папа почему-то переглядывались, и лица у них делались тревожные, словно даже испуганные. — Ланочка, а кто этот Нау? Откуда он? Почему ты нас не познакомишь? Лана смотрела с удивлением. Как же она их познакомит? Ведь Нау не может выйти на берег. Кажется, родители Нау задавали ему такие же вопросы. Потому что однажды он позвал Лану в гости. Она понимала, конечно, что не может нырять так же, как он. Но если несколько раз глубоко-глубоко вздохнуть, то можно продержаться под водой дольше обычного. Это же интересно — посмотреть, как он живет! Когда Лана, в очередной раз нырнув, не вынырнула, ее родители подняли на ноги весь пляж. Десяток мужчин снова и снова уходили в глубину, пока один не увидел наконец тоненькую фигурку с растрепанными волосами. Может, он и заметил, что за плечи девочку поддерживают такие же тонкие детские руки — но, конечно, решил, что показалось. — Ах, Лана, как же ты нас испугала! Ты ведь чуть не утонула! — Я думала, что успею вынырнуть… Но, мамочка, там ведь так красиво! Дом Нау — это настоящий замок, весь в ракушках, и с клумбами из водорослей, и рыбки вокруг… Потом Лана случайно услышала, как папа и мама шептались: — С этим что-то надо делать, такое уже выходит за рамки! — Какие рамки?! Вымышленный друг — это нормально, это у многих бывает. — А замок с клумбами — тоже нормально? — Ну… она же тонула, мозгу кислорода не хватало. Мало ли что приглючится в таком состоянии! С того дня Лана перестала рассказывать родителям про Нау. Зачем их огорчать? Сам Нау долго переживал, винил себя. — Ты во всем такая, как мы, я и не подумал, что ты не сможешь… — Слушай, а вы-то как? У тебя что, жабры? — Нет, зачем? У людей не бывает жабр. Такие же легкие. — И как же вы дышите? — Так же, как и ты. Ты дышишь смесью кислорода и азота, а мы — смесью кислорода и воды. Какая разница? Если бы ты сделала первый вдох, чтобы легкие заполнились… — А выйти на берег я после этого смогу? Нау грустно вздохнул. — Нет, это уже будет насовсем. — Ну, насовсем я не хочу! У меня мама с папой! Мамы с папой не стало, когда Лане было тринадцать. Автомобильная авария… Папа погиб на месте, мама — через три дня. Лана не плакала. Слезы жгли, душили ее изнутри, но никак не могли вырваться наружу. Летом она рассказала бы о своей беде Нау, и он бы взял бы ее за руку, ее боль отразилась бы в его глазах — и, разделенная на двоих, стала бы легче… Стояла зима, и холодные волны бились о промерзшую землю, присыпанную скудным снежком. На похороны съехались родственники. Обсуждали, среди прочего, и ее, Ланину, судьбу. Ланка подслушивала. Это нехорошо, конечно — а разве хорошо решать за человека, даже в его отсутствие? Она же не котенок, чтобы вот так обсуждать, кому его отдать, а может, на улицу выбросить. — Как-то нехорошо в детский дом, — голос у дяди Миши был почему-то виноватый. — Родную племянницу… — Родную?! — резко, визгливо отвечала тетя Ира. — Родную я бы и не отдала. Была бы это их дочь, а не найденыш безродный! Ланка не заплакала, поняв, что осиротела второй раз. И вообще больше не плакала. Никогда. Детдом был в другом городе, далеко от моря. Понемногу Лана привыкла к новой жизни. Воспитатели оказались внимательными и заботливыми, и дети жили дружно, без разборок и травли, о которых Лане случалось слышать раньше. Потом был институт, студенческое общежитие. Потом — съемная квартира. Ланка по-прежнему любила плавать, круглый год ходила в бассейн, в отпуск ездила на море… Но в тот городок, где прошло ее детство, она не возвращалась никогда. Там она была счастлива. Там у нее были родители и друг… Родители оказались ненастоящими. Друг — вымышленным. Теперь Лана, конечно, и сама это понимала. Многие дети, страдая от одиночества, придумывают себе товарища. Конечно, люди не дышат под водой… Болезнь подкралась незаметно. Сначала Ланке стало труднее подниматься на пятый этаж без лифта или пробежать за автобусом. Потом появилась одышка при обычной ходьбе. Потом Лана стала задыхаться постоянно. Фиброзирующий альвеолит — звучит непонятно и даже красиво. А суть страшная — легкие теряют упругость, становятся жесткими, и все труднее становится вдохнуть воздух… По утрам Лана выпивала целую пригоршню таблеток. Поначалу они помогали, одышка отступила. Она понимала, что это не вылечивается — но не переставала надеяться. Прожить еще год, и еще… а там, глядишь, появятся новые лекарства, новые методы. Потом надежды не стало. И тогда Лана купила билет в город, где родилась и выросла. Билет в один конец… Город изменился за эти годы — что же, она и сама изменилась. Медленно, задыхаясь, она шла по полузабытым улицам. Вышла на пляж. Май месяц, холодновато для купания. Но тепла ей не дождаться. В первый миг вода обожгла холодом. Она плыла, и, казалось, ей становилось легче. Линия буйков… Здесь они обычно встречались с Нау. Вернуться на берег она уже не смогла бы, даже если бы захотела. Волна захлестнула ее с головой. И еще одна. Сил больше не было. Она погружалась все глубже и глубже. Легкие горели. Невольно она сделала вдох… И поняла, что может дышать. Кто-то коснулся ее руки. Она обернулась. Нау тоже повзрослел, но улыбка осталась прежней. И глаза тоже. — Я ждал тебя, — он взял ее за руку. — Давай наперегонки?