***
Окружающие скептически настроены к Се Ляню, и Хуа Чэна это злит. Он восхищается упорством своего Се Ляня, когда у того не получается сделать домашнее задание с первого раза или сдать экзамен, но Се Лянь не сдается и упорно идет к своей цели, поднимаясь после падения. Се Лянь оказывается первым, кто всегда приходит на помощь. Он не может позволить себе бездействовать, когда другие страдают. И это разбивает хрупкое сердце Хуа Чэна. Когда помощь нужна была Се Ляню, никто не пришел ему на выручку, не протянул руку помощи, а только насмехались над ним и его страданиями. Хуа Чэн винил себя, хотя рядом быть не мог и помочь не мог тоже, потому что был бесполезен и слаб. Еще одна причина, почему у Хуа Чэна внутренности превращались в жидкое золото — Се Лянь умеет прощать. Еще тогда, полтора года назад, когда Хуа Чэн был лишь влюблен в Се Ляня, он жил местью, желая отомстить обидчикам своего избранника, но Се Лянь, прознав об этом, убедил озлобленного и жаждущего отмщения Хуа Чэна, что месть давным-давно утратила актуальность, и взял с него слово, что больше не вернется к своему дурацкому плану, Хуа Чэн, конечно, же наказал подлецов, а Се Лянь сделал вид, что этого не заметил. Хуа Чэн любит своего Се Ляня еще и потому, что его возлюбленный не боится замарать руки. Се Лянь много трудится: на учебе, на активистских движениях от своего факультета, на работе, хотя Хуа Чэн каждый раз говорит ему о том, что незачем волноваться о деньгах. Но Се Лянь самодостаточен и не собирается злоупотреблять щедростью и любовью своего бойфренда, позволяя платить за себя. Хуа Чэну приятно дарить Се Ляню подарки, ему нравится водить его в милые кофейни и радовать всякими мелочами, но еще больше ему нравится знать, что Се Ляню с ним комфортно. Хуа Чэн может перечислять бесконечное количество причин, почему он так сильно любит своего Се Ляня, и Хэ Сюань уверен, что где-то под матрасом Хуа Чэн хранит блокнотик с этими самыми причинами, но Хуа Чэн еще просто не знает или отказывается принять факт, что Се Лянь любит его гораздо больше. Хуа Чэн просто не может поверить, что такое светлое и прекрасное существо, как Се Лянь, может любить что-то мрачное и отвратительное, как он. Се Лянь за такие мысли его, конечно же, стукнет, но с прошествием дней, проведенных подле возлюбленного, Хуа Чэн больше не хочет думать о том, что он любви недостоин.***
Хуа Чэн ненавистным взглядом прожигает Хэ Сюаня, сидящего на кровати напротив, и всем своим видом показывает, чтобы тот, прихватив своего любимого Ши Цинсюаня, быстрее исчез с глаз долой. У Се Ляня, болтающего о предстоящих экзаменах с Ши Цинсюанем, растянутая ткань свитера с плеча скользит, оголяя молочную кожу с бледными отметинами от губ и зубов Хуа Чэна. Он метки любит ставить, помечать, клеймить своей любовью, чтобы окружающие знали и соваться не смели к его возлюбленному. Се Лянь смущается, краснеет густо, но никогда не признается вслух, что от мысли о ревнивых отметинах Хуа Чэна на своем теле в низу живота, под пупком, сворачивается, затягивается приятный узел. Он уверен, что на Хуа Чэна подобные мысли производят тот же эффект. До Хуа Чэна секс Се Ляню не нравился — его не было, но стоило представить, как чужие руки будут касаться его в сокровенных местах, тошнотворный комок вставал в горле. Хуа Чэну же Се Лянь позволяет все, но тот дальше поцелуев и легкого петтинга не заходит, потому что пообещал, что они будут продвигаться в приемлемом для Се Ляня темпе. Этот темп Се Ляня устраивал ровно до того момента, когда однажды, решив заглянуть в комнату Хуа Чэна и Хэ Сюаня, чтобы одолжить у них сахар, заметил раскинувшегося на кровати Хуа Чэна. Подтянутое стройное тело, напряженные мышцы живота и тяжелое дыхание. Се Лянь, ведомый любопытством, заглянул в образовавшуюся щель между дверью и стеной и прикрыл рот ладонью, чтобы удивленный вздох не сорвался с губ. Откинув одеяло и приспустив ниже клетчатые домашние штаны, Хуа Чэн водил рукой по возбужденному члену. В другой руке Хуа Чэн сжимал смартфон, и Се Лянь, к собственному смущению, обнаружил собственную подсвеченную фотографию. Обыкновенное селфи, где он улыбался и чувствовал себя счастливым человеком. Се Лянь поспешил закрыть дверь и поскорее забыть увиденное, но картина, где его возлюбленный с разметавшимися черными волосами по подушке с таким удовольствием ублажал себя, глядя на его, Се Ляня, фотографию, никак не желали покидать голову. Се Ляню вдруг стало очень грустно и совестно от того, что ради его комфорта Хуа Чэн довольствуется мастурбацией, находясь с ним в полноценных отношениях. Хуа Чэн так долго ждал его, терпеливо добивался и даже сейчас не спешил, делая все в угоду благополучия Се Ляня, но сам был достоин не меньшей любви и заботы, которой одаривал своего партнера. И сейчас, сидя рядом со своим Сань Ланом, Се Лянь чувствует, как тот напряжен. Мышцы бедра под его ладонью упругие, стальные. Хуа Чэн старается выглядеть непринужденно, расслабленно, но прямая спина, будто ему вместо позвоночника железный штырь вбили, выдает его с головой. Уставшие после занятий, они хотели провести время только вдвоем, прогнав Хэ Сюаня к Ши Цинсюаню в комнату, которую тот делил с Се Лянем, но болтливый Ши Цинсюань просто-напросто не замечает образовавшейся в комнате сгустившейся атмосферы и продолжает рассказывать о своих успехах в подготовке к устному экзамену. — Ши Цинсюань, может быть ты хочешь сходить в торговый центр и там миленько поболтать со своим парнем за сливочно-клубничным смузи? — Сань Лан предпринимает еще одну попытку, но Ши Цинсюань отмахивается от него, как от назойливой мухи, и говорит: — Хэ Сюань не любит шумиху, знаешь же прекрасно. Дай ему волю, так он в комнате запрется и вовсе откажется с людьми общаться. — Мы можем пойти к вам с Се Лянем в комнату, — недовольно бурчит Хэ Сюань и старается слиться с обстановкой, чтобы угрожающие взгляды Хуа Чэна до него не доходили. — Да? И что мы там будем делать, дорогой? Ты опять уткнешься в своей телефон и будешь в игры играть, а я буду вынужден ждать, пока ты уровень очередной пройдешь. Нет уж, дудки! И Хуа Чэн, и Се Лянь справедливо понимают молчаливого и замкнутого Хэ Сюаня. Ши Цинсюань всегда отличался особой болтливостью и впечатлительностью, а сейчас и вовсе не мог остановить поток слов, пересказывая то, как он спорил на паре с преподавателем, когда тот указал, что Ши Цинсюань быстро надоест своему собеседнику. — Сделай так, как говорит тебе твой парень, и я, так уж и быть, решу вопрос с билетами на концерт твоей любимой группы, — голос у Хуа Чэна рычащий, требовательный от нетерпения и раздражения. Ши Цинсюань, приложив палец к подбородку, как делал каждый раз, когда о чем-либо задумывался, затих и, трое остальных в комнате задержали дыхание. Хуа Чэн был почти уверен, что Ши Цинсюань не упустит возможности сходить на концерт группы, билеты на который уже давным-давно раскупили, поэтому он терпеливо ждет и гипнотизирует взглядом размышляющего Ши Цинсюаня. Наконец, хлопнув в ладоши, Ши Цинсюань, схватив Хэ Сюяня за руку, тянет за собой, вынуждая встать и присаживается в шутливом реверансе прежде, чем выйти за дверь, пообещав вечером рассказать Се Ляню оставшиеся подробности своего дня. Хуа Чэн, облегченно выдохнув, грациозно поднимается с кровати и закрывает дверь на замок, чтобы больше никто не смог помешать ему наслаждаться своим Се Лянем. — Ты правда сможешь достать эти билеты? — улыбка у Се Ляня добрая, солнечная. От нее у Хуа Чэна сердце бьется где-то в горле, и жидкое благородное золото плескается в желудке. Он все сделает, лишь бы Се Лянь чаще так улыбался. — Ши Цинсюань потом мне все уши прожужжит. — Я давно предлагал гэгэ переехать вместе со мной в квартиру, но гэгэ отказался, сказав, что не сможет жить за мой счет, — Се Лянь при упоминании давнего разговора хмурится забавно, и Хуа Чэн глушит смешок в кулаке, поднесенном ко рту. — Гэгэ следует подумать об этом на досуге. — Я и так сижу у тебя на шее, Сань Лан, и не хочу… Хуа Чэн прерывает его, сокращая разделяющее их расстояние в несколько шагов, оказывается на кровати и нависает над Се Лянем, касаясь тыльной стороной ладони его щеки. Прикосновение бережное, нежное, и Се Лянь в который раз чувствует себя драгоценной статуэткой в руках коллекционера. У его Сань Лана руки красивые, сильные. С тонкими запястьями и жилистыми, очерченными кистями. Длинные тонкие пальцы с черным идеальным маникюром накручивают прядку волос Се Ляня, игриво подносят ко рту и дарят поцелуй. У Сань Лана кожа светлая, белесая с оттенком серого; контрастирует с черными прямыми волосами и красной подводкой под глазами. У Се Ляня дыхание перехватывает, когда Хуа Чэн наклоняется, ласково носом потирается о его щеку, сухими губами касается разрумянившейся кожи. Он улыбается, осознав, что Сань Лан тоже почти не дышит, обхватывает ладонями щеки возлюбленного и, утянув того на себя, целует крепко, настырно, языком внутрь толкаясь. Хуа Чэн в соединенные губы охает, единственный глаз прикрывает и руками под спину Се Ляня пробирается, ближе к себе притягивает. Они целуются жадно, голодно, словно целую вечность провели в разлуке, не жалея губ. Се Лянь сильный, выносливый. Он переворачивает их, седлая чужие бедра, задницей нарочно проезжается по вздыбленной ширинке на черных джинсах Хуа Чэна. Тот задушено вздыхает, млеет и смотрит из-под встрепанной челки томно: — Гэгэ играет со мной, — Се Лянь улыбается восторженно, сияя ярче солнца, ведет ладонями по крепкой груди Хуа Чэна и слышит, как слова в горле у того застревают, когда пальцы касаются напряженного живота. — Совсем не жалеет своего бедного Сань Лана. — Когда я прошу Сань Лана меня пощадить, он только делает пытку слаще, — Се Лянь возражает и наклоняется, оставляя поцелуи-укусы на шее и ключице Хуа Чэна. Хуа Чэн дрожит всем телом, под поцелуи подставляется и бедра вскидывает с Се Лянем на них, всю силу своего желания показывает. Се Лянь мучительно медленно расстегивает каждую пуговичку на рубахе Хуа Чэна, помогает возлюбленному снять ненужную вещь, и возвращается к груди Сань Лана, накрывает губами правый сосок, а левый — в плен берет меж указательным и большим пальцем. Обычно ведущую позицию занимает Хуа Чэн, лаская и любя Се Ляня, но сегодня у Се Ляня бунтарское, раскованное настроение, поэтому он поднимает глаза и натыкается на встревоженный взгляд сверху. — Я сделал что-то не так? — Се Лянь тут же прекращает свое занятие, приподнимаясь. — Сань Лану больно? Хуа Чэн ударить себя хочет за виноватое выражение на лице его возлюбленного. Он накрывает руку Се Ляня, прижатую к своей груди, ладонью, не дает отстраниться и спешит уверить: — Я приму все, что даст мне гэгэ, как самый ценный подарок, — Хуа Чэн приподнимается на локтях, преданно заглядывает в золотисто-карие глаза Се Ляня и заправляет прядь волос, выбившуюся из прически, ему за ухо. — Гэгэ сегодня такой смелый и решительный, что верный Сань Лан просто счастью своему поверить не может. Се Лянь смущенно улыбается, краснеет пуще прежнего и укладывает Хуа Чэна обратно на кровать, чтобы продолжить ласки. Ему интересно побывать на другой стороне процесса, где обычно властвует Сань Лан. Это он одаривает Сань Лана ласками, целует везде, куда достают губы, и трогает так трепетно и нежно, будто серебристые бабочки кожи касаются крылышками. Се Лянь хочет быть хотя бы чуточку таким же смелым и ласковым, как его Хуа Чэн, не стесняться целовать и трогать там, где более всего приятно. Когда губы Се Ляня спускаются к кромке черных джинсов, целуют над тканью, а кончики ловких пальцев скользят, гладят и массируют напряженные мышцы живота, Хуа Чэн захлебывается стоном и прикусывает костяшки собственного кулака, чтобы не смущать любимого сильнее. Се Лянь пуговичку расстегивает, собачку ширинки вниз тянет и, приподнявшись, спускает ниже джинсы вместе с бельем Хуа Чэна. Член Сань Лана упруго подскакивает вверх и шлепается о живот, пачкая кожу прозрачной смазкой. Се Лянь вздрагивает от облегченного стона возлюбленного, бедрами ведет на чужих коленях и замирает в нерешительности. То, что вытворяет своими губами и языком Хуа Чэн, сложно описать словами. Каждый раз, когда Сань Лан касается его члена, у Се Ляня перед глазами искорки золотистые пляшут, а картинка смазывается настолько, что остается только теряться в приятой неге и толкаться бедрами в ласковый податливый рот. Повторить такое будет выше его сил, а оплошать перед Сань Ланом и оставить его без долгожданного удовольствия означает расписаться в собственной трусости и жалости. — Тебе не обязательно делать это, гэгэ, — подмечает Хуа Чэн, заметив замешательство возлюбленного. — Я уже получил больше, чем рассчитывал когда-либо. За такие мысли Хуа Чэна хочется ударить. Но Се Лянь никогда так не поступит, потому что его Сань Лань заслуживает ласки, трепетного отношения и любви, самой настоящей и теплой, хоть и отрицает это так часто. Хуа Чэн, обхватив Се Ляня руками, переворачивает их, меняя позу и подгребая любимого под себя. Целует смело, развязно, острыми резцами прикусывает кожу на ключицах, выбивая воздух у Се Ляня из легких. Стаскивает бежевый свитер, соски облизывает, нежную кожу вокруг прихватывая губами. Будь Се Лянь хоть бы в половину таким же смелым, сгорел бы со стыда, поэтому непоколебимость Хуа Чэна так восхищает. Сань Лан бережно стягивает с худых длинных ног Се Ляня светлые брюки вместе с нижним бельем, целует кожу под пупком и поднимает влюбленный взгляд: — Ты же помнишь, что мы в любой момент можем прекратить, гэгэ? — Се Лянь вздрагивает от хриплого от желания голоса Хуа Чэна, приподнимается, чтобы приласкать пальцами чужую щеку и решительно отвечает: — Но в этот раз я не хочу останавливаться, Сань Лан. Хуа Чэн гулко сглатывает, его ресницы трепетно дрожат. Сухие теплые губы оставляют ласковый, почти целомудренный поцелуй на головке члена, и Се Ляня на постели подбрасывает, дугой выгибает от разливающихся в его теле чувств. Хуа Чэн давит в себе самодовольную улыбку, взглядом из-под ресниц в Се Ляня стреляет и медленно вбирает в рот твердый, сочащийся смазкой член, пока холодные кончики пальцев поглаживают кожу на поджавшихся яичках. Се Лянь хочет сказать, как сильно он любит своего Сань Лана, как благодарен и признателен ему за заботу и ласку, но с губ вместо слов срываются нуждающиеся стоны. Хуа Чэна это более чем устраивает. Он перехватывает ноги своего возлюбленного под коленями, закидывает к себе на плечи и выпускает с влажным хлюпаньем член Се Ляня изо рта, напоследок облизав головку. Прихватывает губами нежную кожу на внутренней стороне бедра, склоняет голову вбок и прикусывает персиковую кожу на левой ягодице, тут же зализывая израненное место языком. Если бы мысли Се Ляня не были заняты Хуа Чэном, его умелым языком и узловатыми ловкими пальцами, то непременно бы поблагодарил собственное тело за то, что краснел он только щеками. Губы Хуа Чэна, тем временем, скользят дальше, и кончик ярко-розового языка играюче задевает сжатое колечко мышц, а пальцы, обхватив член, ведут по стволу вверх, расслабляя и отвлекая. Се Лянь хочет воспротивиться, но блестящие болезненной нежностью глаза и умелые пальцы на члене перехватывают на себя все внимание. Язык Хуа Чэна настойчиво толкается внутрь, вылизывает безостановочно нежные стенки, и Се Ляню почти больно от этого давления, но пальцы Сань Лана в бережном захвате проводят вверх-вниз по напряженному члену. Большой палец задевает уздечку, дразнит ногтем с черным лаком щелочку уретры, и Се Лянь скулит, подкидывая бедра. Он вперед подается бедрами, пытается на язык насадиться, стремясь заполнить себя как можно сильнее, но этого оказывается недостаточно, и Се Лянь разочарованно хнычет. Заметив подобную реакцию, Хуа Чэн усмехается, последний поцелуй оставляет возле поджавшегося входа и ловко вверх скользит всем телом, усаживаясь на коленях между бесстыдно разведенных ног возлюбленного. Се Лянь крупно дрожит, извивается, сжимая меж пальцев одеяло и жадным взглядом впивается в ладонь Сань Лана, которая ведет по бедру ниже, накрывает член и оглаживает очерченные венки на стволе. Се Лянь стонет, потому что свободной рукой Хуа Чэн стискивает член в кулаке, быстро-быстро скользит по напряженной плоти, и Се Лянь толкается в чужую ласковую ладонь, выгибается от переполняющих ощущений и изливается, пачкая пальцы Хуа Чэна и свой живот белесыми разводами семени. Се Лянь прикрывает глаза, дышит тяжело и чувствует губы Хуа Чэна на своем животе и смущенно улыбается. Весь мир не достоин его Сань Лана. Хорошего, доброго и ласкового. Хуа Чэн собирает языком жемчужные капли, облизывается, как довольный кот, и глаз не сводит от своего разрумяневшегося довольного возлюбленного. Се Лянь ладонь на его затылок опускает, пальцами путается в черных длинных прядях и стонет, когда губами Хуа Чэн вновь вбирает в рот головку вялого члена, но Се Лянь так расслаблен и утомлен, что просто-напросто возразить не может. Его член заново крепчает, когда Сань Лан тянется к столу, извлекает из нижнего ящика лубрикант и, выдавив на пальцы, старательно распределяют смазку по своему все еще напряженному достоинству. — Только если гэгэ не против, — напоминает Хуа Чэн и хитро прищуривается. Се Лянь не может отказать этим любящим глазам и ласковым рукам. — Пожалуйста, — только и может произнести Се Лянь и откидывается на подушку, предоставляя любимому над собой полную власть. Кивнув, Хуа Чэн наклоняется, оставляя на приоткрытых влажных губах Се Ляня поцелуй, подставляет головку члена к чуть раскрытому от недавних ласк входу и, прикусив нижнюю губу, толкается бедрами. Се Лянь стонет от долгожданной заполненности, выгибается навстречу Сань Лану и тянется к нему руками, обхватывая за плечи. Короткие ногти впиваются в кожу, и Хуа Чэн коротко рычит ему на ухо, посылая по коже слабую вибрацию. Движения бережные, неторопливые, но для изголодавшегося Хуа Чэна этого достаточно, чтобы излиться внутрь возлюбленного, издав слабый всхлип. Се Лянь кончает следом, не сводя жадного внимательного взгляда с лица своего Сань Лана со следами недавнего удовольствия. На бледном лице ярким пятнами выступает румянец, между сведенных бровей очаровательная складочка и нижняя губа прикушена острым резцом. Хуа Чэн кажется ему потомком эльфов с заостренными кончиками ушей, тонкими чертами лица и изяществом в каждом движении. Он бы руку дал на отсечение, что его Сань Лана боги слепили по особенным меркам — такой он нечеловечески красивый. — Гэгэ смущает меня, — Хуа Чэн, словно сытый кот, облизывается, хитро улыбается и отрывает голову от груди Се Ляня, чтобы посмотреть в глаза. — Увидел что-то красивое? Се Лянь смеется звонко, нежно, будто весенняя капель переливается около открытого окна. У Хуа Чэна мурашки по взмокшей спине бегут и он плечом ведет, чтобы наваждение согнать. Ему все еще кажется, что происходящее — сон, и любимого гэгэ в жестокой реальности рядом с ним нет, но Се Лянь перебирает пальцами его волосы, кожу головы мягко массирует. — Я увидел тебя, — поясняется, хихикая, Се Лянь. — А это сродни красоте. Это выше всяких сил Хуа Чэна. Он вверх скользит по обнаженному телу Се Ляня, в губы впивается голодно и за щеки притягивает лицо возлюбленного ближе к себе, чтобы тот не отстранился. А Се Ляню и уходить не хочется от ласковых трепетных прикосновений, потому что руки Хуа Чэна — самое безопасное и уютное место на целом свете.