Deep in my heart

Нам было по двенадцать. Было жаркое лето. Пахучие травы. Трепетные объятья. Мы познавали мир. Мы познавали друг друга. Мы любили так, как не полюбим больше никогда. Он был маленьким и хрупким и больше походил на девочку. Я же был выше и сильнее и всегда защищал его. Он рассказывал мне, как рождаются бабочки, а я - как ловить маленьких серебристых рыбок в консервную банку. Он знал много всего необычного, что я с трудом мог понять. Однажды ночью мы с ним пробрались в заброшенный дом, который был наполнен вязкой, пахнущей сыростью и запустением, темнотой. Он сказал, что здесь живут феи, и я, даже, кажется, видел одну из них. Здесь, мы первый раз поцеловались. Мы залезли на чердак и оттуда смотрели на звезды. Я показывал ему созвездия, и говорил их названия, а он давал им другие: иногда смешные, иногда совсем необычные имена. Свет луны и звезд озарял его лицо, обрамленное светлыми, кажущимися серебристыми в этом свете, волосами. Его кожа казалась фарфоровой и как будто не настоящей. Мне вдруг безумно захотелось прикоснуться к ней. Я протянул руку, и когда мои пальцы коснулись его щеки, он обернулся и посмотрел на меня. Мы долго, пристально смотрели друг другу в глаза, пока я не поддался инстинкту и не склонился к его губам. Это было долгое лето, наполненное головокружительными открытиями и трепетными откровениями, его улыбками и нежными поцелуями. Я молил демонов и ангелов, чтобы оно никогда не кончалось. Но оно неожиданно оборвалось в середине августа, когда уже пахнет близкой осенью и созревшими яблоками. В тот день он заболел, и мы не виделись неделю. И увидел я его снова только после, когда он лежал недвижный, среди цветов, совсем бледный и хрупкий; но казалось, что он просто спит, слегка улыбаясь во сне. Врачи говорили, что его было не спасти, и что он умер ночью во сне. Но я им не верил. Что это за мир такой, где не могут спасти мальчика от обычной болезни?! Что за мир такой, где нас разделили, не спросив, хотим ли мы этого, и даже не дав попрощаться?! Я тогда сбежал в лес, как только гроб опустили в землю. Ветки царапали мне лицо и рвали одежду, но я ничего не замечал. Я бежал долго, пока не споткнулся и не упал на покрытую опавшими листьями землю. И тогда - то ли от боли в содранном колене, то ли от потери самого дорогого, то ли от всего сразу - рыдания вырвались из меня, как неудержимый поток, сметающий все на своем пути. Я плакал в голос, уткнувшись лицом в землю. Я кричал. Я просил вернуть все обратно. Я проклинал все. Я хотел умереть. Уже стемнело, когда я проснулся. Я не заметил, как выплакавшись, провалился в сон. Каким-то чудом я выбрался из леса и вернулся домой. Встревоженная мама, с заплаканными глазами, сгребла меня в объятья и долго не выпускала. А я был словно бесчувственная кукла. Казалось, что все мои эмоции остались там, в лесу, в мокрых листьях и сырой земле. Я неделю не выходил из дома и не вставал с постели. Я ни с кем не разговаривал и не хотел есть. Я больше не плакал, но от этого было только еще хуже. Через неделю ко мне пришел его отец и принес небольшую коробку, сказав, что он, наверняка, хотел бы, чтобы эти вещи остались у меня. Когда он ушел, я снял серую крышку и заглянул внутрь. Сверху лежал аккуратно сложенный в два раза лист бумаги. Я долго не решался развернуть его. Там было письмо от него. Он писал, что был очень рад быть вместе со мной, и просил прощения, что получилось так мало. Еще он обещал, что мы обязательно встретимся. Дальше было трудно читать из-за застилавших глаза слез, и я проплакал до поздней ночи, так и не найдя в себе сил дочитать его до конца. С тех пор прошло почти десять лет. Не знаю, как мне удалось найти в себе силы, чтобы жить дальше. Но я стараюсь идти вперед, не забывая о прошлом, храня в сердце его потускневший образ и мои чувства. Хотя, я и до сих пор один, я прекрасно знаю, что это не так. Он всегда рядом, словно ангел-хранитель. Он придает мне сил и оберегает меня от всего. А еще, он приходит каждую ночь, такой же светлый и хрупкий, и мы до самого рассвета сидим на том самом чердаке, любуясь звездами и разговаривая обо всем на свете.