"Страшись, страшись ты дочери морей." Я помню этот миг. Ревел прибой все яростней и злей, Унося предсмертный крик.
Перед тем, как в первый раз вывести Виоле в «свет» FUG, Джин Сунг тщетно пытался понять, что чувствовала на этот счет его тихая ученица. Хва Рьюн крутила ее каштановые кудри, едва касаясь пальцами белоснежной кожи – Джин Сунг подошел ближе и откинул челку, скрывающую глаза. Безжизненное темное золото не изменилось - не появилось ни крошечной искорки блеска или недовольства. Провожатая мягко оттолкнула его руку и повернула лицо Бога к себе, придирчиво осмотрела и потянулась за косметикой. - Мой Бог слишком бледная. Я попробую это исправить - Не думаю, что Виоле это нужно, - Джин Сунг ворчит, обеспокоенно наблюдая одним глазом за тем, что делает Хва Рьюн. Виоле неподвижна – словно даже двигаться она может только по приказу. После того, как вместо пещер под Вторым Этажом Джин Сунг забрал свою ученицу к себе, он надеялся, что она хоть немного оживет. Но, видимо, слишком жестокими были для нее испытания, предательство и угрозы – так что даже в стенах дома она больше напоминала призрака, едва отмечая свое присутствие рядом с ним. Джин Сунг пытался предоставить ей хотя бы иллюзию нормальности – покупал одежду, хвалил за подъем на очередной этаж, учил готовить. Она послушно принимала подарки, тихо стояла рядом, удивительно точно повторяла все его уроки – но жизни все еще не было в ее движениях. Джин Сунг обещал себе не привязываться, но каждый раз нарушал это правило совершенно самостоятельно. Он уже скучал по Караке, хоть и признавал, что теперь его ученику совершенно не до него – правда, все равно не одобрял его внезапную манию величия. Хва Рьюн осторожно приподняла за подбородок лицо Виоле и мазнула алым по губам. Почему-то помада заставила ее выглядеть только лишь бледнее. - Мне кажется, ты занимаешься безнадежным занятием, - Джин Сунг заворчал и отвернулся, отчаянно желая закурить. Хва Рьюн и для него притащила костюм и теперь он навязчиво маячил на краю его зрения. Надевать его Джин Сунг конечно же не собирался. - Я хотя бы пытаюсь. Мой Бог, закрой глаза, - Хва Рьюн зашуршала чем-то вне видимости Джин Сунга. От Виоле все еще не было ответа – на самом деле Мастер FUG был бы рад, если бы она хотя бы раз возмутилась, - А ты переодевайся. - Я это не надену. - Наденешь, куда ты денешься, - Провожатая отмела любые возражения, - Рядом с моим красивым Богом не будет стоять какой-то небритый дикарь в домашних штанах. - Я брился, - врет Джин Сунг и украдкой потирает колючий подбородок, - Да дел то там, зайти-выйти, приключение на десять минут. - Зайти и выйти красиво, - упрямствует Ведьма и – судя по звукам – распыляет на готовую прическу лак, - Так что надевай. - Ну и морока, конечно, - Джин Сунг с ненавистью смотрит в сторону костюма – если бы у того были глаза, наверное, ответил бы ему тем же. С твердым намерением все же отказаться и остаться в своей привычной одежде он поворачивается и молчаливо вздыхает. Виоле выглядит несчастной. Нет, особо счастливой она никогда и не выглядит, но в большинстве случаев ребенок просто не выражает никаких эмоций. Но, слушая их разговоры, похоже, она опять что-то себе надумала – и, видимо, расстроилась. Платье, подобранное Хва Рьюн, не сидит на ней, оно слишком взрослое, темное кружево выглядит слишком тяжелым и мрачным. Макияж делает из Виоле мраморное изваяние, бесстрастное и холодное – но глаза у нее все равно грустные. Джин Сунг подходит ближе и осторожно проводит указательным пальцем по носу его ученицы. - Как-то ты траурно ее нарядила, - Джин Сунг копается в груде ленточек на кровати и наугад вытягивает нежно-синюю полосу, завязывает в неуклюжий несимметричный бантик и прикалывает на тяжелое кружево воротника платья. - Вот так. Ты же еще ребенок, - Виоле косит глаза на ленту и, кажется, замирает, разглядывая синий кончик, который способна увидеть. Джин Сунг все же бредет к костюму, почесывая затылок. Придется что-то делать с волосами – а хотя зачем? Он все же не рядовой участник, ему простительно. Да и они с Виоле составят замечательную пару – учитель с дешевой завивкой и ученица с нелепым бантиком на строгом платье.Бежала ты, и старый адмирал Ушел за солнцем вслед. Повел свой флот, молясь морским ветрам, Детей спасти от бед.
Джин Сунг по старой привычке хлопает себя по карманам, в поисках сигарет и тяжело вздыхает, вытаскивая из нагрудного только очередной леденец. Вот она, цена отказа от вредных привычек – главное, теперь не заработать кариес. Виоле – теперь Баам – тихо дремлет после очередного переутомления. Свои длинные шелковые волосы она обрезала и вновь выглядит так, как Джин Сунг ее увидел в первый раз. Он поправляет ей подушку под головой и недовольно косит глазом на дверь, где нетерпеливо переминается с ноги на ногу один из потомков Кхуна. - Будь умным мальчиком, потеряйся. - Не имею такого намерения, - какой смелый. Голос задрожал только один раз, и то мальчишка попытался скрыть дрожь за кашлем. Джин Сунг фыркает и аккуратно касается пальцами лба Виоле. Жара нет, значит, сейчас она просто отдыхает. Такая хорошенькая и юная, без вечно печального взгляда еще и кажется совсем невинной. А ведь, кажется, еще совсем недавно тихо плакала, когда кто-то называл ее красивой, понемногу холодела и разучивалась верить словам. Еще несколько лет – и застыла бы совсем, красотой способная поспорить с принцессами, а безразличием – со старейшинами FUG. Так что Джин Сунг даже немного – хорошо, много – рад, что ее забрали из этого мрачного места. Еще бы хорошо было бы, если в этой же компании не было потомка семьи Кхун. Джин Сунг Десять Семей не любил и не доверял им, а учитывая склонности родоначальника именно данной Семьи, еще и не особо желал оставлять Оле с ним наедине. Мальчишка все еще стоял, не входя, но и не уходя, всем своим видом действуя ему на нервы. Джин Сунг кинул в его сторону недовольный взгляд – но Кхун что-то не спешил растворяться в воздухе. - Она спит. Все? Иди. - Не собираюсь. Один раз уже оставил на восемь лет, - мальчишка упрямится. Джин Сунг усмехается – так вот оно что, чувство вины. Даже не хочется в это верить - один из семьи Кхун, который заботится о своих товарищах по команде. Небо скоро упадет на землю, если это продолжится. Кхун подходит ближе – даже не отпрыгивает, когда Джин Сунг резко поворачивается в его сторону – и садится с другой стороны постели, намеренно не глядя ему в глаза. Вместо этого мальчишка осторожно, даже робко, поправляет одеяло на своей стороне, осторожно берет ладонь, безвольно висящую на краю постели и почти невесомо касается пальцами. Джин Сунг хмурится и уже тянется отдернуть – нечего здесь руки распускать, как замечает, что пальцы Оле слабо сжимаются вокруг чужих. И оставляет их в покое.Но грозный враг в неведомом краю, Был готов к войне. И дочери его приказ был дан Остаться в стороне.
Войска Захарда, как всегда, ведут себя как ублюдки и сволочи – снаряжают практически армию на поимку кучки испуганных Избранных, так еще и принцесса Захарда тут же. Насколько бы хороши не были Оле и ее друзья, Убийцы и остальные в Экспрессе, им не выстоять против целой армии. К тому же… Каллабан тоже там. Джин Сунг не знал, правильно ли он поступил тогда, воспитывая и наставляя еще юного Каллабана – ему просто хотелось освободить мальчишку от очередной бессмысленной традиции. Он даже не особо зазывал его вступить в FUG – а видимо надо было. У его ученика совсем поехала голова, раз он решил, что террор Захарда это лучшее, что можно было придумать. К тому же он собирался прикончить его двух остальных учеников, а это уже Джин Сунг простить ему не мог. Негоже убивать своих братьев и сестер, они же все-таки не Десять Семей. После такого долгого перерыва сигареты отвратительно горькие на вкус – Джин Сунг кашляет и порывается выкинуть отвратительно пахнущую отраву, но имидж нужно держать. Каллабан приближается, и он пышет силой – верный пес на страже издевательских решений Короля. Он надменен – думает, что со своей новоприобретенной силой он пробьет его защиту легче, чем пуля пробивает бумагу. Но – внезапно – впервые за несколько тысяч лет Джин Сунгу внезапно есть что терять. И он не собирается отступать ни перед чем, даже если ему придется использовать тот самый трюк которому он еще не успел научить Виоле. Виоле, Карака… Если Каллабан пройдет мимо него, то он набросится именно на них в первую очередь и растолчет в пыль в своей чертовой верности. Старый Мартер чувствует запах озона и безумия – та самая сумасшедшая принцесса из Семьи Кхун собирается ударить его в спину. Она жаждет крови, как Каллабан жаждет исполнить приказ, как Джин Сунг жаждет не пропустить их. Силы, конечно, неравны – это не игра на победу, а лишь попытка оттянуть достаточно времени. Но Джин Сунг не собирается проигрывать так легко. Он хранит в себе Дракона и Тигра, гнев и боль нескольких веков, древнее мастерство и каким-то образом вновь возрожденную любовь. И даже если его здесь прикончат, он не будет сильно расстроен. Родители ведь и должны погибать раньше своих детей, так ведь? Жалко, только что Виоле все это видит и Джин Сунг видит ее отчаянный взгляд золотых глаз. Внезапно его разбирает смех – и Джин Сунг смеется, не чувствуя сломанных рук и текущей изо рта крови. Не того ты разозлил противника, предательский его ученик. Спокойное море поднимется штормом и поглотит тебя целиком.Окинув взглядом в смертный час Обломки кораблей. С улыбкой слабой выдохнул слова: "Страшись же дочери моей."
Ю Хан Сунг видит их Кандидата в Убийцы и довольно улыбается, восхищенно чувствуя сердитое волнение Шинсо вокруг. Эванкхелл довольно ругается сквозь зубы – в этом движении, в этой ауре есть что-то родное и первобытное, дикое и необузданное. Словно стоять на берегу океана в ночной час и понимать, что в любое время из волн поднимется чудовище и дотянется до неба, безжалостно пожирая любой свет. Виоле-Баам плачет, разбитая вновь, расколотый корабль после шторма. Учитель, друзья, тот мальчик-Кхун – Башня продолжает отнимать все, что у нее есть. Но это не Башня, это люди, жаждущие чего-то своего, Башня же шумит злым прибоем и обещает помочь. Когда кто-то говорит, что у настоящего чудовища не должно быть чувств и эмоций, Хан Сунг смеется внутри себя на подобные слова. Как глупо – лишь только человек, ведомый своими чувствами и болью, способен разрушить все на своем пути. Той глупой девчонке Рахиль и Каллабану удалось сделать то, что несколько лет пытался сделать Ю Хансунг – пробудить внутри нежного, тихого человека настоящий шторм. Не беспокойся, Джин Сунг, Хан Сунг позаботится о том, чтобы поддержать это чувство достаточно долго. Люди сами взращивают свою погибель – обманом, жестокостью, алчностью – а Хан Сунг не против увидеть настоящий катаклизм в этой сонной Башне. Каллабан стоит на страже, как он и должен делать. Он не позволит нарушить порядок, спокойствие и плавильный ход времени здесь – человека, подобного Захарду, никогда не было и никогда не будет, это закон сохранения мира. FUG же способна только разрушать, а никак не созидать, приносить Хаос и гибель всюду, куда не придет. У Каллабана одна цель – служить тому, во что он верит. Храбрость горит в его крови лучшим на свете вином. Храбрость его предков никогда не ошибается- поколение за поколением они покорялись сильным, потому что это естественный порядок вещей, который назначен самой природой. Те, кто это поняли, рядом с ним. Те, кто хотят сломать привычный порядок могут уже раскапывать себе могилы. Ему нужно уничтожить Незаконного – ту девушку, что защищал Джин Сунг. И это будет правильно – Незаконные это бич Башни, которые отказываются от правил и нарушают все. Каллабан их не боится – если будет такой приказ, он найдет даже Урека Мазино, раз на то воля Короля. Но – внезапно – Шинсо сдавливает его ребра в тиски, отказывается повиноваться, скалит зубы. Что-то не так с его головой и в груди просыпается гнев, когда Нерегулярный приближается. Она смотрит только на него, не отводя взгляда перед сильнейшим. Это неправильно. Этого не должно быть. Это глаза монстра. И Каллабан чувствует, как Сущность Храбрости дрожит от страха.Несет слова безжалостный Борей И жжет больней огня. "Страшись, страшись ты дочери морей..." ... бегите от меня.