***
Ночная улица, холодные и мокрые капли снега, хаотично летящие в лицо и два абсолютно счастливых идиота, безуспешно пытающихся дождаться заказа из службы такси. — Эби, ну я-то парень, мне можно. Но ты-то что так напилась? — Гарри едва успевает схватить тонкое запястье, предотвращая встречу хрупкого женского тела с грязным мокрым асфальтом. В ответ раздается лишь заливистый смех, слегка приглушенный шарфом, который Стайлс предусмотрительно обмотал вокруг рта девушки. — Я говорила, что надо было на твоей ехать, зачем ждать такси? Мы же все равно трезвые. Гарри хмурится, пытаясь разобрать еле связную речь, в уме достраивая половину предложения самостоятельно. — Мне послышалось, или ты сказала «мы»? — Ответом послужило короткое мокрое чихание, — Говорил же одеваться теплее, ну что ты такая упрямая-то вечно? — парень сгребает девичьи ладони в охапку и подносит ко рту, пытаясь отогреть. В голове кубарем проносятся причитания Зейна, что эти отношения изменили его лучшего друга. Действительно, если бы несколько месяцев назад ему сказали, что вместо того, чтобы завалиться домой к одному из своих знакомых-киберспортсменов и до утра резаться в какую-нибудь видеоигру, он купит чай с чабрецом и помчится домой, чтобы послушать игру на скрипке какой-нибудь девушки, его смех был бы слышен из космоса. Но реальность такова, что так и прошел весь его вчерашний вечер. «Ну не из тех я людей, что наденут на палец колечко и будут дома индейку запекать на День благодарения. Не создан я для этого, мне свобода нужна!» — фраза, в сердцах брошенная Гарри около полугода назад девушке, с которой он провел ночь, так некстати всплыла в мозгу парня, чем вызвала кривую полуулыбку на лице. Телефонный звонок оповещает о том, что водитель прибыл к месту назначения, после чего возле дороги тормозит черный Кеб с шашечками на крыше. В машине Гарри перебирает длинные русые волосы, распластавшиеся на его коленях, и думает о том, что ошибался, когда считал, что самые что ни на есть «взрослые» чувства у него уже точно были раньше. Ну хоть разок. Ну хоть с одной из бывших. Но только сейчас он понял, что это даже сравнить трудно. С предыдущими девушками ему было хорошо и удобно. Они редко ссорились и легко находили общий язык. Именно это казалось ему серьезными отношениями. На самом же деле серьезные отношения — это когда ты едешь на ее встречу выпускников, да еще и почти не пьешь там, чтобы контролировать всех подозрительных одноклассников, которые вздумают клеиться к этому безумно красивому, но очень пьяному телу. Тем временем, Гарри уже машинально наматывает прядь женских волос вокруг пальца, будто желая сделать её кудрявой. Поймав мысль о том, что с кудрями она стала бы похожей на него, парень усмехается и, пригнув голову, чмокает спящую девушку в нос.***
Гарри протяжно выдыхает густой серый дым в потолок и тушит окурок о белую напольную вазу — единственную вещь, оказавшуюся поблизости. Мимо его лица пролетает желтая бархатная ткань и приземляется в паре сантиметров от открытого чемодана. Следом падает расческа и упаковка зубной нити.***
Перемешивая сахар в чашке, Зейн задумчиво разглядывает девушку, сидящую напротив него. В голове бегущей строкой плывет немой вопрос «И что Стайлс в ней нашел?». Мужчина хмыкает в ответ на собственные мысли и отпивает большой глоток капучино. Бросает на Эби еще один беглый взгляд. «Обычная». Они таких на каждом концерте пачками из гримерок выпроваживали. Молчаливая собеседница встречается взглядом с угольно-черными глазами и смущенно утыкается в кружку. Милая. Скромная. Этого у нее, определенно, не отнять. Свободный стул напротив Зейна отодвигается со звонким противным скрипом, заставляя брюнета поморщиться. Место рядом с Эбигейл тут же занимает Гарри, который бегал переставлять машину. Девушка тянет к нему руку и легким касанием стряхивает с кудрей парня еще не растаявший до конца снег. В ответ на это, Гарри смотрит на нее таким долгим и глубоким взглядом, что Зейну становится не по себе от ощущения того, что он здесь лишний. В голову неожиданно врывается непрошеная мысль о том, что, вероятнее всего, в будущем его ожидает та же участь влюбленного идиота. Но он быстро гонит эти мысли из головы.***
— Эби, я дома, — Гарри вогружает на комод бумажные пакеты с едой. Рядом с громким бряканьем приземляются ключи от машины. В одной из комнат раздается едва уловимый шелест бумаги, после чего следует череда отрывистых скрипичных штрихов. Гарри скидывает туфли и осторожно проходит вглубь квартиры, будто боясь спугнуть чужое вдохновение. Девушка сидит в наушниках лицом к окну и держит в руках излюбленный музыкальный инструмент. На подоконнике белоснежным веером расстилаются альбомные листы, исписанные нотами. Почувствовав на талии ледяные руки, Эбигейл вздрогнула, но не обернулась. Пытаясь вложить в голос всю строгость, на какую только была способна, она упрекнула Гарри в том, что он может довести ее до седых волос. Но комментарий о том, что ей этот цвет прекрасно подойдет, вызвал на лице широкую улыбку.***
Наблюдая за суетящейся туда-сюда фигурой, хаотично собирающей по дому вещи, Гарри заглатывает подступающий к горлу ком и тянется за еще одной сигаретой.***
— Стайлс, — громко зовет Зейн, и, не дожидаясь ответа, широким размашистым шагом идет в направлении соседней комнаты. Столкнувшись с другом в коридоре, парень незамедлительно разжимает кулак и демонстрирует бледно-розовые таблетки, проглядывающие сквозь прозрачную упаковку, — Ничего сказать не хочешь? Несколько секунд Гарри недоуменно изучает лицо друга. Взбешенные карие глаза, казалось, совсем совсем почернели в плохо освещенном помещении. Губы поджаты в тонкую бледную ниточку. Сдвинутые брови образовали на лбу целую серию неглубоких морщинок. — Лучше ты скажи, нахер ты таблетки Эби взял? В глазах Зейна тут же промелькнуло что-то непонятное, доселе незнакомое, и от этого пугающее еще больше. — Это таблетки Эбигейл? — Что, блядь, происходит? — Забей, — Отрезает Зейн тоном, не терпящим никаких возражений и поспешно удаляется. Весь оставшийся вечер Малик кажется более задумчивым, чем обычно. Но все расспросы игнорирует.***
Началом конца стал один из хмурых февральских дней, когда вместо того, чтобы сидеть на ставших уже традицией посиделках с друзьями, Гарри заказал такси до дома. Головная боль разыгралась так сильно, что тяжело было даже смотреть по сторонам. Луи начал шутить про то, что «каблук опять бежит домой». Зейн же сочувственно похлопал коллегу по плечу и кивнул, мол, «иди-иди, я понимаю». С порога в нос ударил тяжелый терпко-травяной запах, похожий на корвалол и что-то еще. Сердце мигом сделало тройной кульбит. Он нашел ее на полу в ванной. Утыкаясь лицом в колени, девушка всхлипывала. Тело пробивала мелкая и такая частая дрожь, что зубы с характерным клацаньем стучали друг о друга. Вокруг светлым пепельно-русым ореолом были разбросаны клочки выдранных волос. Даже если хорошо постарается, Гарри вряд ли вспомнит, как приводил ее в чувства. А потом уже и себя. Видимо, мозг, оберегая своего хозяина от сдвигов, постарался, насколько это возможно, стереть страшный день из памяти. Но зато Стайлс прекрасно помнит, как после этого события не спал всю ночь, до тошноты напиваясь горьким лавандовым чаем, дабы унять бешено колотящееся сердце, которое, казалось, так и норовит проломить ребра. Глупо было надеяться, что этого не случится. Он ведь все знал. С того самого дня, как прогуглил название таблеток, от вида которых так взбесился Малик.***
Зейн уже совсем не понимал, что происходит. Впрочем, не он один. Обеспокоенный больше обычного, менеджер, каждый день вопрошал своего подопечного, почему он стал так плохо работать, молчал, а каждую свободную минуту курил и куда-то звонил. В довершение ко всему прочему, Гарри перестал ходить на тусовки, а к себе домой не пускал, потому что «Приехали дальние родственники». Малик, конечно, смутно догадывался, что за причина за всем этим стоит, но боялся спросить напрямую.***
— Если ты сейчас не возьмешь трубку, то поплатишься. Смертно, — Бормочет Зейн себе под нос, одной рукой управляя машиной, а вторую крепко прижимая к уху. «Аппарат абонента…» Не дослушав, парень произносит ряд матерных слов, скидывает и набирает снова. Длинные гудки и в этот раз прерывает механический голос, — Да Стайлс, блядь, как же ты заебал, — восклицает водитель и в тысячный раз упрекает себя в том, что так и не взял номер Эбигейл. Буквально ввалившись в чужую квартиру, разъяренный парень готовится с кулаками накинуться на этого идиота, который весь день не выходил на связь, но мельком бросает взгляд на руки лучшего друга. Зейн замирает, замечая окровавленный бинтик. Все вопросы мигом рассеиваются, оставляя лишь один. — Где она? Головой Гарри машет в сторону дальней комнаты. Малик отталкивает его, освобождая себе проход, и несется дальше по коридору. Еще не достигнув конечной точки, он слышит сдавленные рыдания. Забежав внутрь, несколько секунд оценивающе бегает глазами от одного объекта к другому, после чего выталкивает Гарри за дверь и запирает ее. Сначала Стайлс ломится в комнату, на что слышит красноречивые, переполненные матом пожелания друга о том, чтобы шел куда подальше. Ничего не остается делать, кроме как мерить шагами кухню и курить одну за одной. Сквозь шум в ушах парень слышит приглушенный размеренный голос Зейна. Рыдания, тем временем, сменяются едва слышными всхлипами. Гарри даже не старается прислушаться к их разговору. Тремор рук итак еле позволяет держать чашку. — Она спит, — сделал заключение Малик, внезапно возникший на пороге кухни. Гарри, не оборачиваясь, кивнул и затушил недокуренную сигарету, — она ничего не успела сделать. Ранка неглубокая и быстро заживет. — Я знаю. Но если бы меня не было бы дома… — Хватит, — строго перебил Зейн, — Стайлс, блядь, почему ты ничего не сказал мне? Гарри неопределенно повел плечами и уставился в окно, разглядывая заснеженный пейзаж. Тишину разрезало уведомление телефона, показавшееся Гарри более раздражающим, чем обычно. — У тебя ведь не та же самая херня, да? — Тихо спросил Гарри, нервно взъерошивая русые кудри. В голосе отчетливо слышалась нескрываемая надежда на то, что, все-таки, та же самая. — Нет. У меня другое. Но я знаком с этой формой заболевания, пересекался с ее носителями на консультациях с врачом, —добавил Зейн. Гарри молчал, очевидно, сосредоточенно о чем-то размышляя. Возможно наоборот, молчал, потому что не имел в голове ни единой мысли. — И что теперь делать? — После долгого молчания собственный голос кажется Гарри каким-то чужим, и он поспешно прочищает горло. — У меня этого не было, Стайлс, я не знаю. Знаю только, что за ней неустанный присмотр нужен. Тебе не справиться. — Без нее тоже не справиться.***
С того самого дня Зейн стал частым гостем в квартире Гарри. Закрываясь в комнате с Эбигейл, они обсуждали общую тему. Гарри немного бесило, что его девушка предпочитала делиться своими переживаниями не с ним, а с треклятым Маликом, которого она знать не знает. Но здравый рассудок говорил, что это из-за того, что у Зейна был какой-никакой опыт в этой области. А также, возможно, из-за того, что чужим проще открыться. Зейн старался не поднимать тему того, что Гарри все равно не сможет быть с ней. Она же абсолютно не приспособлена к нормальной жизни. Всё предыдущее — лишь ремиссия длиной в двадцать с лишним лет. Как выяснилось, у Эбигейл была предрасположенность, но до этого момента почти никак себя не проявляла. Но из своего опыта Зейн точно знал одно — если уж это началось, с каждым разом светлые промежутки будут все короче. Да и терпение у них обоих — тоже. Какой смысл оттягивать неизбежное? Но каждый раз, встречаясь на кухне, они обсуждали что угодно, только не это. Гарри начинал злиться. Зейну знакомо это чувство. Обижаться, вроде, не на кого. Данные болезни — это лишь искаженная работа одного из отделов мозга, который отказывается адекватно воспринимать происходящее. Но злость все равно переполняет тебя, словно вода в закипающем чайнике, с каждым разом все сильнее выплескиваясь наружу. — Ну что там, какие шансы? — неожиданно, даже для себя, спросил Гарри за очередным чаепитием. Вопрос слетел с губ сам собой. Он не хотел знать. Он боялся расстраиваться. Но зажимать уши руками было уже поздно. — Я не психиатр, Стайлс. Ей специалист нужен. — Если мы обратимся к специалисту, ее закроют насильно и больше никогда не выпустят. Она опасна и для себя, и для окружающих. Мы же уже обсуждали эту тему, блядь, — раздраженно отчеканил Гарри, буквально выплевывая каждое слово в лицо собеседника. Зейн хотел возразить, но спорить уже не было ни сил, ни желания. Да и что тут скажешь? Гарри сам все понимает, не маленький. Зейн проглатывает вопрос, который хотел задать с самого утра, «Ну, а что дальше делать будешь? У нас тур в апреле».***
Сидя на полу и разглядывая груды окурков с одной стороны и женской одежды — с другой, Гарри с трудом вспоминал, что еще с утра все было прекрасно. Последний приступ был целых полторы недели назад, создавая призрачную надежду, что опасность миновала. Идиллия длилась ровно до того самого сообщения, которое так некстати пришло на телефон Эби, забытый ею на прикроватной тумбочке. Текст короткий, но ясно давал Гарри понять, что его девушка решила поднять белый флаг и лечь в клинику. После последовал долгий и громкий скандал. Типичный такой скандал, с криками и битьем всех стеклянных предметов, что попадались под руку. Типичный, но первый в жизни Гарри. С бывшими как-то не доводилось так ссориться, поводов не было. Потушив очередной окурок, парень медленно поднимается и вплотную подходит к маленькой фигурке в голубом шелковом платье, стоящей к нему спиной. Она нервозно запихивет в сумку принадлежности для скрипки. — Ну вот что ты делаешь? — тихий горячий шепот обдает шею жаром, вызывая у девушки табун мурашек. Чужие крупные ладони выдергивают из рук смычок и аккуратно кладут его на стол, отодвигая подальше. Девушка некоторое время разглядывает массивные железные кольца на длинных изящных пальцах, пока ее не берут за плечи и не разворачивают на сто восемьдесят градусов. — Я же все равно тебя никуда не отпущу, — парень осторожно приподнимает подбородок девушки, заставляя ее обратить на него взгляд. Но Эби на него смотрит — знает, что сразу расплачется. Тяжело выдохнув, Гарри подносит ее запястье к своему лицу и нежно проводит губами по длинному шрамику от пореза, уже успевшему затянуться белой тонкой пленкой. Целует руку так, словно этот самый шрамик — самое прекрасное, что ему доводилось видеть за всю свою жизнь. Гарри ощущает ее бешеное сердцебиение, когда прижимается всем телом и крепко обнимает, положив голову на плечо. — Если необходимо, мы пройдем через это. Если ты сейчас уйдешь, обратного пути не будет. Не для тебя. Для меня. Целует в макушку. Ощущает, что тело девушки содрогнулось. Далее следует тихий всхлип, заглушаемый тканью его свитера. Медленно отстраняется, берет ее лицо в свои ладони и осторожно проходится по щекам подушечками пальцев, стирая выступившие слезинки. — Не плачь, или я тоже буду плакать, — все тем же шепотом, еле слышно, произносит Гарри. В ответ на эти слова губы Эбигейл трогает едва уловимая улыбка, но лицо парня имеет абсолютно серьезное выражение. — Я должна это сделать. Я больше не хочу мучить тебя, Гарри. — Если не хочешь мучить, то переодевайся в домашнее и ставь чайник.