рождественский подарок.

(♡)

        На лбу девушки от усердия выступают мелкие капли прозрачного холодного пота. Она то и дело касается языком маленькой родинки над верхней губой, старательно вырезая резные яркие снежинки из плотного вельвета. копна огненно- рыжих волос наспех собранных в вечно распадающийся неаккуратный хвост, вихрами падает на изумрудные глаза. Октавиан бесшумно входит в комнату, опираясь худыми лопатками о дверной косяк. Он с нежностью смотрит на свою очаровательную без пяти минут невесту, подмечая в её образе тончайшие детали, вызывающие в сердцелёгкий трепет птичьих крыльев. Россыпь веснушек- звёздочек на пылающих бледным румянцем щеках, весёлые искорки детского озорства в хитром прищуре, небрежно спавшая  лямка застиранной пижамной майки, обнажающая острое, покрытое созвездиями точечных родинок, плечо. Юноша ласково улыбается, прикрывая глаза, вдыхая лёгкий аромат кофе с корицей и чего-то вкусного по - настоящему домашнего, а от того, ранее незнакомого. — Долго ещё будешь там стоять? иди, полежим вместе!— не отрываясь от работы спокойно просит девушка, изящным жестом сдувая с глаз несколько особо непослушных волнистых прядей.       Он мнется, но все же подчиняется, подходя к широкой двуспальной кровати, заправленной белым хлопковым покрывалом с узором. Авгур в нерешительности садится прямо на пол, поджав одну ногу под себя. Девушка нежно проводит по светлым отросшим локонам, заботливо заправляя их за ухо, а после весело смеясь кидает в него пригоршню серебристых блёсток, равномерно оседающих на высоких точёных скулах юноши, праздничном красном свитере и открытых участках шеи. — Вот тепеть ты точно похож на рождественский подарок. — усмехаясь, говорит Рейчел и, опрокинувшись на спину, ложится поперёк широкой постели.       Октавиан нежно нажимает на её нос, касается тёплыми губами прохладного лба и щёк. Рей вновь заливисто смеётся, точно ребёнок. за окном заметает свистящая белоснежная вьюга, налипающая узорами на гладкий воск окна. Одетые в снежный ворох, тонкие хлёсткие ветви молодых деревьев, с глухим стуком ударяются о стекло. на улице бушует грозная стихия, которая по прогнозам будет держаться ещё неделю и продлиться вплоть до сочельника. Однако, дома уютно потрескивает электрический камин, повсюду развешаны рождественские украшения в виде трубящих серафимов и пятиконечных звёзд, а в парадной комнате, задевая макушкой потолок, стоит искусственная малахитовая ель с бархатными иглами, покрытая тонким слоем сверкающего серебра, украшенная горящими парафиновыми ароматными свечами и сахарными леденцами. Настоящая американская мечта.        Ещё с прошлой пятницы пространство под ней стало заполнятся коробочками разнообразных форм и размеров, которые приносили зашедшие ненароком друзья, приехавшие поздравить с наступающим праздником, близкие. Октавиан смотрел на все это с во истину мальчишеским восхищением, не скрывая любопытных искорок в светло - голубых глазах. никогда прежде ему никто ничего не дарил: ни в Лагере Юпитера, ни тем более, в давно позабытом родном доме, поэтому каждый раз, проходя мимо такого заманчивого обилия интересных вещей, он мимоходом старался осторожно задеть картонный прямоугольник ногой, подолгу рассматривал переливающиеся обертки и нетерпеливо оглядывался на каминные часы, увенчанные веточкой остролиста. Его то и дело одергивал неизменный окрик Рейчел, несущийся с рабочей кухни: « Не тронь, воришка! Откроешь в сочельник, если тебе так не терпится.»        Он лениво лежит в её объятиях, слушая равномерный стук сердца о костяную клетку рёбер, сопящее спокойное дыхание. Вокруг них творится настоящее предпраздничное безумие: мешанина из пушистой мишуры висит где-то под люстрой, рассыпанные повсюду снежинки застилают мягкий ворс бежевого ковра. Авгур тянется к пухлым розовым губам девушки, дразняще целуя во вздернутый уголок. Она прикрывает глаза и тонкими хрупкими пальцами скользит вдоль позвонков юноши, пуская по его телу лихорадочную трясущую дрожь. — Милый, ты уверен, что у тебя нет температуры? — озадачено касается она влажного лба.        Октавиан довольно жмурится, смыкая бархатные ресницы. — Это просто ты такая обжигающая.        Художница игриво закатывает глаза и толкает его в бок, выбираясь из кольца любимых рук. — Пойдём, имбирное печенье, кажется, уже подоспело! — принюхиваясь к витающему в воздухе приторно - пряному запаху, заключает она.       Девушка ловко вскакивает на ноги, потуже закрепляет шнуровку свободных полосатых штанов и стремительно направляется к выходу. Парень удовлетворённо закидывает руки за голову и бессмысленно пялится в абсолютное никуда. Тяжело вздохнув, он все же подымается и боязливо озираясь по сторонам, подходит к шкафу, где между третьей и второй полкой, под горой разноцветной одежды, бережно хранится его первый и самый ценный в мире подарок — маленькая мягкая подушечка со вставленным в неё замысловатым колечком из тусклого белого золота. Он загадочно рассматривает его, медленно оглаживая кончиком пальца, загадочно поблёскивающий, прохладный металл, словно пробуя его кожей. — Ты вообще помогать мне думаешь? скоро Аннабет с Перси придут, а у нас из готового только твой тофу в холодильнике! — звонкий высокий голос разносится по всему коттеджу, колокольчиками отдаваясь о стены и теряясь где-то высоко, под потолком. — Уже бегу, солнышко. —растягивая гласные в последнем слове, он скользит на пушистых носках по лакированому светлому паркету.        Таким было это предрождественское утро. немного грустным, слегка морозным, но в целом —пропитанным атмосферой матовых гирлянд,терпкого глинтвейна и бесконечной любви двух людей друг к другу.