— Напиши мне письмо из рая, Ты же будешь там — я знаю. Напиши мне,
хоть слово, и я буду знать…
В тёмной комнате с зашторенными окнами тихо тикают часы, мучительно медленно, будто часовщик внутри тормозит механизмы, чтобы время не ускользало из пальцев, а застыло, как перемороженное желе, и изредка потрясывалось. Поднятые на циферблат уставшие, еще зрячие глаза дали понять затуманенному разуму: полночь. Крышка ноутбука с глухим звуком захлопнулась. Тяжёлый вдох. Шумный выдох. Кейджи поднял очки на лоб и потёр глаза; настольная лампа погасла, ознаменовывая окончание работы. Немного размявшись, парень прошёл на кухню. Вечно сухое и больное горло ныло и требовало хоть каплю жидкости. Смочив его стаканом воды, Акааши вернулся в спальню. Грохочущая тишина. Почему-то именно так это ощущалось. Так тихо, что аж больно, будто перепонки прямо сейчас готовы лопнуть. Хочется просто уснуть, хотя бы на год, выспаться, и, возможно, умереть. Он так устал. По комнате разносится шуршание простыней, Кейджи крутится, в попытках принять хоть сколько-нибудь удобную позу для сна, в надежде, что это поможет от бессонницы. Опрометчиво, ведь несколько лет это не помогает. По ощущениям время около 4 утра. Акааши уже просто ровно лежит на спине с открытыми глазами, сложив руки поверх пледа, высматривает давно выученный узор потолка. Через пару часов зазвонит будильник и нужно будет вставать на работу. Весь день телефон будет гудеть от звонков, и кому он только сдался? Обычный день, как и все до этого. Странно. –… Как ты? — Стабильно… а что-то должно было поменяться? — Ладно, как на работе? — Стабильно. Кенма, я не понимаю, что ты хочешь услышать? На работе все спокойно, говорят о премии, квартплата не поднималась, дома чисто, психотерапевт прописывает те же лекарства, ничего нового, — слишком спокойный голос раздавался с того конца линии. — Хорошо, — Козуме нахмурился, прокрутился в кресле к другому столу, размешивая сливки в кофе, — с тобой все хорошо? Хочешь, приеду к тебе на выходные? Могу позвать Коноху? — «стабильность не означает положительное русло движения, » — подумал он, в ожидании ответа. — Нет, не надо, все хорошо. Спасибо. Ты как?.. Кажется, он не очень хорошо вслушивался, ведь после окончания звонка Кейджи не помнил совершенно ничего из диалога после. Только это «хорошо» крутилось в голове. «Хорошо? Серьёзно? Кейджи, ты — дурак.»-Напиши мне, хоть слово, и я буду знать, что у тебя все клево.
Дорога домой черно-белая, никаких красок, ничего яркого. Всё потускнело с того дня. Как-то все клишировано, будто кто-то написал сопливый сценарий для дешёвой мелодрамы, и изменил цветокоррекцию кадра, только ради угнетения и ничего большего. Даже рассветы и закаты, что он встречал каждый день из-за работы и бессонницы, не имели ничего общего с теми, которые были в школе или университете. Хотя, может быть, это просто Кейджи повзрослел, вырос. Голова болит. Мама просила заехать, помочь с покупками, но сил нет даже шевелить глазами, не говоря уже об утомляющем походе в магазин. Наверное, он ей позвонит, извинится, и скажет о том, что приедет на выходных. Потом продолжит идти в свою пустую холодную квартиру, чтобы для начала снять тяжёлые ботинки, серое пальто и шарф, потом пройти на кухню, вскипятить чайник и налить чашку зелёного чая, кинуть туда пару цветов и залить молоком. Замёрзшие пальцы от холода улицы начинают потихоньку греться о кружку с горячим напитком. В голове будто белый шум… –Кейджи? Ты меня слушаешь? — А, да. Да, прости. Так что ты сказал? — Ты совсем что ли? Али как? Я говорю, что надо встретится в скором времени, давно не сидели вместе, — на другом конце говорит довольно громкий, шумный голос, кажется будто парень там не сидит на месте ровно, а постоянно норовит сорваться с места и бежать, куда глаза глядят, наводить суету. — Да… ты наверно прав, как поживает твоя матушка? — Акааши трет переносицу под очками, разминая затекшую от душек кожу. — Кстати, да. Она спрашивала тебя недавно, когда в гости заглянешь, как твоя, да и в принципе ты как. Чего молчишь то? Нет, все. Решено. Едем к ней! — Ха-а… — Кейджи откидывается на спинку кресла, — да, вероятно ты сейчас скажешь чтобы я взял своих родителей? –Хе-хе, ты совершенно прав, тогда когда? На какой день моей маме не планировать никаких дел, ведь приезжает великий и ее Акааши-БОЛЕЕ-ЛЮБИМЫЙ-ПАРЕНЬ-ЧЕМ-РОДНОЙ-СЫН-Кейджи? — Коноха, не неси чепуху, просто ты слишком проблемный, да и к тому же, — ему не дали договорить, когда в трубку почти закричали. –Да ты для нее святой! — Акинори уронил на стол свой кулак, говоря это, кажется у него дергается глаз. — Ну, а кто в этом виноват? Я далеко не святой, и ты это знаешь, вспомни хотя бы когда вы с Бокуто… — Акааши резко умолк, обрывая фразу, он думал что договорить все-таки надо, но не успел — Ладно! ЛАДНО! Хватит. Да, мы украли знак, и что? И вообще в этом виновата Широфуку. Она познакомила на одном из собраний наших мам. Они продолжали беседовать относительно недолго, договорились о встрече и грандиозном плане побега с посиделок, устроенных исключительно для родителей. Холодная сухая серая постель, после рабочего дня и долгого разговора с бывшим сокомандником, казалась Кейджи если не божьим благословением, так хотя бы спасением для усталой спины. Его ждут тяжёлые выходные. Он снова не может уснуть, снова не выспавшись идёт на работу, снова выслушивает наказы от начальства, порочный круг. Кенма написал, что Куроо выиграл в лотерею стоимость самого билета. Забавно, наверное. Акааши улыбается уголком губ, смотря в экран телефона, он стоит на пешеходном переходе и ждёт зелёный свет, чтобы продолжить путь на работу. Интересно, Куроо в прямом эфире смотрел лотерею или просто забил номер своего билета на каком-то сайте? При условии сколько сейчас времени, кажется, верным будет первый вариант. Кейджи вдыхает шумно носом, втягивая холодный воздух города, более вредный, чем дым сигарет. Зелёный свет. Начальник проводит совещание в самом начале трудового дня, говорит что-то про конкуренцию, сложности, какие-то наставления и слова поддержки. Направляет коллектив в нужное ему русло. Спать хочется. Кейджи кажется, ещё немного и он упадёт в обморок, чтобы проспать все то, что не доспал за эти года. Ломит кости, пульсируют виски, голова раскалывается, возможно даже сводит кишки, но голода Акааши все ещё не чувствует. Ветер холодный. Ледяной поток бьёт в лицо, вызывая слезы на глазах, пока Акааши идёт поздним вечером обратно в свой офис. Он забыл пару, казалось бы неважных, бумажек, но они могли стоить репутации всей компании. Именно поэтому, сейчас он стоял в одном лёгком незастегнутом пальто, с незавязанным длинным шарфом, который свисал мёртвым удавом с шеи почти до бедер. Кейджи закрывает лицо от ветра жёстким портфелем с кучей таких же бумажных бумажек, деревянных мягких карандашиков, выцветающих чеков на большие цифры и еще всякой ерунды. Низкая температура обжигает лёгкие при глубоком вдохе. В фойе все еще достаточно холодно, но уже теплее чем на улице. Он поднимается на лифте до своего офиса, кладёт на стол портфель со всеми нужными бумагами и несколькими купюрами в энную сумму. С компьютера снимается пароль, Кейджи открывает папку с последним актуальным проектом, сначала выводя ее на центр рабочего стола, потом включает спящий режим. Акааши до сего момента стоял возле своего стола, не позволяя себе сесть по непонятной — и для себя самого — причине, но теперь он в крутящемся кресле, откидываяется на его спинку. Кейджи глубоко вздыхает, снимает и так уже болтающейся галстук и смотрит пару минут пустыми серыми глазами в потолок. Дрогнув всем телом, все же встаёт и идёт в направлении лифта. Холодно. Также холодно, как несколько лет назад. Ночной город с крыши пестрит неоном, теплыми желтыми фарами транспорта, шум. Да, шумно. Но в голове один лишь ветер.«Кейджи.»
Напиши мне письмо
из рая. Ты же будешь там,
я знаю. Напиши мне Хоть слово.
«Он бы не хотел, чтобы ты умирал.»
«Я люблю тебя.»
Напиши мне Хоть слово Я и буду знать, Что у тебя все клево
Кенма как-то посоветовал ему:Хоть слово, и я буду знать
–Как ваше состояние? –Чувствую себя стабильно. Стабильно плохо. — Мысли о суициде вас посещали?Нет, доктор, конечно нет, Я просто так кладу голову в пакет
— Я не помню. И, возможно, не хочу. Наверное нет.«Ты слушаешь меня? Я. Люблю. Тебя.» «Я знаю, Бокуто, я тоже.»
Это не песня, это моя боль. Я покончу с собой в двенадцать ноль ноль.
— Хэй-хэй-хэй… — Акааши поднимает вверх кулачки, пытается хоть немного улыбнуться, но горячие слезы, сдуваемые ветром, сильно мешают. Он уже не стоит ровно, а падает коленями в жёсткий бетон. Вытерев соленые потоки, Кейджи встаёт. И снова падает. Слезы все равно стекают. Намного легче падает. Дольше, но легче. И снова в жёсткий бетон. Бетон, затянутый тонкой корочкой льда. Первой и последней в этом году.«Напиши мне из рая. Кажется меня ждут круги ада. »
— Акааши~ — Мнм, да, Бокуто-сан? –Кейджи отвечает шёпотом на шепот, поднимая голову с чужой груди и смотря в большие, почти совиные глаза. — Разве ты не любишь жизнь? Скажи же, что она прекрасна, — Бокуто пропускает смольные волосы через свои пальцы, совсем немного оттягивая их, и, сильно улыбнувшись, жмурится от яркого солнца за окном. Кейджи тянет паузу. — Я люблю т е б я, Котаро.