Падение

Красный. Окружающее пространство одевается в темный бордовый цвет, решительно стирая образы, проливая на них слишком яркую пугающего цвета краску. Мальчик чувствует, как по правой щеке текут теплые струи. Кровь попадает на губы, и ребенок судорожно слизывает чуть солоноватую жидкость. Вкус практически не ощущается на языке. Боли почти нет в пылающем огнем правом глазу. Красный. Звуки доносятся до мальчика, как сквозь толстые каменные стены. Сил не хватает на то, чтобы подняться на ноги. Все его существо – сплошной ком оголенных нервов, которые дерет раскаленной колючей проволокой. Тело хочет кричать от боли, но ни звука не вырывается из искусанных в мясо губ. Красный. За него кричат другие. Предсмертные вопли людей, которых мальчик только что приказал уничтожить, всех до одного. Сквозь плотный бордовый туман перед глазами невозможно различить, что именно делает демон с его мучителями. Сиэль чувствует пульсацию сердца этого существа, как свою собственную. Очередная вспышка огня в правом глазу, и ребенок с тихим хрипом прижимает ладони к лицу. Мальчику кажется, словно даже сквозь закрытые веки виден пурпурный свет пентаграммы, тонкими линиями выведенной на темно-синей радужке. Красный. Сильные руки подхватывают отощавшее тело, и Сиэль невольно вскрикивает от неожиданности. По выступающим сквозь кожу ребрам пробегают ледяные пальцы существа, с которым он только что неразрывно связал собственную судьбу. — Юный господин, — мальчик поеживается, демон шепчет ему на самое ухо, опаляя кожу сухим дыханием. – Откройте глаза, юный господин, уже все закончилось. Мальчик подчиняется, с трудом разлепляя вспухшие веки. Красная пелена почти спала с глаз, и ребенок отчетливо видит развороченные трупы людей, разбросанные по выложенному белой и черной плиткой полу. Словно шахматная доска. Первая партия сыграна успешно… Сиэль сгибается пополам, тошнота подкатывает к горлу. — Не смотрите. Рука в черной перчатке мягко закрывает глаза мальчику, но граф как-то судорожно сбрасывает ее с лица. — Господин?.. — Оставь. Я хочу видеть… видеть, что ты с ними сделал. Тихий саркастический смешок, и Сиэль поднимает взгляд, впервые видя лицо демона в обрамлении густых чернильных волос, небрежно спадающих на плечи. Сил не хватает на то, чтобы смотреть в его искрящиеся глаза, в глубине которых пляшут яркие до боли розовые огни. Узкие зрачки сужаются, когда мальчик отводит взгляд, губы растягиваются в ядовитой усмешке. Всего лишь маленький испуганный ребенок… А демон никогда раньше не служил детям и теперь предчувствует нечто забавное. Душа ребенка намного вкуснее уже изрядно подпорченной лишними эмоциями взрослого человека, будет интересно распробовать ее в полной мере, когда придет на то время. Демон с нескрываемым удовольствием останавливает взгляд на пентаграмме в уже прекратившем кровоточить правом глазу юного графа. Тело мальчика вначале отторгало печать, словно опасную болезнь, кровь горячим потоком текла по щеке, будто красные слезы, но потом реакция прекратилась, и знак принадлежности навсегда стал неотъемлемой частью юного господина. Человек способен привыкнуть к чему угодно, даже к темной сущности нечисти… Сиэль передергивается всем телом, когда демон ласково оглаживает его щеку когтистыми пальцами. — Я жду приказа, милорд. — Унеси меня отсюда, — хрипит мальчик, вцепляясь в плечи мужчине, с трудом сдерживаясь, чтобы не расплакаться. От твари не скрывается ничего — каждый хриплый вдох ребенка, каждый отблеск слез в красивых синих глазах. – Подальше от этого места… — Слушаюсь. Мир вокруг сливается в сплошную блеклую серую полосу, краски смешиваются в один неясный грязный цвет. Время словно останавливает ход в этом безумном потоке, и граф теряет сам себя, обессилено повисая в руках демона, держащего отныне его жизнь в собственных руках. *** Граф, вздрагивая, приходит в сознание, с трудом выдергивая себя из болезненного тяжелого сна. Измученное исхудавшее тело утопает в мягких белоснежных перинах, тщательно укрытое теплым шерстяным одеялом. Слишком хорошо, чтобы быть похожим на правду… Мальчик давно разучился спать на кровати. Сиэль осторожно поворачивает голову, чуть прикрывая глаза. Незнакомая маленькая спальня, едва ли освещенная огоньками парочки свечей на прикроватном столике. В комнате пахнет накрахмаленным ночным бельем, куриным бульоном и теплым молоком. В комнате тепло. Никакого сравнения с тем страшным холодным местом, провонявшим кровью и каленым железом. Обрывки памяти ярким калейдоскопом постепенно восстанавливают целостную картину произошедшего, мальчик зажмуривается, надавливая пальцами на веки до пляшущих в глазах пятен. В том месте было очень холодно и темно. Там были люди, много людей, все, как один, в черных балахонах и белых узорчатых масках. Там были палачи со сдвинутыми на бледные, словно восковые, лица капюшонами, каждодневно пытающие юного графа на глазах у трепещущей толпы фанатиков, раскачивающихся взад-вперед в каком-то религиозном экстазе. Каждый мечтал оборвать жизнь мальчика собственноручно, с хрустом сломав ребра и вырезав сердце. После каждого ритуала один сгорбившийся старик тщательно собирал с жертвенника кровь в тяжелую узорчатую чашу и передавал ее по кругу. Когда чаша приходила к нему обратно, в ней не было уже ни капли. Сиэль со стоном распахивает глаза, обхватив костлявые плечики руками. Они почти убили его… Они были слишком близки к тому, чтобы добить юного графа, лезвие огромного отточенного кинжала замерло в считанных миллиметрах от белого горла. Жертвоприношение прекратилось, потому что пришел он. — Милорд, я вижу, Вы проснулись. Мальчик едва подавляет вскрик, готовый предательски вырваться наружу. Демон бесшумно входит в спальню, аккуратно прикрывая за собой дверь, неся в руках маленький железный тазик. Сиэль провожает высокую стройную фигуру настороженным, даже испуганным взглядом. Он теперь выглядит совсем как человек, облаченный в строгий черный фрак дворецкого, держась спокойно, с некой пародией на дружелюбие. — Ты!.. — Не стоит делать резких движений, Вашему телу нанесены серьезные увечья, не нужно лишний раз тревожить раны, — произносит демон, у графа не хватает смелости назвать это существо дворецким. Руки в белых перчатках осторожно поправляют подушки, подтыкают одеяло, мужчина даже изредка не сцепляется взглядами с Сиэлем. — Ты… — Вы хотите что-то сказать, мой господин? – тихо произносит тварь, и теперь мальчик смотрит прямо в темные карие глаза с едва заметным алым отливом. Граф молчит, и демон, вздохнув, снимает с рук перчатки. Взгляд Сиэля невольно останавливается на черной, словно вшитой в кожу, пентаграмме. Пентакль, заключенный в круг. В голове невольно проносятся строки давно нечитанной Библии, образы Сатаны и его прислужников возникают в сознании. Рога, хвосты и пышущие огнем пасти – ничего общего с демоном, сидящим сейчас на кровати. Уголки губ твари чуть приподнимаются, и Сиэлю кажется, словно это существо способно читать его мысли. — Кто ты? – шепчет граф, когда мужчина осторожно прикасается к его лбу смоченным в теплой воде полотенцем. Взгляды вновь встречаются друг с другом: испуганный и растерянный – мальчика, спокойный и пугающий своей холодностью – демона. Мужчина аккуратно убирает с лица Сиэля длинную мешающуюся челку, и пентаграмма предстает его глазам, чуть пульсирующая на темно-синей радужке в каком-то своем особенном ритме, который не имеет ничего общего с биением сердца юного графа. — Вы заключили со мной контракт, я теперь Ваш верный слуга. — Я… в смысле, как твое имя? – тихо хрипит Сиэль, насильно вырывая слова из сведенного судорогой горла. Боится сидящей рядом с ним твари буквально до панического ужаса. — Я имею множество имен. Называйте меня так, как пожелаете, — услужливо отвечает демон, убирая за уши чуть растрепанные чернильные волосы. Сильные руки приподнимают голову мальчика, к обкусанным губам приставляется серебряная ложка, полная горячего жирного бульона. Жидкость минует вкусовые рецепторы, граф делает жадный глоток, едва ли не постанывая от удовольствия, когда по телу разливается блаженное тепло. — Прошу Вас, помедленнее, — проговаривает мужчина, когда Сиэль чуть не вырывает ложку из его рук, но граф не слушает. Зверское чувство голода, про которое мальчик почти забыл, возвращается с каждым новым глотком чудодейственного супа. — Возможно, Вам будет интересно знать, где мы сейчас находимся, — демон отставляет в сторону пустую тарелку, бережно укладывая мальчика обратно на пуховые подушки. Усталость смежает веки, Сиэль едва слышит, о чем ему говорит мужчина. – Небольшая деревушка недалеко от Лондона. Вам не обязательно даже знать ее название. Мы можем оставаться здесь, сколько Вы захотите, но, как я понял, милорд родом далеко не из простых крестьян и вряд ли захочет этого. — В Лондон, — едва разборчиво шепчет мальчик, сон заключает сознание в плотный кокон, перед приоткрытыми глазами пляшут цветные неясные тени, — у меня там остался единственный родственник. Отнеси меня к моей тете… Себастьян… Демон улыбается, когда граф засыпает, дыша ртом сквозь приоткрытые губы. Себастьян значит… Неинтересное имя, но вполне подходящее для простого дворецкого. Мужчина поднимается с постели, беря в руки покрытый ржавчиной небольшой канделябр. Себастьяну нравится этот мальчик, нравится предвкушение чего-то интересного. Ребенок старается повзрослеть раньше времени – ничего у него не выйдет. Опыт прожитых лет не заменить ничем, но можно попытаться превратить этого невинного ягненка в маленькое чудовище, назвав «это» взрослостью, стоит лишь начать играть по собственным правилам… Никому еще из демонов не доводилось заключать контракт с таким юным господином, неокрепшим, слишком наивным и чрезмерно глупым местами. Эту душу можно будет взращивать так, как захочется, самолично разглаживая все шероховатости, убирая все несовершенства с податливого материала, создавая нечто изысканное… Демон облизывает губы. Вновь пробужденный аппетит расплавленной магмой течет по венам, обволакивает сердце раскаленными тисками, сдавливает болью отчаянно пульсирующий орган, приятной до какого-то извращенного удовольствия. Голод смешивается с кровью, шумит в ушах, алой пеленой затмевает взгляд. Хочется наброситься на ребенка прямо сейчас, подмяв его под себя, приникнуть губами к раскрытому в крике рту и высосать душу всю, до последней искристой капли, причиняя невыносимую боль умирающему телу. Но нельзя. Не позволяет контракт. Не позволяет интерес. Или предвкушение – демон еще не знает, как это назвать. — Приятной ночи, мой господин. Себастьян покидает спальню, бесшумно прикрывая за собой дверь, и в комнату вновь проникает свежий ночной воздух сквозь открытые окна. *** — Себастьян… — Да, мой господин? Дворецкий аккуратно накладывает повязку на правый глаз графа, скрывая за белоснежными хлопковыми бинтами клейменую радужку. Его движения хирургически аккуратные, точные, длинные тонкие пальцы ни разу не дернули за мягкие темные волосы. Сиэль осторожно прикасается к бинтам, часто моргая – неудобно смотреть одним глазом, когда у тебя оба зрячие. — Ты говорил, что разузнал насчет моего поместья. — Да, милорд, — маленький узелок на затылке, — как Вы и говорили, от него ничего не осталось. Груда кирпича и обуглившихся перегородок, чудом устоявших. — Вот как… — Сиэль переводит взгляд на зеркало в золоченой резной раме, висящее на стене напротив. Маленький мальчик в ночной рубашке, сидящий на плетеной табуретке, и высокий мужчина в черном, стоящий чуть позади. Страх перед Себастьяном никуда не исчез, но как будто притупился – в силу вступила уже более-менее выработанная привычка. — Я могу его восстановить, если пожелаете. Граф вскидывает взгляд – дворецкий в упор смотрит на него с самым спокойным видом. В солнечном свете алый блеск глаз почти незаметен, теперь он выглядит совсем как человек. Похоже, ему и самому доставляет удовольствие этот маскарад. Сиэль не знает, просто боится пытаться понять, что именно чувствует прислуживающая ему с таким рвением тварь. — Правда? — Нет ничего, что я бы не сделал, если бы Вы мне приказали, — заискивающе отвечает Себастьян, чуть склонив голову. Черная челка падает на игриво сверкнувшие глаза. – Восстановить поместье в первоначальном виде – моих сил хватит для этого. Сиэль поднимается на ноги, подходя к зеркалу. Подушечками пальцев по стеклянной гладкой поверхности, стараясь не смотреть на ставшее в одночасье одноглазым отражение. Мальчик чуть склоняет голову, и тщательно уложенные дворецким отросшие волосы падают на правую щеку, скрывая бинты. Поместье… Да, ему необходимо где-то жить. Теперь, когда родителей нет, все семейное имущество перешло по наследству ему. Получается, корпорацию «Фантом» отныне должен возглавить десятилетний ребенок, чтобы не допустить ее развала. Сиэль с трудом сглатывает – комок встал в горле. У него теперь есть демон, который сделает все, что ему прикажут, но злополучная гордость не позволяет во всем полагаться на Себастьяна. Беглый косой взгляд на стоящего позади мужчину – кажется, его губы на мгновение растягиваются в усмешке. Наверное, знает, о чем именно думает мальчик. Граф, вздыхая, оборачивается, демон тут же вежливо склоняет голову, но Сиэлю кажется, что тварь с трудом сдерживает смех. Возможно, так оно и есть. — Себастьян, я приказываю тебе. — Слушаю, господин. — Восстанови мое поместье. Таким, какое оно было раньше. Я хочу возродить семейную вотчину и продолжить дело отца, — произносит мальчик, сам с трудом веря в собственные слова. Дворецкий опускается на одно колено, опуская лицо, кладя правую руку на сердце – просто воплощение покорности. — Будет исполнено. Себастьян поднимает взгляд, и теперь Сиэль отчетливо видит, как блестят красным его глаза. Невольная дрожь пробегает по телу, мальчик уверенным шагом следует прочь из комнаты, ни на мгновение не теряя ощущения провожающего его взгляда. — Как быть с Вашим прошлым дворецким, господином Танакой? Граф замирает в дверях, невольно обернувшись. Танака… жив? Преданный старик дворецкий, служивший его семье еще до рождения Сиэля. Мальчик чувствует, как слезы вновь накапливаются в глазах – не в первый раз за день. — Оставь его… Возьми в поместье, когда будут закончены работы. Я хочу, чтобы он и дальше служил Фантомхайвам. Покинуть удушливую спальню, быстрым шагом идя по пустынным коридорам. Тетя Анжелина обещала приехать сегодня же, когда узнала о том, что ее племянник вернулся. Сейчас она, скорее всего, еще в пути… Без нее и прислуги в поместье стало совсем одиноко. Сиэль выходит на огромную просторную террасу, перед которой простирается небольшой парк. Запах цветущих яблонь кружит голову, навевает ощущение чего-то непреодолимого, будоражит уже приглушенные чувства. Мальчик вцепляется в мраморные перила, стискивая зубы. Хочется громко закричать, едва не порвав голосовые связки, выплеснуть все, что хранится внутри. А затем сесть, прижав коленки к груди, и плакать, плакать… Сиэль уже жалеет, что покинул Себастьяна, в присутствии дворецкого он невольно отвлекается от собственных переживаний. — Сиэль! Громкий крик невольно заставляет обернуться. Маленькая Элизабет бежит к нему по террасе, спотыкаясь о пышные юбки, проливая на ходу горькие слезы. Мальчик не сопротивляется, когда девочка обнимает его, утыкаясь мокрым лицом ему в шею. Слезы Элизабет непроизвольно заставляют забыть о своих собственных. *** Тихое бренчание посуды, когда Себастьян аккуратным выверенным движением ставит на маленький игральный столик серебряный поднос, украшенный затейливой гравировкой. Сиэль бросает один мимолетный взгляд на дворецкого, такого покорного и тихого сегодня, и синие глаза вновь смотрят на черно-белую клетчатую доску. Тетя Анжелина никогда не отличалась особым умением игры в шахматы, еще несколько ходов, и белому «королю» будут поставлены «шах» и «мат». Сиэль не чувствует никакого азарта, какой обычно приходит к нему, когда становится ясно, что исход партии уже предрешен, и от этого еще больше раздражен, чем обычно. — Кофе? – сухо спрашивает мальчик, чувствуя терпкий запах, исходящий от маленького фарфорового чайничка. Руки в белых перчатках замирают в воздухе. — Да, мой господин. Как Вы и просили. — Я не хочу кофе. Убери… это, — чуть презрительно проговаривает граф, косясь на поднос. – Принеси чай. Крепко заваренный. — Слушаюсь, мой господин, – невозмутимое спокойствие в красивом низком голосе. Как обычно, как всегда. И это бесит Сиэля еще больше. – А Вы что будете, госпожа? Мадам Рэд отрывает взгляд от шахмат, одобряюще смотрит на демона. Иногда графу кажется, что глаза тети способны менять цвет — от молочно-шоколадных до темно-алых, совсем как у Себастьяна, в зависимости от того, с какой стороны падает свет. Это завораживает. — Мне просто кофе, Себастьян, спасибо. Дворецкий услужливо кивает, его руки грациозно движутся над посудой, аккуратно наливают черный кофе, не разбавляя его сливками – мадам их ненавидит. Анжелина принимает чашку, дружелюбно улыбнувшись. Сиэль знает, его тетя неизменно хорошо относится к дворецкому, такому идеальному и спокойному всегда. Мальчик чувствует нарастающее раздражение, хочется отослать Себастьяна, предварительно наговорив чего-нибудь задевающего вслед, но знает, что это все равно не принесет никакого результата. На демона трудно повлиять простыми уколами в его сторону. — Тебе не следует так гонять своего дворецкого, Сиэль, — дружелюбно проговаривает мадам, маленькими глотками смакуя кофе, когда Себастьян покидает комнату. – Это признак плохого хозяина. — Мне все равно, — сквозь зубы шипит мальчик, со стуком ставя «ладью» в опасное соседство с белой «королевой». – Он всего лишь дворецкий. — Тем более. Многие будут судить о тебе еще и по тому, как ты относишься к своим подчиненным. Анжелина изящным движением поправляет огненно-рыжие волосы, тоненькими прядями выбивающиеся из пучка, и Сиэль невольно замирает, залюбовавшись. Мальчик любит мадам, очень любит, почти как мать, но никогда не показывает вида. — Себастьяну это не нужно, — улыбнувшись, отвечает граф, параллельно делая победоносный ход «конем». – В отличие от других слуг, мой дворецкий не нуждается в любви своего хозяина. «Шах» и «мат», тетушка. — Сиэль, вот никогда ты не поддашься своей тетке, — смеясь, произносит мадам Рэд, откидываясь на спинку кресла. Затем ее смех обрывается, и женщина смотрит на мальчика каким-то грустным обреченным взглядом. Сиэль невольно отводит глаза – ему не нравится, когда его жалеют. Но когда это делает мадам, хочется забыть обо всех внутренних барьерах и бросится к ней в объятья, вновь стать ребенком. А это непозволительно. – Я беспокоюсь за тебя. Я, правда, очень боюсь. Вся твоя семья перебита, остался лишь ты, маленький ребенок. Они могут прийти за тобой, а ты совсем беззащитен… Анжелина запинается, делая короткий вдох, почти со всхлипом, и Сиэль едва сдерживает себя, чтобы не вскочить с кресла и не бросится бегом из комнаты, чтобы не видеть этих грустных карих глаз. Мальчик поднимается на ноги, подходит к женщине, кладя ладони ей на подрагивающие плечи, и запечатлевает короткий поцелуй на ее теплой щеке. — Не считайте меня совсем ребенком, тетушка. И я далеко не беззащитен, поверьте. Теперь уже нет. Мадам Рэд тянет руки к графу, но он отшатывается от нее как-то испуганно. Сиэль и так уже дал волю своей слабости и не может позволить больших проявлений чувств. — Полно, тетушка, уже поздно, мне давно пора спать. Да и Вы, я думаю, тоже устали. Анжелина опускает ладони на колени, улыбаясь как-то особенно горько. — Ты стал таким холодным, мой дорогой племянник. Что случилось с тем маленьким добрым Сиэлем? Граф усмехается, замирая в дверях. Тот маленький мальчик погиб, как только потерял в пожаре родителей. Как только попал в руки фанатиков. Как только заключил контракт с демоном, вверяя ему собственную неокрепшую душу. — Я все тот же, тетушка, не берите в голову. Доброй ночи Вам. Сиэль чувствует, решительным шагом идя по темному коридору в свои покои, как усмехается Себастьян, стоя в кухне далеко на первом этаже. Значит, дворецкий видел и слышал все то, о чем говорили они с мадам Рэд. Значит, знает о слабости его хозяина. Мальчик прикусывает губу почти до крови, невольно прикасаясь рукой к скрытому за повязкой правому глазу. *** Сиэль не смотрит на Себастьяна, хотя дворецкий стоит прямо напротив него, аккуратно расчесывая мальчику волосы маленьким гребешком из слоновой кости. Черный высокий воротник идеально сидит на тонкой шее, но графу кажется, что ткань сжалась и душит его, помещение плывет перед глазами. Огненно-красное платье с пышными оборками, расшитое драгоценными камнями, лежит на кровати, готовое к своему последнему выходу в свет. Сегодня мадам Рэд будет похоронена, укрытая алым саваном. — Я вижу, господин, Вы сильно скорбите по погибшей мадам, — как будто невзначай проговаривает Себастьян, хотя в глубине темных карих глаз пляшут саркастичные огни. Сиэль вздрагивает, словно от пощечины, сбрасывает руки дворецкого со своей головы. Взгляды встречаются, демон пристально вглядывается в темно-синие глаза ребенка, ясно видя все чувства, бурлящие в его душе. Сиэль, однако, быстро берет себя в руки. — Я буду нести по ней траур столько, сколько этого требует обычай. Я скорблю по ней так, как необходимо родственнику. Ничего больше. — Вот как, — губы Себастьяна растягиваются в усмешке, он даже не пытается скрыть ее от Сиэля. Граф чувствует, как раздражение, даже откровенная злость накрывают с головой, оттеняя все остальные чувства. Демон читает его, как раскрытую книгу, и теперь откровенно насмехается, видя, как безуспешно пытается мальчик скрыть от него то, что творится внутри. — Что ты?.. — Я никогда не вру Вам, мой господин, но не пытайтесь и Вы врать мне. Контракт, который нас связывает, позволяет при желании прочувствовать эмоции друг друга. – Сиэль вздрагивает, когда глаза Себастьяна в один миг приобретают цвет крови. — Я приказываю тебе прекратить это! — В глубине души, так глубоко, что Вы едва можете это прочувствовать, Вы рады произошедшему, — Себастьян улыбается, и мальчик отчетливо видит скрываемые ранее звериные клыки. – Ведь смерть мадам уничтожила одну из Ваших слабостей. Ту, которую Вы так и не смогли искоренить из себя. Потому что Вы всего лишь ребенок, а детям необходим кто-то, кто их любит. Звонкая пощечина обрывает слова демона, голова Себастьяна чуть поворачивается вбок, а глаза на миг приобретают светло-розовый цвет, именно такой, какой Сиэль впервые увидел у него, лежа на жертвеннике с залитым кровью лицом. Мальчик застывает на мгновение, мимолетный испуг проскальзывает в душе. Но затем вновь спокойно глядит на дворецкого, сжав руки в кулаки. — Не смей так со мной разговаривать. Не забывай, кому ты служишь. – Сиэль отворачивается от демона, скрещивая руки на груди. Мерзко — слышать от Себастьяна правду, которая вмиг приобретает щелочной привкус. И противно. Противно то, что дворецкий прав – он никогда не сможет выбить из себя это доброе детское начало, будучи сам ребенком. Решение приходит само по себе, заставляя содрогнуться всем телом. — Скажи мне, какую душу ты хочешь, Себастьян. Сиэль чувствует, как на обнаженные пока что плечи опускаются вмиг ставшими ледяными руки. Себастьян склоняется к мальчику, дыханием сдувая волосы с его виска, шепчет прямо на самое ухо, посылая батальоны мурашек по всему телу. — Сладкую от особого сочетания поступков и эмоций. С чуть заметным солоноватым привкусом гнева и мягким пряным ароматом предательства, — шепчет демон, накрывая ладонью уродливое клеймо на спине мальчика. Сиэль боится оборачиваться, знает, что дворецкий сейчас почти утратил человеческое лицо. Слова приказа сами вырываются изо рта. — Так сделай ее такой. Я приказываю тебе – выбей из меня эту слабость, уничтожь привязанность к окружающим людям. Мне все равно, как ты это сделаешь. — Сила в добродетели, мой господин. — Я не считаю это силой. И я не хочу больше быть привязан к этим эмоциям, — шипит Сиэль, теряя ощущение близости. Себастьян теперь прямо перед ним, смеряет графа спокойным чуть насмешливым взглядом темных карих глаз. А затем опускается на одно колено, склоняя голову. — Слушаюсь, милорд. Пентаграмма взрывается огнем, мальчик прижимает ладони к лицу, ему кажется, словно кровь вновь вот-вот потечет по щеке. Но лишь на миг, боль проходит столь же внезапно, как и началась, и граф только теперь ясно понимает, какой именно приказ он отдал. Страх на мгновение окатывает ледяной волной, темные синие глаза ловят режущий взгляд Себастьяна, и граф понимает, что он окончательно ступил на лезвие ножа. *** Сиэль не может смотреть в глаза сгорбившемуся у его ног человеку. Граф не может обернуться, чувствуя на себе оценивающий взгляд дворецкого, по обыкновению стоящему чуть позади мальчика. Руки, сжимающие пистолет, дрожат так сильно, что Сиэль едва удерживает огнестрел. — Граф, прошу Вас, — всхлипывает человек, лежа на грязной мостовой. Блеклый свет фонаря выдергивает из темноты его перепуганное покрытое потом лицо. – Не убивайте меня, умоляю! Я готов понести любое наказание, только, прошу, не лишайте меня жизни, у меня семья, у меня двое новорожденных ребятишек… Сиэль вздрагивает так сильно, что пистолет все-таки выскальзывает из его рук. Себастьян в полете подхватывает его, с неизменной вежливой улыбкой возвращая мальчику. Граф отталкивает руки дворецкого, с отчаянием глядя в его безжалостные алые глаза, такие яркие сегодня. — Мой господин, — Себастьян говорит спокойным размеренным голосом, но Сиэль ясно слышит едва заметные насмешливые нотки, — Ее Величество приказала уничтожить всех причастных. Этот аптекарь – последний. Ну же, Вам всего лишь нужно нажать на курок. — Меня подставили! – взвизгивает человек, по толстым бледным щекам текут горькие слезы. – Граф, прошу, поверьте! Меня шантажировали, они грозились убить мою семью! Я бы ни за что не пошел против Ее Величества, я всегда был предан короне! — Ты жалок, — отрезает Себастьян, смеряя несчастного аптекаря презрительным взглядом. – Ты сам сделал свой выбор. Умри хотя бы достойно. Я жду, мой господин. – Алые глаза вновь останавливают взгляд на Сиэле. Граф бледен до синевы, мальчика бьет крупная дрожь. Себастьян прав, Сиэль сам велел ему выбить из себя привязанность к людям и врожденную доброту любым способом. Демон лишь выполняет приказ, но это так… тяжело… Граф вцепляется в пистолет, до боли сжимая пальцы, направляет дуло в голову мужчине, горько всхлипывающему у его ног. Семья, дети… Все это не имеет значения. Теперь уже никакого. Окружающий мир плывет перед глазами, указательные пальцы ложатся на курок, Сиэль старается не смотреть в округлившиеся от ужаса глаза аптекаря. Никакого значения. Выстрел оглушает на мгновение, мужчина падает на мостовую, кровь темной струей толчками выбивается из простреленного лба. Сиэль пошатывается, пистолет все же выскальзывает из ослабевших рук. От падения графа удерживают сильные руки дворецкого. — Мой господин, Вам плохо? – притворная забота в тихом низком голосе. Граф чувствует, как на фоне его собственных ощущений играют чувства демона – торжество, радость, предвкушение… Они сливаются друг с другом, кружат голову, болью пульсируют на клейменой радужке. Взгляды встречаются, Себастьян пристально смотрит в темные и пустые теперь глаза Сиэля. Мальчик передергивается всем телом, когда демон мягко проводит руками по его спине – от чуть выступающего позвонка к самому копчику. Слабость охватывает все существо, хочется лечь прямо на грязную мостовую и уснуть, так крепко, чтобы забыть обо всем, оградить себя полностью от внешнего мира. Хоть на это короткое мгновение разорвать связывающий графа по рукам и ногам контракт. — Оставь меня, — хрипло, с трудом выдергивая слова из пересохшего горла. – Возвращаемся. Я не хочу слышать от тебя ни слова. *** Человеческая глупость — одна из самых интересных вещей в мире. Люди и, правда, не понимают, на какие ничтожные и странные поступки порой подталкивает их собственная природа. Мой хозяин, маленький двенадцатилетний мальчик, ничем не отличается от остальных. Повзрослеть раньше времени — я говорил, что ничего из этого не получится. Сиэль имеет обыкновение не слушать своего дворецкого. Возможно, чтобы специально досадить мне лишний раз. Но, в конце концов, это привело лишь к тому, что он сам же отдал мне приказ сделать из него маленькое чудовище. Глупый ребенок, мне ничего не стоит затянуть человека в пропасть порока. Убийство – всего лишь первый шаг. Предательства, разврат, низкопоклонничество – мой господин пройдет через все это неоднократно. До тех пор, пока его душа не станет такой, какую я хочу. Я дворецкий семьи Фантомхайв уже полтора года. *** Сиэль сгибается пополам, открыв рот в немом крике. Графа трясет, мальчик падает на пол, прижимая ладони к голове. — Господин. Мой господин, посмотрите на меня. Голос Себастьяна звучит ото всюду, идет из самой земли, пропитывает жаркий воздух, окутывает мальчика плотным коконом. Боль на мгновение отрывает от реальности, Сиэль с криком прижимает руки к груди. Жертвенник, залитый чужой кровью, тускло освещен несколькими десятками белых восковых свечей. Дети пустыми стеклянными глазами смотрят на графа из металлических клеток. Жертвы. Такие же, каким был когда-то он. — Господин. Сиэль буквально через силу заставляет себя поднять взгляд. Глаза Себастьяна сверкают светлым розовым огнем, демон протягивает к мальчику руки. — Ну же. Скажите мое имя. Узкие змеиные зрачки расширяются от алчного предвкушения, Сиэль вцепляется в плечи демона, задыхаясь, едва не крича от боли и страха. Прислуживающая ему тварь способна защитить, спасти. Пожертвовать жизнями нескольких десятков детей ради того, чтобы окончательно уничтожить кошмар детства. Нужен всего лишь один приказ, чтобы полностью ввергнуть душу во тьму. — Себа… Себа… Себастьян! – стонет граф, прижимая руки к скрытому за повязкой правому глазу. Демон одобрительно улыбается, проводя рукой по щеке мальчика. Один приказ, и душа станет идеальной. — Уничтожь здесь все! – выкрикивает Сиэль, до боли сжимая пальцы на плечах Себастьяна. Демон в притворном удивлении изгибает брови, а губы тем временем растягиваются в торжествующей усмешке. Душа мальчика одевается в чернильный цвет, который растет изнутри болезненным пятном, стирает все то доброе, что было в нем от рождения. — Но, господин, а как же похищенные дети?.. — Мне неважно! – кричит граф, скрывая с лица повязку. Пентаграмма пурпурным светом пульсирует на темно-синей радужке. – Я отдал тебе приказ, так выполняй его! Демон лишь пожимает плечами. Белые перчатки летят на пол, клейменая пентаклем рука подносится к маленьким огонькам свечей. Мгновение, и пламя огненным шлейфом поднимается по стене, течет по потолку, наполняет невыносимым жаром помещение. Сиэль прячет лицо в складках фрака дворецкого, и Себастьян бережно прижимает тело графа к себе. Сила в добродетели. Его маленький хозяин утратил ее навсегда. Рев пожара оглушает, огонь стеной окружает мальчика и демона. Ни тот, ни другой не обращают внимания на крики детей, когда пламя охватывает металлические клетки. Глаза в глаза, смешивая взгляды в красно-синей краске. Связь между господином и слугой теперь ощущается намного сильнее, чем раньше. Образы погибших родителей, мадам Рэд… Лица мелькают один за другим в смятенном сознании мальчика. Лиззи, прислуга, убитые циркачи… Ничего не имеет значения. Теперь уже ничего. Голос демона-дворецкого перекрывает рев пламени: — Слушаюсь, милорд. Моя душа теперь идеальна.