Самая короткая ночь

      На далёкие огни деревни люди смотрят с надеждой: они обещают кров и тепло, миску горячей похлёбки, а может, чего ещё. Скажем, кружку кисловатого пива и тюфяк, набитый подгнивающей уже соломой. Так думают люди. Измученные долгой дорогой, озябшие, несущие на выбившихся волосах белые звёздочки снега, как высокий дар, как драгоценное украшение. Путник в канун праздника всегда найдёт дом, где его примут и обогреют, нальют ему, чего бог послал, за стол усадят и будут расспрашивать, что он видал да с кем говорил. А когда небо совсем почернеет, когда закружится над головами бездонная пропасть, полная далёких огоньков, придёт пора выходить на хрусткий снег, выносить чучело козы, обряженное в яркие тряпки, и петь радостно, петь светло. Про то, как придёт весна и заколосится рожь, как среди ржи раскроются синие глаза васильков, как шмели будут гудеть над прогретой землёй и запах - медвяный, травный - полетит на хрупких крыльях в ульи и станет чистым золотом. Полетит песня над крышами, над печными трубами да в высокое небо ударит - как в гости попросится. Мол, принимай хозяин, к тебе тут прошение. Чтобы пеклись пироги, чтобы девки выходили замуж, рожали детушек. Чтобы ни война, ни болезнь, ни другое лихо в оконца не заглядывали, чтобы только мир и покой, тёплый хлеб, парное молоко.       Стоит деревня среди сонного поля, в кольце тёмного леса. Снег кружится над ней хлопьями, пахнет деревня домом - будто каждого там ждут и приветят, будто для тебя котелок на огонь ставили. Далеко пусть воет голодное зверьё, пусть далеко-далече бряцают доспехи, а домишки утлые охраняет звон бубенчиков на козлиной морде да рога богатые, бисером расшитые. Да песня ещё.       От чёрных корней, от голых ветвей. От заледенелого болота с яркими да мёртвыми ягодами брусники идёт он, а за ним одна только ночь крадётся. Не поют птицы над его головой, не хрустнет под ногой упавшая ветка - только ельник расступится, словно своего пропускает. Пусть люди идут на дух наваристых харчей, пусть тянут руки к огню, пусть улыбаются первым встречным, словно их одна мать выкормила. Тот, кто идёт по лесу лютой полночью, идёт на запах крови, на звук бьющегося сердца, на шум дыхания. Где-то там, за защитой изгороди, за стенами, за столом, хмельной и расслабленный, сидит старый враг и не чует, как его смерть кругом деревню обходит. Последнюю ночь он сегодня празднует. Пусть людей хранят очаги да одеяла, старого эльфа хранит холодный лес, подталкивает его в спину ветер, а он только щурится да усмехается.       Знает эльф, что скоро все напьются, что от жара печи потянет в сон, что веки тяжёлыми станут. Помнит эльф, что стоит в центре селения на крохотной площади огромная ель, снизу доверху увешанная безделицами. Хочет эльф отрезать голову старому врагу да в честь праздника насадить на верхушку ели вместо звезды. И уже блестит в лунном свете его нож.