Обречённые на вечность

      Солнце клонилось к закату, и небо окрасилось в багровые цвета. Последние лучи, будто прощаясь, ласкали нежную листву деревьев.       Озарённые золотыми лучами света, пара силуэтов брела по едва заметной тропинке. Один из силуэтов явно отставал от другого, но каждый раз замечая это, он рысью догонял преследуемого. Это было не трудно и ничуть не утомляло.       Хаскар обернулся на своего напарника, чьи шаги то и дело периодически ускорялись.       — Устал? — тихо поинтересовался воин.       — Вот ещё, ни капли. — Коротко ответил Стригвир. — Не хочу спешить, давно такой приятной погоды не чувствовал. Задержаться здесь — мне в радость.       — Неужели на Ксакатокатле всё настолько плохо? — Стараясь поддержать разговор, Хаскар немного замедлился, равняясь со жрецом.       Ещё, казалось бы, недавно, они были соперниками, где каждый стремился показать себя с лучшей стороны. А сейчас они мирно идут по одному пути.       Вражда и не была враждой по их собственной воле. Раз за разом их кидало по разные стороны реки Битвы Древних, и не оставалось ничего лучше, как попытаться переиграть друг друга, подлавливая на ошибках.       Примирение пришло так же внезапно, как и началось соперничество ни с чего.       — Дожди там, дожди… осень всегда довольно мерзкая у меня на родине. А у вас — потрясающе. — Стригвир едва улыбнулся. — Устал наблюдать одно и то же из года в год.       Путь лежал до самого, считай, дома Хаскара, где он жил уже довольно давно. Это нельзя назвать «домом» в привычном понимании. Пожалуй, это было место, куда Хаскар привык возвращаться, хотя там ему никто не был рад. Сейчас на том месте никого из ордена Дезун не было, и Хаскар мог не опасаться за себя. Хотя ему и не приходилось.

***

      Первые серебристые крапинки начали прорезаться на небосводе. Близилась ночь. Вокруг всё начало затихать: птицы, мелкие грызуны в травах бескрайних полей.       Вся дневная жизнь уходила на недолгий покой, уступая место ночным жителям этих земель.       Вместе со звёздами, в небо устремились рыжие крупицы огня от разведённого костра.       — Опять ты своей кровью огонь разводишь. — Огрызнулся Стригвир, попутно стараясь закрыть сгибом руки рот. — Можно же и по-другому, не нервируя меня.       — Это долго.       — А мы спешим?       — Нет… — угрюмо протянул Хаскар.       Странно, но воин никогда не упускал момента на провокацию гончей.       Иногда невзначай резался чем-либо, ранил себя. Ему, в какой-то степени, доставляло удовольствие сводить с ума Бладсикера.       Казалось бы: дикость, провоцировать и без того умалишённого фанатика, а с другой… наблюдать за реакцией каждый раз куда интереснее.       А говоря начистоту: Хаскару давно хотелось посмотреть на все эти приступы вблизи.       Отвратительно, с точки зрения дружбы, но в этом всё же было что-то, из-за чего когда-то Хаскар и решил завести разговор с гончей.       За себя не было никаких опасений, ведь после Мира Нотл воин абсолютно бессмертен. Какие бы раны ему не наносились.       Стригвир нравился Хаскару как собеседник: он никогда не перебивал и выслушивал всё. Сам же предпочитал говорить мало, но по делу.       И голос, которым всё это говорилось… да, вот уж в чём действительно жрец был хорош, так это игрой на публику. На Битве Древних он совсем другой: местами грубый, но никогда палку не перегибал. Оставаясь же один на один, он мог показать себя с совсем другой стороны: более мягкой, по-ребячески игривой. Вроде бы, обычный прислужник кровожадных богов, а капля человеческих чувств и эмоций в нём была.       Это и поражало.       Встав из-под дерева и подойдя к костру, Стригвир вытянул одну руку, почти касаясь языков пламени. Будто бы заигрывая с огнём, он задумался о чём-то своём.       — Вряд ли ты захочешь об этом говорить, но… Как ты живёшь с этим? — Начал издалека Хаскар, на что поймал на себе невидимый взгляд гончей. Он не понимал. — Ты живёшь как раб.       Сжав руку перед огнём в кулак, жрец громко выдохнул.       — Как?.. я сам не знаю. — Почти неслышно проговорил он.       Стригвир наклонил голову почти к самому огню так, что на его чёрной маске было отчётливо различимо пламя. Будто бы собираясь с мыслями, он простоял так довольно долго.       — Если не хочешь говорить об этом — я не настаиваю. Мне был важен хоть такой ответ. — Стараясь казаться чуть более вежливым, Хаскар извинился.       — Нет-нет… я давно ждал такого вопроса. Ведь… всё так и есть. Я — не более, чем обычный безвольный раб. — На его лице скользнула горькая улыбка.       Сейчас Стригвир почти метался в собственных чувствах и ответах. Расскажи как есть, считай, незнакомцу — расскажет другим. Но это не был незнакомец, а довольно долго знакомый ему друг, которому он доверялся не раз.       Наверное, сейчас и стоит вылить хоть кому-то душу, которая с каждым годом становится всё чернее, отравляемая моралями демона, что пожирает изнутри гончую.       — Всё просто ужасно. И с каждым днём становится только хуже.       — Насколько?       Стригвир, недолго думая, начал разбинтовывать руки. Откинув чёрную ткань, он подошёл к Хаскару почти вплотную и присел на колени, равняясь с ним.       На оголённых запястьях зияли неестественно-чёрные раны, которые были настолько глубоки, что были видны вены. Чёрные, подобно смоле, вены.       Это было и страшно, и завораживающе красиво.       — Ещё раз сорвусь — и Он поглотит моё тело окончательно. — Дрожащим голосом прошептал жрец. — А я не хочу. И никогда не хотел этого. Брать те клинки было уже ошибкой для меня. Но я желал хотя бы капли силы больше, что уже имел.       Стригвир снова надолго замолчал. Ему было тяжело продолжать говорить о себе, но так хотел. Ему нужно было сделать это сейчас или никогда.       Взяв маску за края, он снял её. Осматривая узор, жрец ещё думал.       — А знаешь, что самое поразительное? — Он замолчал, дожидаясь любого ответа от Хаскара.       — Догадываюсь, — протянул воин.       — Им всё равно! О чём бы я ни просил Их: меня не слышат, либо намеренно игнорируют. — Когтями он едва поцарапал собственную маску. — Они сделали из меня чудовище. Они отняли у меня свободу. И Они же продолжают не замечать, как Эстжок забирает меня у них. — Голос сбивался, и каждая фраза звучала отрывками: где-то громче, где-то тише, в конце вовсе переходя в безмолвное шептание.       Приложив ладонь к лицу, Стригвир почувствовал, как по его лицу текут слёзы. Он уже не мог себя сдерживать. Слишком долго молчал и надеялся. Слишком долго сдерживал себя в оковах кровавой ярости.       Резко вскочив на лапы, он быстро снова подошёл к огню.       — Смотри,… смотри! Что Они со мной сделали! — Жрец кричал то ли от ярости, то ли от охватившей его истерики.       Рука, поднесённая к самым углям, моментально была поглощена пламенем. Когда короткая шерсть сгорела, за ней принялась гореть и плоть.       Хаскар не мог позволить так серьёзно ранить самого себя Стригвиру. Хоть в этом всё дело и было. Отдёрнув его руку от огня, он видел, насколько серьёзными были ожоги. Но это было не важно.       От боли руку свело, но Стригвир не обращал на это внимания и держал на уровне глаз воина.       Раны стали быстро заживать. Слишком быстро, чтобы Хаскар успел понять что либо.       — Видишь? И так со всем.       На секунду показалось, что жрец едва успокоился. Но только казалось.       — Да пусть этот Эстжок поработит меня полностью. Пусть! Только я уверен, что смогу воспользоваться этим в своих целях. — Он сделал паузу, подбирая слова. А потом снова закричал: — Я блевать заставлю Их этой кровью, пусть хоть что с ней делают, но может быть тогда, когда я перестараюсь, Они обратят хоть каплю своего божественного внимания на того, кто клялся служить до последнего! И я дослужу… до Их конца, не своего.       На последних словах Стригвир обессилено упал на колени, не в силах говорить больше. Да что там говорить: он дышал с огромным трудом.       Стараясь хоть как-то успокоить товарища, Хаскар не придумал ничего лучше, чем прижать Стригвира к себе. Аккуратно, не резко. Словно с каплей материнской заботы. В ответ жрец попытался отстраниться. Ему было крайне неудобно находиться в таком положении. Однако через несколько попыток, он понял, что это бессмысленно.       — Спасибо тебе за всё. — Коротко пролепетал Стригвир, не в силах ни сопротивляться, ни говорить громче.       — Об этом никто не узнает, клянусь тебе. — Хаскар медленно начал гладить по голове жреца. Это было странно для него, выходило неумело, но, несмотря на это, дрожь заметно ослабла, отдавая место свободному дыханию гончей.