***
— И ты абсолютно точно уверена, что ничего нельзя сделать? — расхаживает взад-вперед Фэн Синь. Линвэнь бросает на него раздраженный взгляд, на секунду отрываясь от изучения спокойно стоящего в новой одежде Му Цина. Фэн Синь был невероятно благодарен, когда тот настоял на том, что уже достаточно взрослый для того, чтобы одеться самостоятельно. Он, несмотря на большое желание, не поддался эмоциям от этого «достаточно взрослый». Он также сохранил спокойствие при появившемся на лице Му Цина неохотном выражении, когда тому пришлось вернуть шелковую спальную одежду. Эта одежда сейчас находится в мешочке цянькунь, висящем на его бедре. Он не хочет это обсуждать. — Да, я уверена, — голос Линвэнь звучит измученно, будто она повторяет это уже в сотый раз. Неправда. Может в десятый, не больше. — Это проклятие. Сюаньчжэнь стал ребенком. Не знаю, на долго ли. Но его энергия сильна, и кроме того, что он, хм… ребенок, все в порядке. Фэн Синь открывает рот, чтобы поспорить. Она поднимает руку, затыкая его. — Я бы больше волновалась о том, что попытка снять проклятие может вызвать неблагоприятные последствия. Мы не знаем, что вызвало его. А без дополнительной информации, боюсь, мы можем сделать только хуже. Он может остаться ребенком. Застрять в такой форме навсегда. Лучше пока просто подождать, Наньян. Она ведет себя очень строго. Фэн Синь думает, что лучше бы убраться из ее дворца до того, как она завалит его бумажной работой. — Спасибо за помощь, — он протягивает Му Цину руку, и тот подходит, чтобы взять ее, маленький хвостик подпрыгивает у него на затылке. — Убирайся из моего дворца, — все, что отвечает Линвэнь. Ее слова грубы, но, когда она кивает Му Цину, в глазах читается тепло. Фэн Синь чувствует себя вполне самодовольным. Ну конечно маленький Му Цин очарует Линвэнь. Ну конечно. Он, в конце концов, довольно милый.***
Чувство самодовольства не покидает его до тех пор, пока врата дворца Линвэнь не захлопываются за ним, и тогда на смену ему приходит ужас. — Гэгэ? — дергает его за одежду Му Цин. Фэн Синь не издает звук кипящего чайника. Не издает. — Куда мы пойдем? Фэн Синь задумывается об этом, поднимая малыша и вновь усаживая на свое бедро. — Мы собираемся навестить друга, — говорит он решительно, кивая для выразительности. Глаза Му Цина расширяются. — Еще одного друга? — спрашивает он, и, прежде чем Фэн Синь успевает сказать что-либо, восхищенно добавляет. — У гэгэ много друзей. У Фэн Синя нет слов. Он умирает. Или, может быть, возносится снова и снова, потому что легкость, пузырящаяся внутри, — определенно не спутница смерти. — Эм. Конечно, — его голос хриплый. Он прочищает горло. А затем спрыгивает в мир смертных до того, как Му Цин успеет сказать еще что-нибудь смущающее.***
Монастырь Водных Каштанов выглядит куда менее обветшалым, чем помнит Фэн Синь. Конечно, все еще не уровень Его Высочества, но. Что ж. Се Лянь счастлив, а Фэн Синь и так слишком долго огорчал его своим мнением о всяких пустяках. Му Цин с интересом смотрит по сторонам. Он явно впечатлен, ни капли не смущенный переходом от величественных дворцов высшего двора к куда более скромной обители Се Ляня. Фэн Синь просто наблюдает за ним, не в силах отвести взгляд. Его личико выглядит таким открытым, на нем так ясно читается удовольствие, и Фэн Синь… ну, не хочет этого отнимать. Се Лянь избавляет его от необходимости это делать, потому что в один момент Фэн Синь с Му Цином мирно ожидают во дворе, а в следующий — вихрь растрепанных каштановых волос и белых одежд — Се Лянь, застывший всего в паре шагов от них, видимо осознав, что Фэн Синь пришел не один. — Фэн Синь! Ты… откуда у тебя этот ребенок? — его щеки пылают. Фэн Синь подозрительно смотрит на него. — Ваше Высочество, — приветствует он Се Ляня, склоняя голову в небольшом поклоне. Малыш в его руках слегка шевелится, а затем тихий голос раздается у его уха, а маленькая ручка тянет за ворот одежды. — Ты дружишь с принцем? — спрашивает Му Цин, и Фэн Синь усмехается, расслышав в его голосе волнение. — Ага, — Се Лянь все еще с интересом наблюдает за ними, а затем, видимо заметив лицо ребенка, издает высокий звук, тут же прижимая руки ко рту. Фэн Синь довольно вздыхает. — Не собираешься пригласить нас внутрь, Ваше Высочество? Се Лянь пищит снова, взволнованный, а затем жестом зовет их за собой. Весь хозяйский этикет видимо улетучился при виде маленького Му Цина. Фэн Синю так нравится куда больше. Он собирается опустить малыша на пол, потому что тот может ходить, он не младенец, но Му Цин тут же прижимается к нему, утыкаясь лицом в ворот. Фэн Синь замирает. — Он такой милый, — слышит он шепот Се Ляня, но тот будто доносится издалека. Весь его мир внезапно сужается до одной точки, и все его внимание сосредотачивается на крошечном ребенке, цепляющемся за него как репейник. — Эм, — беспомощно говорит он, чувствуя руки Се Ляня на своей спине, толкающие его в монастырь. Тот бормочет что-то, отчитывая его, будто сам не стоял столбом лишь пятью секундами ранее. Му Цин так и не отпускает. Фэн Синь решает покориться судьбе. — Фэн Синь с другом пришли к нам! — слышит он голос Се Ляня, и белый шум в его ушах прекращается, как раз вовремя, чтобы услышать угрожающий смешок. Блять. Он должен был догадаться раньше, как только увидел раскрасневшегося и помятого Се Ляня. Там, где Его Высочество, рано или поздно появится и Собиратель цветов, с явным намерением того осквернить. Таким образом, он или уже был рядом, или мог появиться в любой момент. — Я Му Цин, — информирует Му Цин собравшихся в комнате, не отдаляясь от своего укромного местечка на плече Фэн Синя, и Собиратель Цветов отрывается от отвратительного жеста, включающего соприкосновение его носа и шеи Се Ляня, чтобы уставиться на них. Фэн Синь думает, что лучше бы он этого не делал. Этот демон-пират с повязкой на глазу жуткий. — Ты — Му Цин, — повторяет Собиратель цветов, и Фэн Синь фыркает, поднимая малыша в своих руках чуть выше. — Именно это он и сказал, — язвительно сообщает он демону, игнорируя умоляющий взгляд Се Ляня. Быстро глянув на Му Цина, он убеждается, что тот тоже хмурится Собирателю цветов. Отлично. По крайней мере проклятье не затронуло его инстинкты. — Приятно познакомиться с тобой, Му Цин, — плавно вмешивается Се Лянь, пока Собиратель цветов не успел сказать что-нибудь грубое в ответ. Му Цин переводит взгляд на Се Ляня. Тот тепло улыбается. Фэн Синь противится желанию показать Хуа Чэну язык, потому что это было бы по-детски, а он тут пытается показывать хороший пример. Что бы это ни значило. — Мне шесть, — говорит Му Цин, двигаясь в его руках, чтобы поднять шесть пальцев. И Фэн Синь не удивлен, что малыш моментально успел расположить к себе Се Ляня. Не то чтобы того можно было винить. Улыбка Се Ляня становится еще ярче. — Шесть? — повторяет он, при этом умудряясь каким-то образом озвучить этот простой факт, будто тот самая захватывающая информация, какая только существует во Вселенной. — Ты такой большой! Личико Му Цина просветляется. Фэн Синь, пользуясь возможностью, опускает его на землю. Ребенок моментально цепляется за его ногу, но хотя бы не настаивает снова быть взятым на руки. Фэн Синю правда не стоит поощрять подобную прилипчивость. Только не когда он знает, что Му Цин — его Му Цин — будет в ярости, узнав, что он, будучи под действием проклятия, цеплялся за Фэн Синя как ребенок. Несмотря на то, что он и есть ребенок. Тем не менее. Му Цин ненавидит прикосновения людей. Особенно людей с именем Фэн Синь. Может, он слегка наслаждается этим. Это ничего страшного. Он в порядке. Все все в порядке. — Ты красивый, — сообщает Му Цин Се Ляню со всей своей детской откровенностью, и Се Лянь смеется, опускаясь на колени так, чтобы оказаться на уровне глаз малыша. Собиратель цветов наблюдает, и Фэн Синь в полной готовности. Одно неверное движение, и он забирает ребенка (и Се Ляня), а затем уходит. Собиратель цветов улыбается. Нежно. Это ужасает. Фэн Синь пересматривает свой план. Может, он оставит Се Ляня. Это, в конце концов, может плохо закончиться для всех вовлеченных. — Ты тоже красивый! — смеется Се Лянь и треплет Му Цина за щеку, вызывая у того улыбку. Яркую улыбку. У него не достаёт одного зуба в середине нижнего ряда, и у Фэн Синя ноет сердце. — Ты правда принц? — спрашивает Му Цин, и Фэн Синь моргает, потому что когда это ребенок успел решить, что колено Се Ляня лучше его ноги? Но Его Высочество держит его крепко, выглядя при этом таким, таким счастливым, что Фэн Синь не находит в себе сил возражать. Му Цину, кажется, нравится, когда его держат. Так что неважно, кто именно это делает. — Я был, — уверяет его Се Лянь, легонько покачивая. — Теперь я просто Се Лянь. А это мой муж, Хуа Чэн. Му Цин подозрительно смотрит на Собирателя цветов. Отлично. Собиратель цветов пялится на него в ответ. Проходит мгновение. Фэн Синь, кажется, успевает задержать дыхание. — Мм, — наконец говорит Му Цин, не слишком впечатленный, и Фэн Синь не может сдержаться. Он разражается смехом, который только усиливается от того, что Собиратель цветов выглядит слегка обиженным. Это просто великолепно. Се Лянь старается выглядеть серьезным, но его губы дергаются. Му Цин чуть смущенно улыбается, будто он знает, что происходит что-то веселое, но не может понять, что именно. Фэн Синь подхватывает его прямо с колен Се Ляня и подбрасывает в воздухе, как много столетий назад делал с ним его родной отец. Му Цин захлебывается смехом, детским, восторженным и таким счастливым, и Фэн Синь, кажется, может взорваться.***
Некоторое время спустя Се Лянь поднимается с пола, где лежал, листая руководства по заклинательству, и объясняя каких форм бывают мечи Му Цину, слушающему с широко раскрытыми глазами, и объявляет, что собирается приготовить ужин. — Буду рад, если вы к нам присоединитесь, — добавляет он, обращаясь к Фэн Синю, и тот едва сдерживает дрожь ужаса от подобной перспективы. — Гэгэ, мне можно? — Му Цин вскакивает и подходит к Фэн Синю, дергая за рукав. — Мне можно поесть? Тот замечает, как хмурится Собиратель цветов, но не слишком задумывается над этим, сосредотачиваясь на том, чтобы поднять Му Цина и направиться к выходу. — Нет, — быстро говорит он, и лицо мальчика меняется. — Мы можем встретиться с Се Лянем позже. Они возвращаются на Небеса, и когда Му Цин за ужином говорит, что не голоден, гэгэ, можно мне пойти спать, пожалуйста, Фэн Синь знает, что должен быть встревожен, но не знает почему. Дети же не всегда голодные, так ведь? Все в порядке. Он в порядке.***
И только через пару дней он понимает, что нет, все не в порядке. Это первый день с тех пор, как он нашел Му Цина, когда он оставляет его одного со своими младшими служащими, сообщая, что ему нужно пару часов, пожалуйста, всего пару часов для выполнения бумажной работы, пока Линвэнь его не убила, а потом не дала еще больше бумажной работы. Му Цин вел себя тихо с самого их визита к Се Ляню. Конечно, Фэн Синь с того момента провел с ним всего пару часов, но это все равно было странно. Детям разве положено быть такими смиренными? Он не особо разбирался в детях, не то, что Му Цин, но чувствовал, что что-то не так. Он еще не отчаялся настолько, чтобы молить о помощи Пэй Мина, но все шло именно к этому. Тот, пусть и был той еще задницей, по крайней мере знал, как обращаться с детьми. Фэн Синь был уверен, что у него их была целая куча. Хоть какой-то опыт. Му Цин не спорил, когда Наньян сказал ему поиграть со служащими, но и особо обрадованным не выглядел, и выражение его маленького личика преследовало Фэн Синя все те часы, что он провел, работая в своем кабинете. Сконцентрироваться на работе ему удавалось с трудом и в лучшие дни. А знание того, что Му Цин остался во дворце, чувствуя себя плохо, сделало сосредоточение и вовсе невозможным. Наконец он откладывает бумаги и встает, потягиваясь до хруста в позвоночнике, а затем покидает свою собственноручно созданную тюрьму. Солнечный свет. О как он прекрасен. Его подчиненные получили четкий приказ оставаться в пределах нескольких комнат — он не хотел, чтобы Му Цин потерялся, пусть тот и бывал во дворце раньше. Он был слишком крохотным. Потерять его было бы слишком просто. Таким образом найти их было легко, но вид, который его встречает, вызывает лишь тревогу. — Мы не знали, что делать, — говорят служащие, и Фэн Синь хмурится. — Му Цин? Что ты делаешь? — Му Цин поднимает взгляд, сжимая в своих крошечных ладошках метлу. Которая длиннее его самого. Он выглядит испуганным, и Фэн Синь тут же пытается приблизиться как можно мягче, опускаясь на колени на уровне глаз малыша. — Подметаю, — говорит наконец Му Цин, и не сопротивляется, когда Фэн Синь забирает у него из рук метлу. Он передает ее своим подчинённым, и те исчезают, в идеале чтобы отнести метлу куда-нибудь подальше. — Зачем? — Наньян тянется к Му Цину, и тот, пользуясь возможностью, тут же сворачивается у него на коленях, цепляясь за одежду. Фэн Синь прижимает его ближе, легонько покачивая. Блядь. — Должен, — доносится односложный ответ, приглушенный тканью. Фэн Синь хмурится над головой ребенка, зная, что тот этого не увидит. Какого хрена? — Зачем? — спрашивает он опять, уверенный, что все портит, хотя не знает, как именно и насколько. Му Цин прижимается плотнее, пряча обе руки в одежде Фэн Синя. Он трясется. Наньян прижимает его к себе еще крепче. — Хочу поесть, — наконец говорит мальчик, и желудок Фэн Синя каменеет. — Гэгэ сказал, что я не могу. Он замолкает, и Наньян не знает, что сказать. Не знает, как все исправить. Му Цин продолжает. — Мама говорила, что ради еды нужно работать. Она шила. А я ничего не умею. Фэн Синь сжимает его крепче, и малыш не протестует. Он шмыгает носом, используя одежду Наньяна, чтобы вытереть глаза. Тот убирает его руки, и обе ладошки Му Цина помещаются в одну большую Фэн Синя. — Ты можешь поесть, — слабо говорит он, и желудок скручивает от недоверчивого взгляда, который бросает на него ребенок. — Его Высочество просто очень плохой повар. Ты не сможешь есть его еду. Только Собиратель цветов может. Но у меня здесь есть еда. Ты можешь поесть ее. Му Цин все еще не выглядит уверенным, так что Фэн Синь встает. Он не уверен, где находится кухня, но зато знает, где его служащие, а они точно знают, где она. Он надеется. — Мы поедим сейчас, ладно? Ты просто… должен говорить мне, когда голоден. И будем есть. Му Цин кивает, совсем незаметно, но он прижимается к Фэн Синю, и тот уверен, что малыш ему верит. По крайней мере очень, очень надеется, что это так.***
Это не так. Фэн Синь приходит к этому ужасающему осознанию, когда его информируют о том, что во дворце завелись муравьи. В его дворце. — Мы собираемся сразиться с кое-какими мерзкими монстрами, — говорит он Му Цину, который очень уверенно и яростно кивает. Это очаровательно. Он идет по следу муравьев в библиотеку, но, когда приближается к полкам, Му Цин вдруг останавливается, дергая его за руку. Фэн Синь хмурится. — Что? Что такое? Малыш съеживается, становясь очень-очень крошечным. Ему шесть. Он выглядит испуганным. Фэн Синю хочется что-нибудь треснуть. — Хей, — он садится прямо на пол перед Му Цином, и тот бросается ему на колени, цепляясь за него изо всех сил. Фэн Синь ошеломленно покачивает его из стороны в сторону. — Говори со мной, — тихо подбадривает он ребенка, в полной боевой готовности сорваться с места и сразиться с тем, что его так напугало. — Я не буду сердиться. Обещаю. Му Цин отводит взгляд в сторону, уставившись на муравьев. Фэн Синь ждет. Он ведет себя очень терпеливо. И вполне собой гордится. — …Ты не будешь сердиться? — наконец спрашивает малыш, теребя крохотными пальчиками его одежду. Фэн Синь ловит его руки и аккуратно сжимает их. — Обещаю, — серьезно говорит он, и Му Цин зажмуривается. — Я впустил муравьев, — говорит он, и в словах читается намек продолжить идти по муравьиному следу. Две черствые булочки. Горстка сморщенного винограда. Пара ломтиков моркови. Блять. — Му Цин? — ребенок цепляется за него, тряся головой. Фэн Синь неуверенно гладит его по спине. Он плох в подобной фигне. В детях. Эмоциях. Му Цин куда лучше разбирался во всем этом, даже если и вел себя как мудак. Фэн Синь до боли сильно по нему скучает. — Ты… Ты боишься, что у нас может закончиться еда? — пытается угадать он, чувствуя себя дико неловко. Сейчас он бы принял помощь кого угодно. Даже Собирателя цветов. Возможно. — Или… Что я не покормлю тебя? Му Цин шмыгает носом. — Иногда еда стоит д-дорого, — наконец объясняет он, спотыкаясь на последнем слове. — Нужно хранить ее… Мама так говорила. Фэн Синь не рос в той же обстановке, что Му Цин. Он знает. Однако он помнит каково это — быть в постоянном напряжении, измученным и голодным, и даже не представляет, как должно быть трудно растить в таких условиях ребенка. Он чуть ближе прижимает к себе Му Цина. — Не здесь, — твердо говорит он. — Здесь еда не закончится. Му Цин бросает на него недоверчивый взгляд, приподнимая одну бровь. В желудке у Фэн Синя ноет. — Я бог, — говорит он, копируя выражение лица ребенка. Поднять одну бровь оказывается трудновато, но он справляется. — Боги не голодают. И ты не будешь. Му Цин раздумывает над этим. — А мама? — спрашивает он, широко распахнув глаза, такой крошечный и понятия не имеющий о том, что разрывает сердце Фэн Синя на кусочки. — Она будет голодать? Фэн Синь мотает головой, пытаясь выдавить из себя ободряющую улыбку. Вероятно, выглядит это так, будто у него запор. — Нет, — лжет он. — Мы позаботимся и о ней тоже. Гораздо милосерднее будет солгать. Но он все равно чувствует себя дико виноватым.***
Они снова навещают монастырь Водных Каштанов; Му Цин был в восторге от перспективы провести вечер со своим принцем-гэгэ, — хотя Фэн Синь убедился, что они поели до этого, чтобы не оказаться застигнутыми врасплох кулинарными катастрофами Се Ляня, — и в этот раз Его Высочество один. Хуа Чэн занят — объясняет он им по прибытии, но Фэн Синя это не интересует. Они остаются втроем. Прямо как в старые добрые времена. Ну, практически. Конечно, в старые добрые времена Му Цину было не шесть, и он не лежал, свернувшись калачиком в своих спальных одеждах и устроив голову у Фэн Синя на бедре. Ребенок крепко спит, засунув в рот большой палец, и Фэн Синю не хватает духу заставить его перестать, пусть он и уверен, что стоит. Считается ли это за формирование вредной привычки, если его детство лишь временно? Фэн Синь надеется, что нет. — Как ты справляешься? — приглушенным голосом спрашивает Се Лянь, стараясь не разбудить Му Цина. Его Высочество редко бывает таким спокойным, вечно суетясь и попадая в различного рода неприятности, и это один из действительно мирных, но таких редких моментов. Фэн Синь пожимает плечами, переводя взгляд на сопящего на его колене малыша. — Он… Му Цин, — снова пожимает он плечами, избегая знающего взгляда Се Ляня. Потому что тот обладает худшими знающими взглядами. Они словно раскрывают его до самого ядра и оставляют полностью открытым и больным, и он так и не смог к ним привыкнуть. — Ты скучаешь по нему, — это не вопрос. Се Лянь чуть сдвигается, прижимаясь к его спине, словно они снова дети. Просто два ребенка, переплетя пальцы, делятся секретами, укрытые бархатным одеялом ночного неба, вишни пачкают губы. Фэн Синь вздыхает и откидывается назад, укладываясь затылком на голове Се Ляня. — Ты скучаешь по Собирателю Цветов, — он прекрасно осведомлен о том, что это ужасное сравнение. Ему плевать. Это Се Лянь. — Я люблю его, — просто отвечает тот, и Фэн Синь чувствует, как изящная рука опускается на его собственную широкую ладонь. Раньше он любил дразнить Се Ляня из-за его паучьих пальцев и узловатых костяшек, и тот всегда смеялся, тыкая этими пальцами ему в ребра, пока оба в шутливой потасовке не сгибались пополам от смеха. Эти пальцы теперь успокаивают своей знакомостью, и Фэн Синь переворачивает руку, сжимая протянутую ладонь. — Каково это? — спрашивает он, потому что это Се Лянь, и никто никогда не понимал его так, как Се Лянь. Тот тихонько мычит, чуть наклоняя голову так, чтобы она легла Фэн Синю на плечо. — Как будто существовала частица, которой мне не хватало. А теперь все встало на свои места, — Фэн Синь закрывает глаза и прерывисто выдыхает. — Блядь, — говорит он с чувством, и Се Лянь смеется, снова сжимая его руку. — Блядь, — соглашается он, и тяжесть на груди Фэн Синя немного уменьшается. Немного, но этого достаточно.***
Прошли дни. Неделя. Неделя с половиной. И Му Цину все еще шесть. Он яркий, красивый и счастливый, и Фэн Синь его просто обожает, но. Ему шесть. Ему шесть, и только то, что он оказался достаточно сообразителен, чтобы осторожничать рядом с Собирателем цветов, не означает, что та же осторожность применима к Пэй Мину. Фэн Синь понимает. Пэй Мин великолепен. Он дружелюбный. Сильный. И, кажется, всегда таскает в карманах конфеты, успев продемонстрировать эту особенность Му Цину и завоевать его вечную преданность. (И Фэнь Синь не ревнует. Ни капли.) Тем не менее. Все эти качества не перевешивают тот факт, что Пэй Мин — ужасный засранец, и ни один ребенок не должен подвергаться его влиянию. Никогда. И все же Фэн Синь каким-то образом остается нервничать на пороге монастыря Водных каштанов, пока Се Лянь с Пэй Мином учат Му Цина, крепко сжимающего в своей пухлой ручке деревянный меч для практики и решительно надувающего губы, приемам с мечем. — Расслабься, — тянет Собиратель цветов, пиная его под колено. Фэн Синь не убьет его. Не убьет. — Он совсем еще ребенок, — шипит он в ответ, не сводя взгляда с Му Цина. Тот выглядит таким маленьким. — Дети не должны играть с мечами. — Он сраный Бог Войны, — говорит Собиратель цветов, махнув рукой и закатив глаза почти (почти) так же выразительно как Му Цин. — И гэгэ — восхитительный учитель. Он будет в порядке. — Он играет с мечами с Пэй Мином, — взрывается в ответ Фэн Синь, повышая голос. И тут же поворачивается убедиться, что его не услышали. Пэй Мин ловит его взгляд и подмигивает. Фэн Синь с горящими щеками отворачивается. — Ему шесть, — добавляет он в этот раз тише. — Может он и Бог Войны, но ему шесть, и он может пораниться. Собиратель цветов издает задумчивый звук, глядя на него. Фэн Синь ерзает. — Что?! Собиратель цветов, ухмыляясь, поднимается. — Ты просто должен был сказать ему, что влюблен. Я имею в виду, еще кучу лет назад. Избавило бы нас от головной боли. Он отходит под бормотание Фэн Синя, предлагая Пэй Мину его подменить, как обычно будучи высокомерной властной задницей. Пэй Мин спокойно соглашается, взъерошивая Му Цину волосы и говоря ему что-то, что заставляет того засветиться от счастья, словно тысяча фонариков, и Фэн Синь… Фэн Синь не ревнует. Он просто не считает, что позволять детям играть с мечами — это хорошая идея. Только и всего. — Он хороший ребенок, — говорит Пэй Мин, подходя к нему и тыкая локтем под ребра. — Ты неплохо справляешься. Фэн Синь делает вид, что это заявление его не так уж и радует. Вероятно, получается плохо. — Я тут ни при чем, — говорит он. — Он сам по себе такой. Пэй Мин приподнимает бровь, и Фэн Синь инстинктивно отодвигается. Ублюдок. — Ты заставил его почувствовать себя в безопасности, чтобы он мог быть таким, — говорит Пэй Мин, и Фэн Синю хочется проверить его на предмет одержимости, потому что как такое возможно, чтобы Пэй «Хо-хо» Мин оказался настолько, мать его, наблюдателен в отношении чего-то, что не является женской фигурой. — Он любит тебя. Фэн Синь усмехается. — Чушь. — Я серьезно. Позови его. Он бросает на него косой взгляд, но подчиняется, потому что ему, черт возьми, нечего терять, ведь так? Стоит ему позвать, лицо Му Цина начинает светиться ярче, чем сраное солнце, и он, бросив деревянный меч, бежит к нему, и Фэн Синь инстинктивно ловит его, раскачивая на руках, и Му Цин смеется, и. И. Пэй Мин все еще подонок.***
Этой ночью он не может уснуть. Му Цин лежит рядом, свернувшись как креветка, с большим пальцем во рту. Фэн Синь прижимает его к себе, целуя в волосы. — Я надеюсь, ты счастлив, — тихо говорит он. Ресницы Му Цина трепещут. Фэн Синь надеется, что это из-за хорошего сна. Он добавляет: — Надеюсь, я сделал тебя счастливым, — потому что он безнадежный придурок, и, пускай он и скучает по своему богу, ему нравится видеть его улыбку. Что подростком, что взрослым, Му Цин всегда был таким осторожным. Всегда так быстро решал, что люди думают о нем лишь худшее, и так легко выходил из себя. Так трудно любить, и еще труднее ненавидеть. По крайней мере у Фэн Синя это точно никогда не получалось, даже когда он этого хотел. — Я собираюсь сделать тебя счастливым, — обещает он, больше себе, чем Му Цину. — Когда ты вернешься. Я собираюсь заставить тебя улыбаться, и не просто от того, что ты рад сделать меня в чем-то. Ты будешь улыбаться из-за меня. Это глупо. Он знает, что глупо. Ему все равно. Он засыпает, свернувшись вокруг Му Цина, полный решимости защищать его даже во сне. До тех пор, пока мальчик счастлив — Фэн Синь тоже счастлив. Вот что важно. Не его чувства. Не его боль. Только это.***
Фэн Синь просыпается от теплого веса, прижимающегося к его боку, и ощущения чьей-то руки, закинутой ему на грудь. Ничего нового: за последнюю неделю он привык спать не один. Но затем он поворачивается посмотреть на лежащего рядом и натыкается взглядом на вполне взрослого Му Цина, голого, спящего, и это. Это что-то новое. Он осмеливается поцеловать его макушку, касаясь губами шелковистых серебряных волос, и Му Цин бормочет что-то, двигаясь чтобы крепче прижаться к его боку. Его голова лежит на груди Фэн Синя. Он использует его как подушку. — Прекрати, мать его, двигаться, — ворчит Му Цин, и Фэн Синь замирает, потому что какого хрена. — Ты не спишь?! — он не может видеть его лица, но знает, что Му Цин закатывает глаза. Это вызывает у него улыбку. — Я спал, пока ты не начал вертеться как идиот, — рявкает Му Цин приглушенным одеждой Фэн Синя голосом. — Быть шестилеткой, черт возьми, — непросто, так что закрой пасть и дай мне поспать. Фэн Синь, осмелев, проводит пальцами по его волосам. Му Цин, смирившись, вздыхает. Фэн Синь улыбается как идиот. — Следи за языком, генерал, — тихо и беззлобно ругает он. Теплое дыхание Му Цина чувствуется сквозь тонкую ткань его одежды. Фэн Синь думает, что тот, возможно, улыбается. Он прижимает его чуть крепче. Чуть ближе. — Спасибо, — бормочет Му Цин так тихо, что едва слышно. — За то, что. Ну знаешь. Сохранил меня живым и все такое. Фэн Синь никогда еще не был так благодарен за темноту. Он буквально чувствует, как краснеет. Это просто смешно. Стоило этому человеку сказать простое «спасибо», и он уже раскраснелся как какая-то девица. — Без проблем, — он снова гладит волосы Му Цина, проводя пальцами по его обнаженному плечу. Тот довольно вздыхает, и сердце Фэн Синя сжимается. — Ты вел себя мило, — добавляет он, чувствуя себя лукаво. — Называл меня «гэгэ». Му Цин стонет, поворачиваясь, чтобы спрятать лицо у него на груди. Фэн Синь, должно быть, парит. Он уже ни в чем не уверен. — Люблю тебя, — тихо добавляет он. И тут же сдает назад, потому что он идиот, и потому что Му Цин разворачивается, чтобы посмотреть на него, опираясь на один локоть. Он очень близко. — В смысле! Мы же твои друзья, да? Я и Се Лянь. Его Высочество. Твои друзья, и всегда были, ты просто вел себя как задница, и никто не хотел тебе ничего говорить, потому что ты, наверное, откусил бы нам головы или вроде того! В комнате темно, но он знает, что Му Цин краснеет. Он знает. — Ребенком ты был таким милым, знаешь? — решительно добавляет Фэн Синь, потому что если он продолжит говорить, Му Цин не сможет. — Доверчивым и все такое. Прилипчивым. О тебе легко было заботиться и волноваться, и почему ты не можешь быть таким же милым сейчас, хах? Му Цин продолжает пялиться на него. Фэн Синя передергивает. — Скажи это снова, — наконец требует Му Цин, серебряные волосы рассыпаются по его плечам. Восходящее солнце заглядывает в окно, заливая его своим сиянием, делая кожу бронзовой, и теперь очередь Фэн Синя пялиться. Му Цин тут же краснеет снова, но взгляд не отводит. Упертый ублюдок. Фэн Синь всегда ненавидел в нем эту черту. — Сказать что? — он сгибается, двигаясь так, что теперь перед ними небольшое расстояние. Он не уверен, как их объятья превратились в это. И это именно то, почему он не открывает рот. Почему всегда старается свести все к драке. Гораздо легче удержаться от «я люблю тебя, невозможный ты мудак», когда тебе намереваются поставить парочку фингалов. — Ты знаешь, что, — и Му Цин все еще не отступает. Фэн Синь натягивает на голову одеяло, буквально чувствуя, как тот закатывает глаза. — Просто забудь, ладно? Я знаю, что ты не… Без разницы. Забудь об этом. Он не ожидает, что Му Цин вдруг нырнет ему под одеяло, снова прижимаясь к его боку, не ожидает, что тот поцелует его. Фэн Синь чувствует себя лавой. Чувствует, как превращается в лед. Он испытывает несколько очень сильных эмоций, каждая из которых может заставить его взорваться. Это опасно. — Ты заботился обо мне, — настаивает Му Цин в темноте. Его нос касается носа Фэн Синя. Его волосы спадают на них обоих сладко пахнущей завесой. Фэн Синь умирает. — Ты заботился. — Тебе было шесть, само собой! — он не уверен, как ему удалось вновь собрать мозговые клетки, чтобы возразить. Повод гордиться собой. — Ты мог оставить меня с Се Лянем. Или Пэй Мином. Или, блять, под опекой моих подчиненных. «Он слишком парится об этом,» — думает Фэн Синь. — Это было пустяковым делом, — говорит он вслух, и Му Цин стонет, роняя лоб на его ключицу. Фэн Синь тут же целует его в макушку. Потому что он идиот. — Это не было пустяковым делом, — настаивает Му Цин, и серьезно, Фэн Синь гордится его способностью выражать так много эмоций одновременно. Ему, наверное, понадобится неделя, чтобы отоспаться после такого. Фэн Синь с радостью будет держать его все это время. — Ты л..любил меня, — он предсказуемо спотыкается на слове, и Фэн Синь наконец обхватывает его тонкую талию обеими руками, сжимая. — Я люблю тебя, — соглашается он, обнимая Му Цина крепче, когда чувствует, как по всему его телу пробегает дрожь. — Любил. Люблю. Придурок. Му Цин издает смешок. В котором слышится дрожь. Фэн Синь решает ничего не говорить об этом, потому что он хороший. — Останься, — говорит он вместо этого, и Му Цин мгновенно кивает, уткнувшись лицом в изгиб его шеи. Вчера крошечный ребенок сделал то же самое. В этот раз ощущения куда лучше. — Люблю тебя, — бормочет Му Цин в его кожу, и Фэн Синь ужасно гордится тем, что он сумел произнести это не заикаясь. Проходит мгновение, в которое они вместе дышат. Пальцы Фэн Синя проводят вверх-вниз по позвоночнику Му Цина, и тот, пользуется моментом, чтобы откинуть одеяло, а затем возвращает голову на его плечо, хватаясь пальцами за ворот его одежды точно так же, как его маленькая копия. Проходит еще одно мгновение. Вдох, выдох. — …Знаешь, я бы не возражал, если бы ты снова захотел называть меня «гэгэ». Хотя бы наедине. Это мило. Когда Му Цин с боевым кличем поднимается, используя подушку как оружие, чтобы его усмирить, Фэн Синь смеется.