Под бой курантов

      Жилин мерил шагами расстояние от стены до телевизора. С экрана до полковничьего сознания долетали обрывки шлягеров последних лет и мерцание рекламной елки. До нового года оставалась неделя. Игорь мирно сопел в камере. Вчера замерз, перегрыз кабели, нарушив вещание девятого канала, пришлось забрать от греха подальше. Телевизионщики они такие, ушлые, ты им только дай, пусть лучше голубчик в участке отсыпается. Собственно, вчера полковника и посетила мысль уехать вместе с дебоширом праздновать новый год на дачу. Там природа, тишина, можно бенгальские огоньки пожечь в свое удовольствие, елки только нет, ну ничего, можно и без елки. Главное, чтоб согласился, хорошо будет. Вот и мучился теперь Жилин в ритме неторопливого вальса. Раз-два-три-стена-поворот, раз-два-три-телевизор-поворот. — Сер-рега, дай воды попить. — Игорь высунулся из одеяльного кокона. Трогательный, на домовенка похож, весь взъерошенный. — Сейчас-сейчас. Холодненькой нету, есть только остывшая из чайника. — Сойдьт.       Жилин подождал, пока Игорь вдоволь нафырчится и закономерно прольет один из стаканов на себя. — Хос-спади, ну Игорь, ну каждый раз. — Не р-ругайсь на пр-ролетар-рият. — А то что, революцию мне тут устроишь, голубчик? Так дело не пойдет, надо тебя, как будущего вождя, отправить в ссылку, на мою дачу то есть. В снега. Поедешь со мной новый год за городом встречать?       Жилин сам не понял, как связал все свои мысли в одно предложение, планировал походить вокруг да около, но все уже, слово не воробей, Игорь не дурак. Последнее, правда, не соотносилось с непонимающим лицом Катамаранова. — Ты ч-че, пр-равда мня на пр-раздник звешь. — Нет, Игорь, разнарядка сверху пришла на плохие шутки, вот, выполняю. Ну ты чего, я тут, между прочим, со всей душой. — С-спасиб… — Игорь ошарашено зачесал затылок. — Я те не помеш-шаю? — Голубчик, если б ты мне мешал, на кой черт я тебя звал бы. Салатики поедим, огоньки позажигаем, посидим, там природа такая, хорошо, ну? — Л-ладн, давай, мне это, захватить чго? — Себя в целости и сохранности захвати.       Неделя прошла в предпраздничной суете. Жилин добыл хорошее шампанское, слегка злоупотребив полномочиями (точнее, пригрозив проверочкой), запасся салатными компонентами, нашёл на антресолях бокалы посимпатичнее и отобрал посуду из праздничного сервиза. Мандарины тоже успел купить, не то, что два года назад.       Стоять на вокзале в штатском было непривычно. Высокое горло свитера кололо шею, куртка странно шуршала, граждане неуверенно оглядывались. Лицо вроде знакомое, а вместо фуражки — шапка с помпоном, вместо шинели — куртка дутая. Сумка спортивная, джинсы, берцы — чисто бандюжник какой-то. Но что поделаешь, не ходить же перед Игорем в затасканном, да и праздник, как-никак.       Видимо, Игорь тоже решил принарядиться, поэтому в толпе Жилин выцепил взглядом не только оранжевую каску, но и шарф из мишуры. — Да ты прям заменитель елки на сегодня, хороший мой, как знал. — То есть как змнитель? — Нету у меня на участке елочки, искусственную тяжело тащить, а живую рубить не хочется. — Бз елки непр-ральна. Пр-риедем — подумаю. — Думай, думай. Ехать ещё час, можешь в электричке подумать.       От тепла поезда Катамаранова разморило. Он недолго боролся со сном, резкими всплесками задавая полковнику вопросы, но сдался и задремал, уронив голову на чужое жилистое плечо. Жилин не отказал себе в удовольствии прижаться щекой к игоревым волосам. Говорил себе, что это исключительно для устойчивости, зная, что врет, как сивый мерин. От Игоря пахло лесом, мазутом и, почему-то, шампунем «Ромашка». Угораздило же влюбиться в этого шебутного. Главное, чтоб он не понял, что по нему «товарищ милицейский» вздыхает как Стефания по Алехандро. Засмеёт ведь, или, что хуже, шуганется, сбежит на свои болота и не вылезет больше. Ехал бы так и ехал, Игорь под боком, за окном — редкие огоньки домов, тепло, мандаринами пахнет.       На Подлесовке пришлось слезть. Катамаранов нахохлился, только нос из мишуры высунул. Все порывался у Жилина сумку из рук забрать, да не вышло. Так и проиграли в перетягивание ремня до самых дачных ворот. В доме полковник первым делом бросился топить печь. Игорь стушевался на стуле, наблюдая за оживлённо скачущим Жилиным. — Сейчас прогреется все, хорошо станет, а то ты чего-то подмёрз, а молчишь как партизан. Надо было тебе захватить свитер ещё один, а то ты ж небось ватник свой опять на майку накинул, заболеешь ещё. — Не зболею. — А ты чего сидишь, вынимай мандарины из сумки, шампанское надо в предбанник выставить, сейчас я салаты нарежу, всего два часа осталось. — Счас.       В предбаннике Игорь долго шуршал, как оказалось, обувался обратно. — Серёг, я кой-че придумал, ща. — И вынырнул в ночь. — Ты куда хоть сорвался, эй?       Но Катамаранов уже исчез. Шампанское, правда, предварительно выставил в предбанник. Салаты Жилину пришлось нарезать в гордом одиночестве. Куда этот деятель сбежал — одному лесу известно. Не заблудился бы, темнотища же. Игорь, конечно, хорошо всегда в темноте видел, но тут местность все-таки незнакомая, овраги чужие, ещё упадёт, свернёт себе что-нибудь и замёрзнет. Рациональная мысль «да это же Катамаранов, что с ним будет» уступила место липковатой тревоге. Для себя Жилин решил, что если через сорок минут никто не появится, надо будет выдвинуться на поиски. Что делать эти сорок минут полковник не придумал, так что уселся формировать пирамидку из оливье и нервничать.       Может, зря он Игоря с собой потащил. Может, Игорь понял, что он его не чисто дружески позвал, а с подтекстом? Самым серьезным подтекстом полковничьих планов были исключительно объятия под бой курантов по случаю наступления нового года, но забеспокоился он сильнее. Может, Игорь просто передумал и к своим лесным товарищам убежал? Салатная горка получилась неровная. Жилин вздохнул, смял ее ложкой и начал заново.       Может, Игорю дача не понравилась? Да он приезжал уже сюда летом, помогал вещи перевезти, не жаловался ни на что. Может, шампанское не то? Да это вообще бред какой-то, когда это Игорь экспертом по игристым винам заделался. Может, ему неудобно стало, что полковник так раскудахтался? Да, наверное. Кому бы это понравилось.       Жилин раздраженно воткнул в верхушку пирамидки петрушку. Надо же было быть таким дураком, про свитер что-то начал, стал дела раздавать. Нельзя так с гостями, вот Игорь обиделся и ушел. Ну точно, даже мишуру свою забрал. Идти тут, кроме как на станцию, было некуда, поездов в сторону города до нового года не планировалось. Можно было еще догнать, объяснить, уговорить вернуться.       Мысль только сформировалась в сознании полковника, а пальцы уже завязывали шнурки. За дверь он вылетел пулей, и влетел во что-то угловатое и подозрительно теплое. Неумолимая инерция понесла его дальше вместе с препятствием, кубарем по ступенькам в сугроб. Снег мгновенно залепил глаза, засыпался за воротник. Откуда-то снизу раздалось приглушенное: — Ты куда тк несеш-шьсь, тврщ полковник. Вылазь лучше и смтри, че я тьбе привел.       Перед крыльцом стояла елка. Небольшая, пушистая, увенчанная оранжевой каской вместо звезды. Одинокая полоска мишуры блестела на нижних ветвях. — Елка. — Жилин чуть обратно в сугроб не сел от удивления. — Ага. Пр-равда кр-расивая? — отряхивающийся Игорь аж светился от гордости. — Очень. Ты. Ты откуда ее вытащил, волшебник доморощенный? — Из леса кнчн. Еле угвр-рил, чтоб выш-шла. Огонечки обещ-щал. Будьм перед ней бенгальс-ские жечь. — Пошли сначала быстрее в дом, замерзнем. Сейчас я чайник поставлю, оденемся теплее, чай возьмем и будем елке огоньки показывать.       До полуночи оставалось всего ничего. Сияющий Игорь был насильно засунут в жилинский свитер и отпоен чаем, огоньки и спички извлечены со дна сумки, радио, настроенное на нужную волну, передавало Старозубова. Было тихо и тепло, в окошко виднелись звезды. — Скоро обратный отсчет будет, пойдем что ли к елочке, а то что она там одна мерзнет. — Пйдем. — Игорь начал стаскивать свитер. — Даже не думай, горе луковое, у меня еще куртка теплая, а твой ватник — одно название.       Чтоб не слушать возражений, Жилин вышел первым, захватив термос с чаем. Елка немного отодвинулась от крыльца, освободив полянку перед домом. Полковник ласково погладил пушистые веточки. — Красавица. Хорошо, что Игорек тебя уговорил, с елочкой всегда лучше.       В предбаннике что-то упало, покатилось, зашуршало и, наконец, оттуда вылез Игорь с бутылкой под мышкой и двумя бокалами. — Не зр-ря ж, Сер-рег, покупал. — Не зря, не зря, а подкрути радио погромче, чтоб куранты было слышно.       По радио уже шло новогоднее обращение. Игорь хлопнул пробкой, разлил шампанское по бокалам. Жилин потер нос. В одной куртке было все-таки холодновато, но главное, что этот деятель не мерз.       На плечи опустился запах мазута и хвои. Стало теплее. Поперек груди легла рука Игоря, придерживающая полу ватника. — Не сопр-ртивлятьсь, стр-релять буду. Пр-робкой. — Шантажист ты, голубчик, шантажист. — Жилин прикрыл голую руку Игоря своей варежкой. В голове билось паническое «неужели».       Забили куранты. Один, два, три. Теплое дыхание у самого уха. Четыре, пять, шесть. Рука в руке. Семь, восемь, девять. Звон чокающихся бокалов. Десять, одиннадцать, двенадцать. Губы быстро ткнулись в щеку. — С новым годом, Серег.       Жилин развернулся, оказавшись лицом к лицу с краснеющим Игорем. По радио взрывались праздничные салюты, смеялись люди, был слышен звон бокалов. Сердце полковника билось как бешеное. Катамаранов пытался спрятать глаза и по оттенку близился к свекле. Жилин немного подался вперед и легко коснулся губ Игоря. — И тебя с новым годом, хороший мой.       Елка задумчиво наблюдала, как два человека смеются и думала, когда же уже они будут жечь огоньки.