— Ты что, волнуешься?
С губ Чуи срывается тихий смешок, когда он видит, насколько нервно светловолосый теребит край своей белоснежной рубашки, превращая разглаженную ткань в мятый кусок материи. На столе стоит недопитый бокал вина, рядом — телефон с коротким входящим от Осаму: «Скоро буду». И они оба понимали, что именно означает это
«скоро».
Рыжеволосый выдыхает глухо, поднимает взгляд на мгновение к потолку, а после медленно встаёт с нагретого стула и подходит к Ацуши, почти невесомо оглаживая тёмное дерево стола кончиками пальцев, пока что скрытыми под неизменными чёрными перчатками. Накахара прекрасно помнит,
каким бывает Дазай в постели, поэтому собирался в этот раз позаботиться об омеге, чтобы тот чувствовал себя максимально комфортно сегодня. Но тот, видимо, был не в особом восторге. Либо этот восторг скрывался за тенью лёгкой неловкости. При том условии, что её даже быть не должно — они не в первый раз делят постель втроём.
Пальцы скользят вдоль острых позвонков, вызывая со стороны Накаджимы короткую мелкую дрожь, которую можно было почти не заметить на фоне его нервных движений руками. Из лёгких вырывается хриплый выдох, что приходится ровно на изгиб шеи, который считался у Тигра одним из самых чувствительных мест. А таких у этого юноши было не так много. И каждое Чуя нашёл сам, пока Осаму входил в него сзади.
— Я не волнуюсь, — наконец отвечает Ацуши, фыркая коротко и слегка наклоняя голову в сторону, чтобы открыть больше участков бледной кожи для касаний Накахары. Для его горячих губ, влажного языка и белоснежных зубов, что оставляли метки у сонной артерии. От таких, казалось бы, простых движений юноша прикрывает глаза и обкусывает собственные уста, сводя колени вместе. Ладони упираются в сиденье стула и зажимаются худыми бёдрами в судороге. Чуя прекрасно знал, где у парня находятся эрогенные зоны. А Накаджима прекрасно знал, что рыжеволосый не будет торопиться, сделав всё так, как нравится Тигру. И от этого спокойствие разливается по венам, даря опьяняющее вязкое удовольствие.
Омега целуется мягко, несколько властно и столь сладостно, что у второго перехватывает дыхание. Тот сминает губы в ответ, позволяет утянуть себя в спальню и уложить на мягкую постель, нависая сверху. Он позволяет углубить поцелуй, обрисовать кончиком языка ровный ряд зубов и пробежаться кончиками пальцев вдоль ряда мелких пуговиц, расстёгивая одну за другой. Светловолосый медленно проводит ладонями вдоль грудной клетки партнёра, оглаживает предплечья и первым же делом стаскивает плотные тонкие перчатки. Он хочет чувствовать теплоту его кожи и то, какими ловкими могут быть эти пальцы, не скованные теснотой элемента одежды.
И забавно осознавать, что Накаджима в этом никогда вслух не признается, предпочитая словам действия. Да и Чуя не дурак — понимает всё сразу и усмехается в своём стиле, прикусывая кожу на ключицах и стягивая с худого тела рубашку, скидывая её на пол. А ещё Ацуши точно не помнит, чтобы рыжеволосый забирал из холодильника взбитые сливки, ведь теперь ими были покрыты самые чувствительные места. Именно те, касания к которым порождают болезненное возбуждение и тесноту в штанах.
Язык у Накахары юркий: оглаживает ореолы сосков, играется с самими горошинами и смакует сладость. Зубы прикусывают, оттягивают, вбирают в рот, а губы посасывают, разнося табун электричества по нервным окончаниям и всплеск адреналина по венам. Это в комнате так жарко или от действий Чуи температура повысилась?
Юноша дышит часто, урывками глотая воздух, пока грудная клетка поднимается рвано под горячими губами партнёра. Пока с его бёдер медленно соскальзывают штаны с нижним бельём, а омега седлает их, нарочито растягивая момент избавления от собственной одежды. С плеч спускается пиджак, за ним — галстук и рубашка. Ремень прочно фиксирует запястья Накаджимы и заставляет его слегка поёрзать на тёплой постели, занимая позу поудобнее. Руки прочно привязаны к изголовью кровати, а Накахара на нём выглядит слишком прекрасно. Ацуши судорожно сглатывает.
Рыжеволосый даже не думает до конца раздеваться. Лишь добавляет на молочную кожу ещё сливок, старательно их слизывает, оставшиеся капли собирает пока что прохладными пальцами и отправляет в рот, при этом не разрывая зрительного контакта с глазами омеги под ним.
— У нас есть несколько часов, поэтому после ты успеешь немного отдохнуть, — голос Чуи спокоен, будто они сейчас обсуждают погоду, пока руки исчезают в ящике тумбочки и достают из него коробку с их игрушками. Осаму любил такое и много чего заказал. Кажется, сейчас бы Дазай всё отдал, чтобы видеть эту картину: омега подготавливает для их общего партнёра другого омегу, в открытую доминируя над ним.
Если бы Накаджима был альфой, он бы тоже захотел посмотреть на это.
С губ срывается судорожный выдох, когда внутреннюю сторону бёдер покрывают влажные поцелуи, поднимаются выше и прикусывают кожу у ягодиц, вырывая хриплый стон из лёгких светловолосого. Изящные пальцы Чуи пачкаются в смазке, после чего те плавно проскальзывают внутрь горячего тела, оглаживая нежные чувствительные стенки. Это не больно, но ощущается достаточно ярко. Перламутровые глаза закрываются, прячут радужку за тёмными ресницами, пока с губ срывается очередной стон — более уверенный, более громкий и более яркий своей эмоциональной составляющей.
Фаланги двигаются внутри уверенно, растягивают, скользят глубже и надавливают на нужные точки, чтобы заставить омегу дрожать от удовольствия, дышать учащённо и сжимать пальцы, безвольно дёргая руками. Тому хотелось сжать плечи Накахары, снова его поцеловать, насадиться на пальцы. Тому хотелось намного большего. Но вместо этого его опутывала властность, его волей и действиями управлял другой. И Накаджима постепенно понимает, что рыжеволосый — тот омега, на которого он хочет равняться.
Пальцы исчезают. Оставляют пустоту, заставляют всхлипнуть недовольно, но после они обхватывают возбуждение, пока внутрь скользит фаллоимитатор, сразу входя до основания и забирая у Ацуши очередной громкий стон. Эта игрушка чуть больше размера Дазая, поэтому всё будет в порядке, когда альфа придёт.
Ноги раздвигаются Чуей шире, тот нависает сверху, снова мягко целует и резко двигает искусственным членом вперёд, вгоняя его так глубоко, что Накаджима от удовольствия кончает.
— В этот раз ты быстро, — он хмыкает самодовольно, оглаживает влажную головку большим пальцем, но двигать рукой не перестаёт. Потому что член светловолосого встаёт снова, а сама игрушка включается на среднюю мощность, пуская вибрацию по тому самому узлу нервов. Заставляя Тигра сжаться, плотно обхватить коленями торс Накахары, притянуть его ближе к себе, заскулить во влажные губы и поджать пальцы на ногах, тогда как ногти впиваются в нежную кожу ладоней. Мощность увеличивается, поцелуй становится более требовательным, более жарким, а сам юноша крупно дрожит от удовольствия, пытаясь хотя бы вдохнуть в перерывах между стонами и очередными поцелуями.
Он снова кончает, выгибается в спине, навстречу руке рыжеволосого, подаётся бёдрами на фаллоимитатор, ловит губами воздух и дёргает руками в желании освободить запястья от тугого кожаного ремня. И его желание исполняют. Юноша дышит глубоко, потирает покрасневшие запястья и сводит колени вместе, которые подрагивали после очередного оргазма. Омега сидит рядом, смотрит самодовольно, вытирает игрушку и убирает коробку на место. До поры до времени. Ведь скоро придёт Осаму, а там начнётся самое интересное.
— Приведи себя в порядок. Мы ведь не хотим разочаровать Дазая и оставить его без должного внимания, правда?
Светлые волосы коротко треплют, Ацуши издаёт глухой смешок и подхватывает свою одежду, направляясь в ванную.
***
В замке поворачиваются ключи, тихо звенят, когда их убирают в карман пальто, и открывается дверь, впуская в квартиру альфу. Тот принёс с собой запах свежего осеннего дождя, что моментально пропитал вещи в небольшом коридоре. Пальто вешается на крючок, обувь ставится на полку, а сам шатен идёт вглубь квартиры, оглядываясь. Подозрительно тихо. Настолько, что мужчина напрягается непроизвольно, чуть хмурясь.
И не зря.
Ведь буквально минут через тридцать ему приходится дёрнуть связанными руками под удивлённым взглядом Накаджимы и самодовольной усмешкой Чуи.
— Что за игры? — Дазай смотрит несколько недовольно сначала на одного, затем на другого, откидывается на спинку стула и цыкает коротко, когда слышит слова рыжеволосого.
«Омеги тоже могут быть активными.»
Чёрт. Четыре руки, что исследуют его тело, касаются везде, пробираются под рубашку, сжимают, щипают, царапают и требовательно гладят, доставая немыслимое удовольствие. Юркие пальцы омег избавляют его от одежды, а губы дарят улыбки. Правда, разные: одна мягкая, а вторая несколько коварная, но до жути довольная ситуацией.
Ацуши превосходно умеет отсасывать. Язык ощущается настолько остро, что Дазай теперь не в шутку думает, что успеет кончить несколько раз за сегодняшний вечер. Только бы подольше чувствовать горячие губы на чувствительной коже и иметь возможность толкаться в глотку, касаясь головкой обжигающих нежных стенок.
Чуя оставляет засосы на шее, болезненные укусы на плечах и ключицах. Он знает каждое место, которому надо уделить внимание, чтобы подарить альфе большее удовольствие. Он знает, что нужно сделать, чтобы тому было приятно. И знает на что нужно надавить, чтобы подчинить его своей воле.
Накаджима его седлает. И Осаму готов поклясться, что впервые видит омегу таким активным. Пальцы Накахары сжимают чувствительные соски, колени светловолосого плотно обхватывают его бёдра, пока юноша насаживается на член и медленно начинает двигаться, постепенно ускоряясь. И мужчина теперь убеждён в том, что ничего прекраснее не видел.
Вот только свободу движений ему не дают. Заставляют лишь сидеть и наблюдать, получая от этого болезненное иступленное удовольствие.
Раскрасневшийся Ацуши с обкусанными губами прекрасен. Как и Рыжик, утягивающий его в поцелуй и помогающий партнёру двигаться на Дазае быстрее, увеличивая как своё удовольствие, так и удовольствие альфы в несколько раз.
Тот кончает, протяжно простонав, а Осаму вынужден лишь промычать недовольно, жмурясь. Ему важно контролировать узел, иначе один из омег залетит, а это будет крайне неприятно для них троих. Накаджиму заменяет Чуя. С ним секс другой: резкий, быстрый, страстный и жёсткий. Ногти царапают грудную клетку, губы обкусываются до крови, а поцелуй забирает кислород, заставляя голову кружиться от асфиксии.
Они противоположно разные, но от этого хуже не становится. Нежность прекрасно дополняет жестокость, как и наоборот. Сочетание двух противоположностей заставляет возбуждаться только сильнее и вносит такое разнообразие в их жизнь, что скучать никогда не приходится.
Получить оргазм ему дают только через пару часов. И этот оргазм болезнен из-за долгого воздержания. Дазай дышит тяжело, жмурит глаза, разминает затёкшие руки и кутается в одеяло, устало утыкаясь в подушку. Со спины его обнимает Ацуши, рядом с тем лежит Чуя. Оба взмокшие, но явно довольные прошедшим вечером.
— Не более чем раз в месяц, — Осаму бубнит тихо, фыркает на язвительность со стороны Рыжика и поворачивается к ним лицом, обнимая. Под мягкую улыбку Накаджимы и ядовитое недовольное шипение Накахары он засыпает, где-то на периферии сознания думая о том, что повторил бы так ещё пару раз на неделе. Но об этом альфа не скажет, предпочитая умалчивать сей факт.
