Ладони распороты, кровь пачкает одежду, мешает крепче обхватить рукоять меча.
Кровь всюду: на волосах, на лице. Всё в крови, и нет ничего, кроме неё: ни мыслей, ни чувств.
Он из крови, и кругом кровь. Её можно пить, как вино на тризне, ею можно умываться, как водой из родника.
Под ногами — истерзанная трава, грязь, топь. Поодаль — лицо друга. Так ступает смерть: ничего чистого, ничего прежнего.
Совсем ничего.
Клинок тянет руку вниз, не даёт выпрямиться, и чёрная, уже по-осеннему стылая земля стремительно приближается к глазам.
Он падает, безвольно валится на грудь и только дышит, дышит, дышит… В лёгких кровь, в носу кровь, на губах кровь.
Его никто не зовет, или он уже ничего не слышит: звенит в ушах от тишины. Или от глухоты. Один на один с собой. Со своими мыслями.
Хрип вместо голоса, вместо стона, вместо слёз. Чёрный мир. Чёрная кровь. Чужая. И алая — родная.
Трандуил закрывает глаза и вспоминает, что на прощание не поцеловал малютку-сына; вспоминает, что жена осталась стоять на ступенях, подняв руку. Белый рукав её платья вился на ветру, и тонкие пальцы едва заметно дрожали: не прощалась — защищалась, вскинув ладонь.
Она сумеет постоять за себя. Она смеялась, когда он говорил, что защитит их —
их всех! — и возражала: «Я не нуждаюсь в защите». Раньше он сердился, а теперь рад.
Он не смог их защитить.
На голову падают капли дождя, и кровь братьев, друзей и недругов смешивается в одном потоке грязи. На мгновение кажется: топь дышит, затягивает, тянет на свою грудь. Глубже.
Глубже. Так, чтобы поглотить без остатка.
Снова стон: не завещание, не просьба о помощи.
Молитва. Он мало молился в своей жизни, мало верил. И теперь не верит, но молится:
защити нас.
Веки тяжелеют, наливаются свинцом. Владыка знает: уже не встать. Не хочется. Не нужно. Он не смог их защитить: ни мать, ни отца, ни жену с сыном. Клялся и не выполнил клятвы, обещался и не сдержал слова.
Король без чести. Без совести. Без крови.
Повернуться бы на спину, но нет сил. Воли нет. Перед глазами падают звёзды, летят листья, качаются золотые нити её украшений.
Прошибает озноб: жена прощалась с ним сотни лет назад. На мгновение мелькает в сознание: «Как долго…» — происки времени для вечноживущих: то мало, то много.
«Который же теперь год?»
Дождь всё сильнее и сильнее. В изменяющемся мире нет места эльфам, и старый Король умирает вместе со своим лесом. Ветер играет с серебряными волосами, и холёные руки сжимают рыжую листву.
Нет крови. Нет смерти.
Только свет. Только…
