Ужин

      Сегодня у Ивана был особенный вечер.       Он несколько раз проверил самые тёмные углы квартиры на предмет пыли и грязи, протёр и без того блестящие бокалы для вина, дизайнерские тарелки, столовые приборы, подсвечники… Остановился Иван только у плиты, тяжело вздохнул, закинул тряпку в мойку, помялся немного с ноги на ногу, промыл её, повесил сушиться, молясь про себя, чтобы она успела высохнуть за четверть часа. В конце концов, тряпка полетела в машинку, а Иван, бросив взволнованный взгляд на часы, пошёл переодеваться. Он сменил привычную чёрную кофту на белую рубашку, пригладил волосы, улыбнулся своему отражению в зеркале. Спагетти мирно ждали своего часа на плите, вино охлаждалось, и Иван удовлетворённо улыбнулся. Буквально всё было готово к идеальному свиданию. К идеальному романтическому ужину. Иван сфотографировал это на телефон, снова посмотрел на часы и присел на стул — ждать.       До прихода Финиста оставалось десять минут.       Вообще-то условились они очень примерно: Иван предложил встретиться в семь, а Финист долго не мог взять в толк, во сколько это. Наконец договорились до расплывчатого «на заходе солнца», и Иван поспешил к себе: готовить всё к их идеальному романтическому ужину.       Они встречались, если это можно так назвать, с несколько месяцев: сначала вражда переросла в дружбу, дружба потом — в привязанность, и в конце концов Финист заявился к нему, виноватый, едва ли не в ноги падал и бормотал виновато: «Люб ты мне, ничего с собой поделать не могу, Ванюша». Иван тогда очень жалел, что не успел сфотографировать Финиста в таком виде, но потом совесть взяла своё, и они поговорили. На самом деле, Финист тоже по-своему нравился Ивану, и в какой-то момент это «нравился» переросло во что-то более серьёзное. Иван очень долго объяснял Финисту, что в их чувствах и отношениях нет ничего дурного, хотя Финист был уверен в обратном, ведь для него, для всего Белогорья это было странно, неправильно, непривычно, это пряталось и скрывалось, если всё-таки происходило, и Финисту было попросту страшно любить Ивана. Но у последнего вечно были свои правила и особое мнение на любой счёт, и Финисту пришлось согласиться. В Белогорье, конечно, они прятались и ничем не выдавали происходящего, а вот в родном мире Ивана было чуточку проще. Хотя бы потому, что заглянуть в окно бог знает какого этажа одного из небоскрёбов Москоу-сити ну очень тяжело.       Иван очень хотел, чтобы Финист ближе познакомился с привычной ему романтикой, чтобы хоть немного расслабился, перестал оглядываться на собственную тень, чтобы они хоть несколько часов побыли просто вместе, не вспоминая ни о ком. И тогда он решил устроить небольшое свидание, переходившее в ужин, а затем… Так далеко Иван не загадывал, да и не успевал уже: в прихожей раздался вполне характерный лязг.       — Ванюша, встречай гостя, — раздался громкий голос Финиста. — Да, добрый у тебя терем.       — Финист, привет! Как жизнь, как настроение? — Иван с улыбкой подошёл к нему, обнял, нахмурился. — А ты чего это вырядился под Железного человека? Я же тебя на свидание позвал, а не в дозор, — усмехнулся он.       — Ты сказал, чтобы красиво, как к князю на гуляния, — отозвался Финист. — Разве плохой доспех? Лучшие кузнецы Белогорья над ним трудились, Ванюша. А что за Железный человек? Неужто богатырь славный? — деловито продолжал он.       — Ну можно и так сказать, — тяжело вздохнул Иван. — Финист… Не хочешь снять это пока? У тебя… э… Рубаха тоже очень-очень красивая. Подойдёт, у нас тут всё-таки не совсем княжеский двор, так… Квартира в элитном месте.       — Чего? — непонимающе уточнил Финист, но шлем всё-таки снял. Что ж, начало было положено. — Думаешь, надо снимать, да? — Он с сожалением осмотрел свои доспехи. — Эх, Ванюша, ты бы сказал, я бы хоть кафтан нашёл получше, — сетовал Финист, пока Иван помогал ему справиться с кольчугой и прочим. — Не привык я к порядкам вашим, много не понимаю, не серчай. Я учусь, — виновато сказал после. — Любимый мой, скучал я по тебе, сердце тосковало.       После этих слов Финист совсем смутился: никак не мог привыкнуть, что можно не таиться, говоря такое. Иван ободряюще обнял его, похлопал по спине, улыбнулся.       — Я тоже очень рад тебя видеть, Финист, — ответил он. — Я люблю тебя.       Финист коротко кивнул, отвернулся, и Иван снова обнял его, чувствуя тёплые руки на плечах.       — Я тут немного пошаманил на кухне, спагетти там, вино, думаю, тебе понравится, — сказал он немного отвлечённо, чтобы Финисту было немного легче: Иван ощущал его скованность и страх. Финист же осматривал его квартиру, едва ли не рот открыв от удивления, и этого, кажется, хватило, чтобы он успокоился.       — До чего терем у тебя добрый, но диковинный, — заметил Финист восхищённо. — А что он умеет? Видел у тебя в Белогорье вещи чудесные. Тут тоже есть?       — Да, тут все… чудесное. — Иван взял с диванного столика пульт, включил телевизор. Экран тут же ярко засветился, шли вечерние новости, и Финист вздрогнул, бросился было за мечом, но Иван мягко удержал его.       — Это телевизор, он показывает картинки и передаёт голоса, чтобы можно было узнать, что и как в мире происходит, — пояснил он с улыбкой.       — Словеса огненные, — со знанием дела кивнул Финист.       Иван про себя решил, что с интернетом его знакомить пока рановато.       — Давай на это всё потом посмотрим, — немного торопливо сказал он. — Как я уже говорил, я тут шаманил на кухне…       — Ты сам стряпаешь? — удивлённо спросил Финист, неловко почесал в затылке. — Ванюша, ты вроде молодец, а делаешь то, что красной девице делать пристало.       — Опять ты со своими девицами, — по-доброму рассмеялся Иван. — Так если девицы нет, то что молодцу остаётся?       — И то верно, не с голоду же помирать, — согласился Финист. — А что ты стряпал? Утку, гуся? Ещё какую дичь?       — Вообще-то я спагетти готовил. Это макароны такие итальянские, — отозвался Иван, беря его за руку и проводя к столу.       — Чего? — с присущей ему непосредственностью спросил Финист.       — Э… Да лучше увидеть, чем я объяснять буду. — Иван поманил Финиста к себе, приподнял крышку кастрюли. — Вот, посмотри.       — Змеи что ли, черви какие… — Финист недоверчиво поглядел на содержимое кастрюли. — Ванюша, шутишь ты надо мной так или что?       — Да нет, это тесто просто сделано в такой форме! — Иван ткнулся ему в плечо, сдерживая вновь подступающий смех: Финист был безумно забавным в своём интересе к новому незнакомому миру. — Это вкусно, правда. Да и я не первый раз готовлю, не отравлю.       — Доброе яство? — уточнил Финист задумчиво, осторожно сунул руку в кастрюлю, но Иван поймал её, достал из ящика для приборов вилку, намотал на неё спагетти.       — Что это за оружие дивное? — восхитился Финист в ответ на поднесённую вилку. — Откуда оно у тебя, где взять такое? А главное, нужно зачем?       — Это вилка, столовый прибор, чтобы есть с его помощью, — терпеливо пояснил Иван. — Я тебе расскажу потом, что зачем нужно, у меня тут много всякого… — добавил он задумчиво, на деле плохо представляя, зачем нужна минимум половина того, что хранится в кухонных ящиках. — Ну пробуй.       — Хорошо. — Финист послушно открыл рот, прожевал, проглотил, затем довольно улыбнулся. — Доброе яство, — добавил он, кивнул сам себе. — Да ты, Ванюша, и в самом деле славно справился.       — Ну это, спасибо, что ли… — Иван отложил вилку, крепко обнял его, ткнулся носом в шею, и Финист прижал его к груди, слегка покачивая.       — Люблю тебя, — пробормотал он едва слышно, но тепло-тепло, так, что у Ивана сердце сжалось. — Околдовал ты меня, очаровал, сам того не ведая. И в самом деле дивный у тебя мир, и люди дивные, Ванюша мой.       — И я тебя, — прошептал Иван, неловко, будто в первый раз, прижался к его губам, осторожно целуя. Финист так же неловко ответил, неуклюже обнимая его, а после улыбнулся, снова прижал к крепкой груди.       — Что же ты делаешь со мной, Ванюша… — произнёс он едва слышно. — Сердце моё…       — Финист, хороший, мы же любим друг друга. Это в порядке вещей, — улыбнулся Иван. — Пойдём, пора за стол. — Он усадил Финиста, красиво выложил спагетти ему на тарелку, немного торопливо сгрёб остальное себе, уже не слишком заботясь о внешнем виде: самому-то ему это не особенно было нужно, но хотелось порадовать и впечатлить Финиста.       — Благодарствую, — улыбнулся Финист, посмотрел на Ивана с затаённой нежностью, а затем немного неуверенно взялся за вилку. Он покрутил её в руках так и сяк, затем попробовал поддеть спагетти ложкой, но только закапал идеально белую скатерть. Иван тяжело вздохнул, мысленно обругал себя: сам виноват, нечего было подсовывать человеку то, что ему сложно будет есть непривычным образом, и терпеливо принялся объяснять и показывать, как на самом деле надо есть макароны.       Финист был прилежным учеником, пусть и терялся по первости, ворчал, что мечом и булавой управляться куда проще, но всё-таки в конце концов со спагетти было покончено, и Иван запоздало вспомнил о вине.       — В общем, тут у нас мёд не пьют, — бодро начал он, — но есть кое-что получше. — Представляю твоему вниманию красное сухое из французского винограда.       — Чего? — непонимающе спросил Финист, пытаясь подобрать с тарелки последнюю макаронину.       — Ну как мёд, только из ягод, — нашёлся Иван, мельком подумав, что вот градусом вино будет явно повыше, и Финисту с непривычки может быть невесело. — Это вкусно, правда.       — Я тебе верю. — Финист взял из его рук бокал, задумчиво покрутил, стараясь не сжимать: чувствовал, что мог и разбить ненароком, до того он был хрупкий.       — За нас, любимый, — тепло сказал Иван, осторожно чокаясь с ним, отпил немного вина и поглядел на Финиста. Тот едва-едва попробовал и теперь морщился, мотал головой.       — Нет, Ванюша, это не по мне, не обессудь, — сказал он, отставляя бокал. — А вот всё остальное вкусно было, как надо.       Иван слабо улыбнулся: ему почему-то было неудобно перед Финистом, что что-то в итоге вышло не так. Да и какое расслабиться, если Финист оказался в совсем чужом для него мире, где он не знает ничего, где многое его пугает. Это ему, Ивану, легко, а вот Финисту — вовсе нет, и зачем только было всё это затевать?       — Ванюша… — Финист подошёл к нему, крепко обнял, поцеловал в затылок. — Ну что ты, милый мой? Вижу ведь, что старался, желал мне угодить, порадовать меня, удивить… Мне это очень душу греет, Ванюша, любимый мой. Ну, не всё гладко, так что же, разве плохо это? Я тебя и без того люблю без памяти, а ты меня.       — Финист… — Иван прильнул к нему, вздрогнул, и на душе вдруг стало легко-легко и спокойно. — Ну… Я просто хотел, чтобы тебе было хорошо, чтобы мы могли не прятаться, чтобы ты отдохнул, а вышло…       — А что вышло? Не смотрит никто, подглядеть не сможет, скрываться не надо, ты всё сам за меня сделал, принял как дорогого гостя. А что мир дивный, и порядки чудные, так что же… Не твоя это вина, да и мне бы надо привычным к тому стать — это же твоё, родное, близкое, как я могу это не уважать и чураться? — серьёзно отозвался Финист, поглаживая его по спине, крепче прижал к себе. — Я люблю тебя, Ванюша, — сказал он твёрдо, громко, верно, впервые не таясь.       — Финист… И я тебя, Финист… — шептал Иван, и почему-то глаза щипало, а сердце щемило от нежности и тепла.       Финист улыбался.