Дальше от дома

      В маленькой комнате, заставленной какими-то коробками, не где развернуться: письменный стол, на котором в творческом беспорядке валяются учебники, покосившийся шкаф с одеждой и книгами, множество коробок с какими-то определённо «нужными» вещами. Свет от одинокой лампочки тусклый, а окна и вовсе нет — это всего-лишь переделанная под спальню кладовка. На стенах, где вместо обоев были газеты, висят какие-то рисунки и плакаты с музыкальными группами, выпрошенные у работников дома культуры, куда часто приезжали с концертами те или иные исполнители.       Из старых колонок, притащенных с мусорки, несколько раз замотанных скотчем, раздается тихая музыка, сопровождаемая какими-то помехами. На узкой кровати, одну из ножек которой заменяет пара кирпичей, притащенных с какой-то стройки, лежит парень, активно строчащий смски кому-то. Кончики его волос светлые, в отличие от корней: волосы давно отрасли после осветления. Он улыбается, смеётся с ответов своего собеседника и временами краснеет, утыкаясь в подушку.       Меня зовут, напишу, когда освобожусь — получает он сообщение. С сожалением вздыхает и выходит из переписки. Нажимает «очистить историю» и откладывает телефон. Задумчиво покусав губу, он вскакивает с кровати, открывает ящик стола, где ютится куча тетрадок и чистых тетрадных листов, вырванных из неисписанных старых тетрадей. Берет из подставки ручку с покусанным в порывах вдохновения колпачком. Открывает тетрадь и начинает что-то строчить, пытаясь не упустить мысль, вьющуюся в голове. Постепенно строки складываются в четверостишья, а в голове у него уже появляется мелодия.       Телефон, лежащий рядом, тренькает. Женя снимает блокировку несколькими нажатиями и видит новое сообщение с незаписанного в контактах номере — того самого собеседника. «Наше место. Срочно» — читает он и выдыхает. «Что же произошло?» — думает парень, отвечая на сообщение коротким «Ок», и подхватывает с пола несколько раз зашитый рюкзак. Кидает в него тетрадь, в которой только что писал, отсоединяет дряхлый плеер от колонок и кидает его в след тетради. Комок наушников тоже отправляется туда. Он открывает нижний ящик и отдирает от задней стенки конверт, в котором лежат какие-то монетки и купюры.        — Женя! А ну иди сюда! — раздаётся мужской голос с кухни.       Парень закатывает глаза и суёт под вязанную кофту конверт. Он оглядывается в поисках того, что может ещё понадобиться, и не заметив ничего нужного, берёт из открытого шкафа с одеждой чёрную шапку, кое-где незаметно зашитую чей-то заботливой рукой. Суёт телефон в передний карман потёртых джинс.        — Ты оглох, щенок? — голос становится злее, и Женя морщится.       Он выходит из комнаты и замечает комод. Он открывает его и выуживает паспорт, в котором лежат ещё какие-то бумажки. Суёт это всё в задний карман и бросает на пол рюкзак, прежде чем зайти к отцу. В кухне стоит сильный запах курева и алкоголя. На столе — закрытая прозрачная стеклянная бутылка с прозрачной жидкостью. Рядом с ней — заляпанная стопка.        — Присаживайся, сынок. — мужчина, сидящий к нему лицом, указывает на стул напротив.       Слишком вежливо. Слишком ласково. Женя настороженно садится и смотрит на отца, ожидая его слов. Сжимает кулаки под столом, предчувствуя что-то страшное. Мысли крутятся вокруг всего, о чём он мог узнать. Страх сковывает мысли.        — А теперь, сын, рассказывай, как ты до такого докатился.        — До чего? — сердце в груди на пару мгновений останавливается, а дышать становится невозможным.       Он слышит, как кровь разносится по сосудам — настолько сильно бьётся сердце. Дышать сложно, словно в горле и носу находится преграда из ваты. Кулаки сжимаются до побеления костяшек. Глаза отца смотрят в Женины, и в них видно его испуганное лицо. Отец с наслаждением оттягивает момент, чтобы вдоволь насладиться страхом сына. Он открывает бутылку водки, стоящую возле него и наливает её в стопку тонкой еле живой струйкой. Страх — единственное, что занимает место в груди Жени.        — Будешь? — он пододвигает стопку к Жене, но тот лишь мотает головой.       Отец только усмехается и заливает в себя всю стопку, морщится и закусывает чёрствым куском чёрного хлеба.        — Мне сказали, что ты с парнями целуешься.       Женя судорожно выдыхает. Голова пуста. Страх. Один лишь страх и больше ничего. Отец знает. Женя смеётся, пытаясь хоть как-то спасти своё положение:        — И кто эту дурость тебе сказал? Мне девчонки вообще-то нравятся.       Отец смотрит на него так, что Женя попёрхивается смехом. «Ты из меня дурака не делай» — так и кричит его тяжёлый взгляд.        — Соседка, Марта Михайловна. — отвечает он, наливая очередную стопку. — Сказала, что видела, как ты лижешься с сыном Вовки Бочкарёва.       Женька поджимает губы. Смысла отпираться нет.        — Зря я тебя у матери сразу не забрал. — говорит отец между тем вздыхая. — Вырастил бы настоящего мужика. — он бросает странный взгляд на Женины волосы. — А не патлатого голубого петуха.       А Женьке страшно, и не за себя, а за Лёшу. Он помнит его страх быть раскрытыми родными. Он помнит, как Лёша в первое время боялся даже чувства к нему проявлять, а тут… А тут обо всём узнали. Жене больно. Кажется, он удачно всё закинул в рюкзак.        — Завтра с утра мы поговорим с тобой об этом и решим, пойдёшь ли ты к врачу с этой проблемой. Думаю, это смогут вылечить, хотя тут и ремень всё может решить. А пока иди в свою комнату.       Женя подрывается со стула, идёт к двери.        — Ах да, ключи только оставь. Не хочу, чтобы ты сбежал посреди ночи.        Звук отодвигаемого стула служит сигналом к действиям — Женя выбегает с кухни, хватает рюкзак с пола, закидывая его на плечо. Отец кричит что-то, но Женя не слушает: бежит к двери, ведущей из квартиры, суёт ноги в старенькие кроссовки и щёлкает замком, открывая дверь.        — Стой, поганец! — отец совсем близко.       Женя выбегает из квартиры и резко хлопает дверью прямо перед носом отца и сбегает по лестнице. Слышит топот и думает о том, что он находится в точке невозврата. Теперь его жизнь — в его руках и отец больше не властен над ней. Он вдавливает кнопку, открывающую дверь подъезда, и выбегает ночную прохладу. Оглядывается по сторонам, пытаясь понять, куда ему нужно бежать. Он перепрыгивает через каменный бордюр сбоку от входа в подъезд и пробегает под окнами, в которых ещё виднеется чья-то жизнь. Он забегает за угол дома и несётся в сторону их с Лёшей места, не замечая, как колет в боку, как шнурки пачкаются в грязи. Только бежит, бежит, бежит.       На пару мгновений он останавливается, чтобы отдышаться и переложить документы и деньги во вместительный рюкзак, куда позже бросает и телефон. Он продолжает идти, а затем ускоряется, надеясь застать на их месте Лёшу. Неизвестно, сколько он его ждёт там. Может, он уже замёрз? Отчаялся ждать?       Подбегая к месту назначенной встречи, он видит знакомые деревья и лавочку под ними, и Лёшу, сжавшегося на ней.        — Женя! — он вскакивает, увидев парня.       Глаза Лёши заплаканные, Женя видит это в слабом свете фонаря. На щеке алеет крепкий кулак. Женя всё понимает. Он прижимает его к себе, чувствуя, что сейчас это нужно им обоим. Особенно Лёше, ему ведь больнее было быть непринятым любимым отцом. А Жене пофиг — своего отца он ненавидит, а Матери уже два месяца как нет.        — Он… он узнал. — плачет Лёша, утыкаясь в Женино плечо. — О нас…        — М-мой тоже. — Женя прижимает Лёшу к себе и тоже позволяет себе заплакать. — Давай сбежим? Дальше от них. Дальше от дома.        — Я… — Лёша всхлипывает, сжимая в ладонях его кофту. — Я с тобой. Я не хочу остаться.       Женя отстраняется и стирает слёзы с щёк Лёши:        — А теперь давай поищем, где нам переночевать.       Лёша кивает:        — Мы ведь справимся со всем этим?       И Женя улыбается, целуя Лёшу в уголок губ:        — Обещаю.