Морская болезнь

У Юстаса морская болезнь, он обижен на весь мир, его мутит и ломает. У Каспиана те же симптомы, вот только причина другая. Каспиан убеждает себя, что всë в порядке, что так и надо. Что он просто скучал, и потому при встрече так крепко прижимает насквозь мокрого Эдмунда к себе. Древний Король ему совсем как брат, так разве это зазорно — взъерошить брату волосы и любя щëлкнуть по носу? Он лжëт другим, но больше всего — себе. Ведь в глубине души он прекрасно знает, что всë не так. Ведь, когда Эдмунд оказывается рядом, когда дружески хлопает его по плечу, когда склоняется над расстеленной на столе картой так, что их макушки почти соприкасаются, или когда бедро Древнего короля лишь на секунду задевает его собственное, — Каспиан умереть готов от внезапной удушливо-жаркой волны, накрывающей его с головой. В этот момент он яснее ясного понимает — ничего не в порядке. Потому что ненормально, когда до названного брата хочется дотронуться до покалывания в кончиках пальцев. Коснуться покрытых веснушками щëк, обветренных губ, тëмных, ещë не просохших от солëной воды волос… Ненормально. Неправильно. Мерзко. От осознания его мутит, он почти готов отключиться. Спасает срочная вылазка на палубу и несколько минут глубокого, сосредоточенного вдыхания солëного морского воздуха. Это помогает. Почти. Потому что если тошнота проходит, всë остальное — ни разу нет. Он, конечно же, старается сохранять бодрость духа, на людях всë так же добродушен и весел. Он — король, а потому обязан быть в порядке. По этой же причине он почти круглые сутки проводит на палубе, работает наравне со всеми и много улыбается. Особенно Эдмунду. Ему — больше всех. Эдмунд терзаний нынешнего короля Нарнии как будто и не замечает. Улыбается искренне-солнечно, так же, как и прежде, дружески хлопает по плечу и проводит часы рядом, обсуждая маршрут корабля и смотря на горизонт. Каспиан с болью в сердце отвечает улыбкой на улыбку, перехватывает тëплую королевскую ладонь на своëм плече, чтобы хоть на секунду унять жажду прикосновений, и, склонившись над картами, придвигается ближе, стараясь, чтобы их плечи соприкасались. Он сам себе противен, ему стыдно и тошно вот так исподтишка наслаждаться чем-то подобным. Но остановиться он не может, снова и снова придвигается к Эдмунду, клянëт себя за слабость, за то, каков он есть, и всë больше понимает страдающего от морской болезни Юстаса. Вот только если недуг мальчика лечится одной каплей целебного бальзама, то Каспиану надеяться на такое простое излечение бесполезно. Он уже пробовал — не вышло. Перед сном, лëжа в гамаке, — он и тут не удерживается, выбирает место ближе к Эдмунду, — наблюдая, как подрагивают опущенные ресницы Короля Древности, Каспиан раз за разом мысленно возвращается в прошлое, на три года назад, во время, когда Великие Короли и Королевы помогли ему воцариться в Нарнии. Он хочет вспомнить Сьюзан, их поцелуй и прощальные объятия — но вспоминает лишь Эдмунда. Эдмунда, идущего к Миразу передать вызов Верховного Короля. Эдмунда, стоящего плечом к плечу с Каспианом и наблюдающего за боем Питера. Эдмунда, бесстрашно бросающегося в бой. Эдмунда, уходящего через портал в свой мир… И Каспиан Десятый холодеет, когда до сознания доходит простая мысль: что на Сьюзан он смотрел, только когда рядом с ней стоял Эдмунд… «Море может лишить рассудка» — говорит как-то лорд Дриниан одну из своих присказок, и Каспиан хватается за эту мысль с отчаянием утопающего, игнорирует факты, фанатично подстраивает собственные наблюдения под такой простой и такой желанный ответ. Это всë море. Конечно, оно. Иначе и быть не может. Но на суше легче не становится, к Эдмунду влечëт до стиснутых челюстей и подрагивающих рук, а тот, ничего не подозревая, остаëтся так обманчиво близко, что хочется кричать. И если бы только днëм, но Древний Король забирает у него и спокойную ночь, преследуя теперь даже во снах, что становятся для короля Нарнии хуже кошмаров. Каспиан радуется теперь только тому, что давно не говорит во сне… Люси замечает раньше всех. И, со свойственной ей деликатностью, вмешивается только в тот момент, когда Каспиан, охваченный яростью и отчаянием, в один миг едва не рушит всë, что ему дорого. Она заговаривает с ним, когда они возвращаются от источника Мëртвой Воды. До берега, где занимается погрузкой провизии остальная команда, ещë далеко, Эдмунд ушëл вперëд: не хочет быть рядом после ссоры у золотого озера. Каспиан не сводит глаз с его напряжëнной спины. — Ты ведь любишь его? — спрашивает Древняя Королева осторожно, и у Каспиана замирает сердце и сбивается шаг. Он резко поворачивается и затравленно смотрит в мудрые глаза совсем юной девушки. Но не видит вообще ничего из того, что ожидал: ни непонимания, ни осуждения, ни отвращения. Лишь спокойное принятие. И Каспиан понимает, что ему не нужно ничего отвечать. И отрицать не нужно. Люси просто знает. И только тогда Каспиан вспоминает, что с самого начала ловил на себе еë внимательные взгляды, ещë тогда, три года назад. Он бы даже не удивился, скажи ему кто-нибудь, что эта проницательная девочка догадалась обо всëм раньше него самого. — Почему не поговоришь с ним? — снова спрашивает Люси. От нахлынувших эмоций ладони сами собой сжимаются в кулаки, челюсти смыкаются до боли, и король Нарнии отводит взгляд, чтобы найти глазами Эдмунда. И находит: тот по-прежнему идëт впереди, порывы ветра ерошат ему волосы и прилепляют к телу хлопковую полупрозрачную на солнце ткань рубашки. — Как я могу?.. — тихо, едва не шëпотом, произносит Каспиан, и звук его голоса оказывается почти полностью похоронен в шуме прибрежных волн: с каждым шагом они приближаются к морю, а значит, и к команде. Эдмунд впереди прямой, как палка, и шагает тяжело, хотя шаг не сбавляет. — Но ты ведь даже не пытался, — проницательно замечает Люси. Это она тоже просто знает. — Хотя бы попробуй. Эдмунд выслушает тебя. А потом… — Всë уже не будет так, как прежде, — тяжело роняет Каспиан раньше, чем Древняя Королева может закончить. На некоторое время между ними наступает тишина, лишь галька шуршит под подошвами. — Может быть, — наконец уклончиво говорит Люси. Каспиан готов усмехнуться про себя — неужели есть то, в чëм эта девочка не уверена? — но сейчас ему не до смеха. Дочь Евы между тем продолжает: — Но я знаю вот что: чем бы ни закончился ваш разговор, тебе станет легче. Не сразу, но станет. Это как с занозой: нужно сразу вытащить, а не ждать, пока загноится. На последних словах они догоняют Эдмунда, и впереди показываются залив с пришвартованными к берегу лодками и трудящаяся над погрузкой провизии команда. И Король Нарнии ускоряет шаг, незаметно переводя дух, впервые за это долгое путешествие не чувствуя тошноты и отвращения к себе. Но хотя разговор с Люси снимает тяжëлый камень с души, хотя юная королева и смогла примирить Каспиана с самим собой, он никак не может набраться решимости поговорить. Недоразумение у золотого источника забыто, они с Эдмундом мирятся, всë возвращается на круги своя — и нарнийскому Королю становится физически больно, стоит только допустить мысль, что всë это может закончиться. И он тянет время; смеясь над очередной остроумной фразой Древнего Короля, ловя взглядом пляшущие в его глазах солнечные зайчики, раз за разом придумывает всë новые отговорки, даëт себе слово подождать ещë чуть-чуть и сказать завтра, прекрасно зная, что назавтра повторится то же самое… Пока в один день прекрасная звезда на острове Рамаду не сообщает им, что для завершения возложенной на них миссии они должны победить простëршуюся на востоке Мглу. Мглу, способную свести с ума и забрать в смертельные объятья кого угодно из них. Сердце у Каспиана пропускает удар, он взволнованно оборачивается на Эдмунда… Ловит его встревоженный взгляд… И понимает: либо сегодня, либо уже никогда. Они возвращаются на корабль сытыми и уставшими, и потому вся команда почти сразу отправляется по койкам. Каспиан не возражает, ложится вместе со всеми, но не засыпает; дожидается, пока трюм заполнят звуки мерного дыхания спящей команды, и лишь затем будит Эдмунда. Древний Король вздрагивает от лëгкого прикосновения к плечу и моментально просыпается. Каспиан прижимает палец к губам, говорит едва слышно: — Нужно поговорить. Эдмунд, хотя и не до конца проснувшийся, соглашается сразу и с готовностью поднимается с гамака. Он не тратит время на то, чтобы привести себя в порядок, и следует за Каспианом как есть: босой, в незаправленной, свободно висящей на теле рубахе, с кое-как приглаженными после сна волосами. Будь у Каспиана время поразмышлять, он понял бы, что это может закончиться плохо. Но ему не до этого. По крайней мере, сейчас. Оказавшись на палубе, Каспиан ещë долго озирается в поисках часовых, которых сегодня нет и быть не может: на острове Аслана им бояться нечего. Но нарнийский король тянет время, пока наконец голос не подаëт Эдмунд: — Каспиан, нельзя ли побыстрее? Тут довольно холодно, — обращается к нему Древний Король, и Каспиан резко разворачивается к нему — чтобы увидеть Эдмунда, зябко переступающего босыми ногами по холодным доскам палубы, пока морской бриз ерошит его неряшливо торчащие волосы и треплет свободного кроя рубашку. Эдмунда, приобнявшего себя за плечи в попытке спастись от холода. Эдмунда, в эту самую секунду выглядящего не Древним Королëм, а обычным мальчиком, сонным и растрëпанным, мëрзнущим под порывами ветра. И Каспиан решается. В два шага преодолевает разделявшее их расстояние, обхватывает руками чуть подрагивающие плечи Эдмунда, отводит от раскрытого люка, ведущего в трюм. Эдмунд не сопротивляется, позволяет вести себя, и на Каспиана смотрит внимательно-доверчиво, так, что сердце щемит, пока Каспиан осторожно прижимает его к гладкому дереву мачты. Каспиан дышит тяжело, будто вëслами грëб весь день. Сердце колотится, кончики пальцев колет мелкими иголками, но дело тут вовсе не в ночной прохладе. Его почти трясëт, а Эдмунд спокоен — стоит, молчит, ждëт, и как будто вообще не мëрзнет теперь. — Я… — начинает было Каспиан, но слова не идут, подготовленная речь кажется глупой при взгляде во внимательные карие глаза, дыхание сбивается, как от удара под дых, и всë, что у нарнийского Короля остаëтся — желание прижаться к сухим обветренным губам. Что он и делает: в секунду преодолев ничтожное расстояние, что ещë оставалось между их лицами, осторожно касается шершавых губ. Глаза на секунду блаженно закрываются, по телу разливается приятное тепло — и в следующий момент он отстраняется, чтобы с ужасом осознать, что же он натворил. Он испуганно смотрит на Эдмунда, а он… Он молчит. Секунду, две, три. Пока замерший в ужасе Каспиан не замечает мягкую улыбку, медленно сложившуюся на бледных губах. Он смотрит в глаза Эдмунда — и видит хитрый блеск. — Долго же ты думал, — саркастично тянет Эдмунд, улыбнувшись, как раньше, тепло и хитро, как только он умеет. Каспиан видит бесенят, пляшуших в глубине его глаз, и нервно усмехается на выдохе и опускает голову. Он не противен Эдмунду — за одно только это можно благодарить Áслана. — И что ты скажешь? — спрашивает нарнийский Король, испытующе взглянув исподлобья, решив, что после поцелуя сможет принять любой исход. Главное — сейчас, пока не выветрились эйфория и нервная дрожь. — Я скажу… — Эдмунд медлит, и Каспиан задерживает дыхание в ожидании ответа, пока Древний Король осторожно протягивает руку к его лицу. Он дотрагивается до скулы, до покрытой щетиной щеки, ведёт линию к приоткрытым губам. Каспиан судорожно выдыхает, едва управляет собой и сбившимся дыханием, так мучительно ему хочется в этот момент снова поцеловать Короля. — Я скажу: сделай это ещë раз, — заканчивает фразу юноша, и Каспиану кажется, что он ослышался. Так ребëнок не верит родителям, когда узнаëт, что спрятанные от глаз конфеты на самом деле предназначались ему. И Каспиан не верит сначала. А потом смотрит в сияющие глаза Эдмунда, видит улыбку и разрешение в них — и пропадает. Прижимает Эдмунда к мачте — хотя казалось бы, куда сильнее — кладëт руки ему на талию, припадает к сухим обветренным губам. Он пьян, и пьянеет ещë сильнее, когда руки Эдмунда ложатся ему на плечи, а сам он отвечает на поцелуй. Голова идëт кругом, Каспиан дышит рвано — и целует, целует, целует. Жадно, собственнически, чувствуя отдачу и отдаваясь в ответ. Так, как давно видел в своих снах. В трюм они возвращаются, держась за руки, постоянно обмениваясь заговорщическими улыбками и взглядами, то и дело останавливаясь для новой порции жарких поцелуев. У Каспиана взгляд осоловелый, и кружится голова. Он и мечтать не мог, что ему ответят взаимностью. А уж в тот момент, когда Эдмунд, покрепче перехватив руку, ведëт его на склад провизии, нарнийский Король и вовсе умереть готов от волнительного предвкушения. — Точно этого хочешь? — спрашивает Каспиан, когда Эдмунд приводит его к месту назначения и останавливается над грудой сваленных друг на друга мешков. В горле от волнения мгновенно пересыхает, голос хрипит и срывается, вновь колотится предательское сердце. Эдмунд кивает. — Точно. И не передумаю. И, словно желая подтвердить сказанное, сам подаëтся навстречу, по собственной инициативе запечатлев на губах нарнийского Короля поцелуй. Каспиан резко втягивает в себя воздух — и отвечает со всей горячностью и пылкостью, что у него есть. Хватает Древнего Короля за плечи и толкает к стене, всем телом подаваясь вперëд. Он кусает чужие обветренные губы, проникает в рот горячим языком. Эдмунд в его руках дышит сбивчиво и тяжело, льнëт ближе и отвечает на поцелуи и прикосновения так самозабвенно, так рьяно, что Каспиан забывает, как дышать, и почти готов лишиться рассудка. Он уже его лишился, иначе как объяснить, что его руки блуждают под просторной рубахой Эдмунда, оглаживая рëбра и живот. Эту рубаху он одолжил Эдмунду в самом начале путешествия, и теперь она пропиталась его запахом, им самим, самой его сутью. Каспиана это и злит, и раззадоривает: почему какая-то вещь была так близко к Эдмунду, пока он не мог? И вместе с тем кровь его бурлит от осознания, что это е г о вещь. Эдмунд зарывается руками в волосы Каспиана, пропускает сквозь пальцы чëрные вихры, сжимает хлопковую ткань рубашки и тянет на себя, как будто Король Нарнии и так недостаточно близко. Эдмунд задыхается — Каспиан тоже, — им обоим жарко и тесно, обоим головокружительно хорошо и желанно. Они одновременно хватаются за пояса друг друга, ослабляют ремни, стягивают рубашки, отбрасывают в сторону лишнюю, ненужную сейчас одежду. В лихорадочно блестящем взгляде другого каждый из них видит желание, которое с трудом описал бы словами. Оба они напряжены, оба тяжело дышат, и каждое прикосновение друг к другу, каждое движение вызывает у них волны приятной и волнительной истомы. — Эд… — шепчет Каспиан без остановки, снова и снова, как заклинание, как закон, как завет. Ничто не звучит красивее, чем солнечное имя солнечного Короля. Он повторяет снова и снова, под сбивчивое дыхание и горячечные прикосновения восхваляет своего Повелителя, того единственного, у кого есть над ним власть… Они засыпают прямо там, на складе, доверху наполненном мешками с провизией. Каспиан прижимает к себе разгорячëнное тело Эдмунда, вдыхает запах мокрых от пота волос, а вместе с ним — чувство собственной свободы. Его больше не мутит и не ломает: таинственная морская болезнь отступает, испугавшись объятий самого дорогого во вселенной существа.