Заповедь первая: не смей разочаровать создательницу свою. Заповедь вторая: перед началом эксперимента не забудь повесить на дверь предупреждающую табличку. Проще говоря, оповещай. Заповедь третья: никогда не смотри слишком долго на звезды, что под твоими ногами - иначе чудовища поглотят тебя, откусят твои ноги, разорвут твои сухожилия, и ты не сможешь выполнять приказ.
Альбедо помнит, как впервые вышел на поверхность - шел снег и спина его создательницы скрипела, как несмазанная тюремная дверь. Она выходить не стала - лишь дала направление его дороге и скрылась в витых спиралях Бездны. Он прошел несколько километров наощупь, ослепший от света солнца, и рухнул в на белоснежное покрывало лицом. Деревья, словно грузные феи в ночных сорочках, уронили на него ком снега, приколотив холодом к земле. Альбедо отсчитал стук своего сердца - раз, два, три - и поднялся. Это не было так тяжело, когда его черное тело очищали от примесей и делали безупречным, это не так тяжело, как выцеживать жизнь из артерий земли, сиюминутно избавляясь от падальщиков Бездны. Альбедо подумал, какое из поручений он выполнил так, что Создательница решила отослать его вон, и не смог найти ответа. Пока он шел, его ресницы покрылись тонкой корочкой льда, и замерзшие в уголках глаз слезы, как бусинки разорванного ожерелья, мешали видеть. Нитями киновари и золота был ему прошит путь в Монштадт.***
Альбедо смотрел на звезды. Они вздрагивали и перемещались, то выглядывая, то прячась за очередной изгиб песочных часов. Алхимик не был так силен в астрономии, но что-то напоминал ему рисунок, вышитый под... - Братик, Кли кажется, что Мисс Моне нужна помощь, - произнесла Кли, дергая за руку, - она пытается найти в своем кошельке еще один карман с морой? - Давай спросим у нее. Альбедо и Кли были весьма знаковой парочкой Монштадта, однако, видимо, девушка была слишком погружена в пересчитывание трех монет, чтобы их заметить. Шлеп! - и Кли уже подскочила к ней, чуть не повиснув на рукаве расшитого костюма. Альбедо проследил за взволнованным движением звезд и встретился с чужим взглядом. - Добрый вечер. Кажется, сегодня мы не виделись, - вежливо обратился к Моне “старший брат”, пока малышка вовсю улыбалась знакомой, - может быть, присоединитесь к нашему ужину, раз мы встретились? Ах, это было жестоко. Недвусмысленное урчание в животе, замученный вид и старательно скрываемый от Кли кошелек говорил об одном - вести астрологическую колонку в газете Фонтейна совсем не прибыльно. Альбедо считал, что ученые любого толка не должны голодать, так как это отвлекает от исследований. Впрочем, проявлялось упрямство Моны - зарабатывать гаданием на водной ряби она категорически отказывалась. Мона вонзила свой острый взгляд в алхимика. - Не откажусь, пожалуй. Только не вздумайте меня жалеть, ученый коллега. - Коллегами назвать нас сложно, - произнес Альбедо, за руку отводя Кли к “Хорошему охотнику”, - наши учителя давние враги, если вы не забыли. Но не вижу причины не приглашать вас. Особенно учитывая то, что скоро ему с Сахарозой предстоит отправиться в полевые, и надо оставить малышку Кли на кого-то, кроме Джинн и бестолкового Кайи. Они сели за столик, и Кли сразу же принялась чесать пальчиком трещинку в деревянном столе. Кажется, сегодня много кто заказал медового мяса с морковкой, и в воздухе витал такой приторный запах, что вот-вот слетятся пчелы. Ветер не гулял и не резвился, видимо, уснул, запутавшись в плаще архонта. Это хорошо, в безветренную ночь можно выйти за стены города и словить в банку десяток светлячков, чьи брюшка замечательно подойдут для эссенций... Кли пинает его маленькой ножкой под столом, и Альбедо растерянно улыбается, заказывая столько, что у бедной Моны, неделю сидевшей на своем знаменитом салате, глаза становятся как две монетки.***
- О звезды! - воскликнула Мона, вздрогнула, и ее знаменитая шляпа неуклюже съехала с макушки. Альбедо перестал перебирать стебли цветков сесилии и приподнялся, чтобы поправить ей головной убор. - Что-то не так? - он взглянул на круг гидромантии, на котором можно было проследить созвездие Джинн. Мона скосила на него взгляд, полный осознания собственного превосходства. Когда Альбедо что-то не знал, он сразу переставал быть таким безмятежным всезнайкой и глаза его блестели от любопытства. Ей льстил этот интерес главного алхимика Ордо Фавониус, хоть часть ее и понимала, что такого же любопытства может заслужить у Альбедо и новый вид хилличурлов. - У Ордо Фавониус в будущем будет много хлопот, стоит подготовиться, - произнесла Мона, - экспедиция, куда ты собираешься, возможно не обойдется без неожиданных трудностей. - Меня действительно интересует твоя наука. По сравнению со знанием космоса алхимия, пока что, выглядит довольно приземленно. Если ты позволишь, я бы хотел ее подробней изучить. В краях губ появилась искра, и Мона издала громкий смешок, потревоживший гидромантический круг. - Ну уж нет, Альбедо, - девушка с прищуром посмотрела на алхимика, - гидромантия это наука, тесно связанная с астрономией и предсказыванием судьбы, и я не думаю, что такому гениальному очаровашке стоит тратить свое драгоценное время на это. Она отвела палец от мутной от тревоги воды и ткнула его в безупречный лоб Альбедо. Тот изумленно моргнул и, взяв ее палец рукой, отвел в сторону. - Я сомневаюсь, что, изучая новое, можно потратить время впустую, Мона. Мона закатила глаза, и в ее бледных радужках отобразилась россыпь созвездий на небе Мондштадта. Альбедо не стоит так явно любоваться звездами, но они оба знали больше о законах бытия и быстротечности времени, потому и не скрывали свое увлечение друг дружкой. Правда, алхимику пришлось потерпеть немного издевок, чтобы понять, что поддразнивания — тоже часть очарования Моны. - Впустую или нет, учить я тебя просто так не собираюсь, вот! - хмыкнула девушка, щелкнула по водному кругу в последний раз, и тот распался брызгами на траву, ее костюм, и волосы. - Ах, жестоко. Пора собираться в город, ведь уже светает, и волосы у Альбедо - выцветшая позолота, выбивающаяся из небрежной прически.***
Альбедо опустил взгляд в пол и немного вправо, как раз в ту сторону, которую Мона не может прибрать уже неделю, да еще и с пауками-паутиной. Его пушистые ресницы уронили тень на бледные щеки. На лице же Моны, по ее мнению, выразительней всего в пору подачи готового материала для колонки видны круги от недосыпа. - Я хочу подарить тебе это, - сказал он, наконец, и выпростал из-за спины букет.... грибов филанемо. - Ты ведь знаешь, для чего я их собираю, - Мона мысленно вознесла молитву Барбатосу, дабы тот скрыл румянец на ее щеках, - зачем такая... грандиозность? - Что плохого в том, чтобы подарить букет грибов хозяйке дома? - улыбнулся Альбедо и переступил порог, когда букет забрали из его рук. - не волнуйся, мора при мне тоже. - Ты действительно пришел с серьезными намерениями, - пробормотала Мона, незаметно смахивая пыль с тумбочки прежде, чем положить грибы, - что-то взволновало главного алхимика Ордо Фавониус так сильно, что он позабыл свой скептицизм? Альбедо прошел вглубь ее маленького жилья и вдруг тяжело выдохнул, ссутулившись. Все понятно. Как учила старуха - успокой гостя, размолоти ему порошок из трав и грибов, что вводят в подобный трансу морок, усади перед собой и разложи все звезды, что есть в твоем арсенале, малышка. Созвездие Альбедо странное, молочно-белое с алыми прожилками, зародыш безупречного бытия, и панический комок встает у Моны в горле. Кажется она, к несчастью, узнает то, что алхимик от других скрывает. Альбедо был создан тонким и проворным, и прочным, как горный кристалл, но сможет ли он быть... человечным? Каждый шаг ведет его к конечной цели, но решимость его рассыпается, как мел, потому что Кли не хочет засыпать, пока брат не закончит с исследованием. - Ты видишь мою судьбу? - тихо спрашивает он. - Будущее твое туманно, - говорит Мона, собравшись, - звезды показывают лишь возможный путь из многих. Да... моя учительница говорила, что судьбу изменить нельзя, но я так не считаю. Альбедо сдвигает брови - что же. - В моем будущем... ты видишь Кли и Орден? - тихо спрашивает он, - там есть ты? Что, если звезды снова отвернутся от него и уйдут, оставив чернеть неидеальное тело в снегу? Альбедо есть вторая ступень к совершенству, и он, видимо, двигается слишком медленно. - Ну конечно я вижу... - Даже если я сделаю что-то не так? Мона закрывает глаза, пальцем сдвигая созвездие из круга прочь. Ее рука тянется к чужой ладони прежде, чем она может смутиться. - Звезды изменчивы, но я не вижу причины, по которой это может случиться. Его ладонь больше ее, хоть разницы в их росте нет. Мона щелкает пальцами свободной руки и круг гидромантии, пророчащий гомункулу стать чудовищем, разбивается на брызги. На лице Альбедо недоверие к ее словам, но прикосновения к звездам в полумраке лачуги Моны отвлекают. У нее сладко замирает сердце, и правда, какая разница, если кости его сделаны из другого материала. Сейчас важнее всего, чтобы его руки не отпускали ее.***
Альбедо нравилось работать на Драконьем Хребте, несмотря на лютый холод. Голубоватый кварц, выросший на утесах и алые кровоточащие зубы давно разложившегося дракона приводили его в восторженно-вдохновленное состояние, позволяющее забыть о сне и еде. Он немного беспокоился за Кли и целостность Монштадта, а еще о том, хватит ли его премиальных на шубу для Моны. Все же в планах было пригласить ее сюда, дабы расследовать загадки ушедшей цивилизации еще и с точки зрения звезд. Путешественник оказался занимательным испытуемым и помощником, и, видимо, стоило признать, что даже пришелец из другого мира был ближе обычным тейватцам, чем создание из мела и соли. По ночам Драконий Хребет целился острием своим в небо, откуда когда-то и пришла погибель, превратившая это место в курган. Альбедо смотрел на звезды, и те были близко-близко, протяни руку и ощути биение юной жизни под полотном, как произошло в ту ночь, когда твои сомнения были сильнее тебя. Он был плохим инструментом и не соблюдал всех заповедей, что дала Создательница. Но дома его ждут, и там ему рады, как бы то ни было. Пора собираться, и идти дальше. Совершенствоваться - если даже не ради Нее, то ради того, чтобы начать новую жизнь. Альбедо проваливается по колено в сугробы и идет вниз, прочь от кургана обходным путем. Пока он движется, по сосудам его киноварью растекается яд, а в волосах протягиваются нити золота.