Совсем немного надежды

      Старина Суонсон окончательно отчаявшись найти себе работу по душе, вызвался помогать толстяку Пирсону по части готовки. Принимая такое решение он свято верил в то что его труд принесёт немало пользы и хоть таким образом сможет отдать свой долг людям. Но как выяснилось он сильно погорячился. Он мало что смыслил в приготовлении стряпни, тем более в полевых условиях, тем более на такое большое количество народа. И именно поэтому все у него валилось с рук и он буквально тонул в куче грязной посуды. Среди нее его охватывало особенное отчаяние и смятение. Бесчетные тарелки напоминали ему бесконечные проблемы, которые сыпались на их голову без конца и края. Особенно скверно ему было в те моменты когда крысоподобный Пирсон начинал орать, будто раненый боров, на несчастного священника, за вновь испорченное мясо и рыбу. Порой у него совсем опускались руки и терялся всякий смысл жизни. Именно поэтому, чтоб окончательно не сойти с ума, бывший пастор наровил всячески увельнуть от свалившехся на его голову новых обязанностей. И вернуться к делу, которому когда-то посвятил большую часть своей жизни. И такой случай сегодня ему представился. —Мистер Морган. —Да? Мужчина обернулся. Пастор встретился взглядом с уставшими и больными глазами Артура Моргана, необыкновенно синего цвета, будто майское небо в ясную погоду, в которых еще теплился свойственный ему игривый огонёк. И Суонсон сам не зная от чего резко и смущённо опустил голову, продолжая как-то нервно вытирать грязные руки об хлопчатую тряпку. —Вам уже лучше, святой отец? Слышал вы бросили свою отвратную привычку. —Да, это было не просто, но у меня получилось. —И правильно сделали. Нечего пичкать себя этим ядом. Он убивает не хуже водки или пули. Только гораздо медленнее. —Сейчас я сожалению что даже начал. Право даже не знаю как я увлекся этой отравой. Но что было то прошло и уже ничего не исправить. —И то верно. Но вы вроде что-то хотели? —Ах да! Точно. Я…Вы… Может быть…может быть вы хотели бы облегчить душу? —Решили снова приступить к своим обязанностям, святой отец? —Я…да… Пытаюсь покрайней мере. Я так давно не делал то что должен был, что будто и вовсе позабыл как надо. В конце концов я духовный наставник этой банды. И мне стоило больше уделять внимания всем вашим тяготам. Тем более у многих их больше чем достаточно в последнее время, но к сожалению не все стремятся идти со мной на контакт. Так что может быть если вас это не затруднит конечно… —Ну что же. Раз вам так нужна практика. Почему бы и нет. Артур уставше опустился на плохенький табурет, сняв шляпу положил ее на край стола и тяжело вздохнув сказал. —Ну я готов. Соунсон сначала будто осталбинел, не веря тому что тот всё-таки согласился, а не послал его куда подальше, как это сделала малышка Карен на днях. А потом будто ошпаренный подорвался с места и заметушился вокруг. То хватая в руки то ложа на место чугунные кастрюли и миски, чтоб как-то разгрести заваленный почти до верху кухонный стол. Руки у него затреслись. Рыже-седая копна старческих волос неожиданно встала дыбом, а мутные зеленоватые и слегка заплывшие глазенки приобрели одержимый блеск. На что у Артура вырвался только короткий смешок. —Отче. Отче, оставьте. Они не мешают. Думаю облегчать душу можно и в компании старых немытых кастрюль. Соунсон растерянно уставился на него, а потом так же растерянно кивнул. —И то верно. Неуверенно сев на самый краешек стула на другом конце стола, он неожиданно придал своему лицу донельзя сосредоточенный и какой-то до невозможности учтивый и понимающий вид. Что можно было предположить будто это своеобразная профессиональная особенность, которой учат еще с духовной семинарии. —Что вас так тяготит, сын мой? Артур неожиданно фыркнул будто старый мерин. —Прошу давайте без этого пафоса. Вы годами не на много старше меня. А я с одной вашей фразы уже чувствую себя десятилетним сопляком, которого старушка Бесс затащила на воскресную службу при доме престарелых в Нью- Гановире. Соунсон сделал лицо немного «попроще» и уже более обычным голосом спросил. —Что случилось, Артур? В последнее время ты сам не свой. Ты говорил что болен. Тебе все еще не здороваться? —Да, святой отец. Все еще. —Все так плохо? Неужели не капли не легче? —Мне становится только хуже. —Может следует обратиться к врачу? —Врач мне уже все сказал. Он мне уже ничем не сможет помочь. Не в этот раз. —Но все же не стоит терять надежды. —Вы ученый человек, отче. И сами, без меня, все прекрасно понимаете. Они оба замолчала и повисла неловкая пауза, которую Артур будто и не заметил, с головой уйдя в какие-то свои мысли. —Но я здесь не затем чтоб обсуждать проблемы моего тела. Мы говорили про мою душу. —Конечно разумеется. Давно ли вы исповедовались? Артур чуть сщурил глаза в попытке вспомнить точно, а потом как-то виновато и немного хитро улыбнулся. —Так давно что про это стыдно и говорить. —Понимаю. Ничего страшного. Главное что вы сейчас здесь. И решили исправить ошибки прошлого. —Знаете, я все чаще и чаще задумываюсь о том какую жизнь прожил. Что я за человек. И оглядываясь назад…не вижу ничего чем можно было похвалиться. Я плохой человек, святой отец. Очень плохой. И чувствую себя от этого скверно. —Вы слишком строги к себе. Может быть вы видели только плохое? Может быть не хотите замечать то хорошее что было? То хорошее что есть в вас? Ведь в каждом из нас есть и хорошее и плохое. Светлое и тёмное. На то мы и люди. И все мы грешны. Главное раскаиваетесь ли вы в том плохом что делали? —Да. Очень. —Значит вы не утратили личины человеческой. Простите же снова меня за мой пафос. Но это так. Один мудрец сказал:"Пока человек чувствует боль он жив. Пока же он чувствует чужую боль он человек.» Понимаете о чем я? —Да, наверное… —Вам стоит меньше себя грызть. Этим и так займётся мисс Гримшо. Можете в этом не сомневаться. Радуйтесь тому времени что у вас есть. Постарайтесь его потратить на благодетель, а не пустые сомнения. И все же… Не теряйте веру. Кто знает может это еще не конец? И впереди вас еще ждет много времени для подобных размышлений. Я буду за вас молиться, мистер Морган. Артур коротко улыбнулся. Встал, одел шляпу и тихо сказал. —Спасибо, отче. Вы пожалуй первый человек кто сделает подобное для меня. Но лучше молитесь за всех нас. И как можно чаще. —Непременно. —И не сердитесь пожалуйста на Карен. Я уверен она не хотела вас обидеть. —Да, но мне так не показалась. Давно меня так не посылали. Даже не думал что леди умеют так выражаться. Артур хмыкнул, пряча улыбку в кулак. —Просто ей сейчас трудно. Уверен это скоро пройдет и у вас будет еще много времени с ней примириться. Будьте чуть терпеливее. Ей на самом деле очень нужна ваша помощь. Просто ей не хватает чуть чуть надежды. Как и всем нам. Порой все что нужно людям это всего лишь не много надежды. Это было сказано как данность. Как простая истина, плавуящая на самой поверхности, но так упрямо ускальзащая от глаз. Надежда. Совсем не много надежды. Вот что не хватает этим людям. —Еще раз спасибо. Мне и вправду стало немного легче. Даже странно что я не обращался к вам раньше. Надеюсь вы еще не забыли как держать за зубами тайну исповеди? —Разумеется нет, мистер Морган. Это одна из самых первых вещей которой учат в духовной семинарии. —Вот как? А какая же вторая? —Куда бежать если вдруг она будет нарушена. Артур криво улыбнулся. —Берегите себя, мистер Морган. Артур коротко кивнул, его синие глаза так же тепло сверкнули. И в знак уважения, на прощанье придержал пальцами край полей своей шляпы, а после покавылял дальше по своим делам. Соунсон же вновь остался сидеть среди гор немытой посуды, но больше они почему то не казались ему таким бременем. Ведь у него будет еще много времени чтоб их перемыть. Очень много времени и не только на это. В отличие от этого бедолаги. В первый раз после исповеди на душе стало легче еще и ему. Странный человек этот Артур Морган. Казалось бы он должен был отчаяться в самую первую очередь, но вместо этого он находит в себе силы еще помогать другим. Он не утратил еще надежды. Хотя чему ему уже можно надеятся? Право, удивительный человек. И Суонсон был ему благодарен возможно даже сильнее чем тот ему. Священик долго смотрел ему в след. И почему-то ему вдруг пришло резкое осознание того что видит он его в последний раз. Мысленно он трижды перекрестил его спину, прежде чем тот не скрылся из виду.