***
После утреннего происшествия Александр оставляет все попытки сблизиться. Нет, он всё так же желает ей хорошего дня и так же искренне интересуется, как у неё дела, по вечерам, но только делает это всё реже, а сам становится всё немногословнее. Наверное, даже у таких терпеливых и настойчивых людей, как Александр, заканчиваются силы стучать в закрытую дверь, заранее зная, что за ней никто не ответит. Спустя три дня Агата понимает, что скучает. По тому, как он мимолётно касается её рук, передавая ей какой-нибудь предмет. По тому, как невесомо и ненавязчиво поглаживает её плечи, прежде чем уйти на работу. Девушку гложет чувство вины, и каждый раз, видя потухшие голубые глаза мужчины, она думает, что могла бы потерпеть — он же муж, ему можно всё. Но Александр не настаивает, да и вообще старается доставлять ей как можно меньше дискомфорта, реже попадаясь на глаза и намеренно избегая контакта. Ей хочется, чтобы чужая кожа перестала быть чем-то запретным, несущим опасность и недоступным — в конце концов, это всего лишь кожа. На пятый день Агата осознаёт, что они стали друг другу совсем чужими, а их общение ограничилось обменом двумя по-английски вежливыми фразами. И шанс на то, чтобы всё исправить, уменьшается с каждым днём. Они будто стоят на краю пропасти, а до их общего спасения остаётся по одному шагу с каждой стороны. Александр свой сделал — даже больше, чем нужно. Теперь очередь Агаты. На восьмой день она наблюдает за ним, сидящим в гостиной и что-то увлечённо печатающим на ноутбуке, из-за угла, будто какая-то шпионка: Агата его видит, а Александр её — нет. Девушка смотрит на него долго-долго, не отрываясь, и ловит себя на мысли, что хочет провести ладонью по его щеке и наблюдать, как пропадает сосредоточенное выражение лица, как он перестаёт хмурить брови и кривить губы, коснуться его напряжённых плеч — и они расслабятся. Агата понимает, что ни разу не видела, как он смеётся. Она выскальзывает из своего укрытия и бесшумно направляется к дивану, на котором и сидит нахмуренный Александр, вглядывающийся поочерёдно то в экран ноутбука, то в документы, разбросанные по всему кофейному столику, — видимо, что-то не сходится в заполняемом отчёте. Садится рядом и в то же время на достаточно безопасном с её точки зрения расстоянии — так, что между их бёдрами остаётся около полутора десятков сантиметров. Александр, закончив печатать предложение на непонятном для девушки языке, полностью разворачивается к ней, и в его глазах на секунду мелькает удивление, которое тут же сменяется привычной теплотой. — Что-нибудь случилось? А случилось ли? Разве можно назвать каким-либо словом то, что происходит внутри Агаты? Существует ли в английском языке хоть какое выражение, способное описать то чувство, которое охватывает её и не даёт дышать? Агата совсем не психолог, но одно она знает наверняка: если рассказать о том, что её беспокоит уже долгое время, то станет легче. — Давай поговорим.***
Тело помнит всё. Ещё ни одна истина не казалась Агате настолько правдивой. Её тело помнит, как он крепко держал её в своих руках, не давая вырваться, как крепко ремни сковывали её запястья и как он грубо сжимал её бёдра. Как каждое его движение отзывалось острой и тянущей болью в её теле. На память о тех сутках, проведённых в квартире того мужчины, у Агаты остались синяки, которые после всего всё никак не проходили и ещё долго напоминали о случившемся, и небольшой круглый ожог от сигареты под грудью чуть сбоку — потому что рядом не было пепельницы, — который спустя время превратился в небольшой белый шрам. А ещё пустота в душе, которая ширилась с каждым днём, поглощая девушку и забирая из неё радость и доверие, словно какой-то изощрённо избирательный дементор. Агате жаль, что она бракованная — Александр, её замечательный и заботливый муж, заслуживает лучшего. — Я хочу касаться тебя, — подводит она итог, переводя взгляд с пушистого серого ковра, который рассматривала во время всего монолога, на свои руки, лежащие на её коленях и сжатые в замок настолько сильно, что у неё онемели и неприятно покалывали пальцы. — И хочу, чтобы ты меня касался, а я не боялась. Тишина оглушает, и Агата дышит через раз, ожидая ответа. Она поднимает голову, смотрит на него сквозь спадающие на лицо пряди и замечает, как он вытягивает руку к ней, но замирает на полпути, будто боясь и ожидая разрешения. Их взгляды пересекаются: он смотрит тепло и открыто, — Агата одним движением зачёсывает непослушные пряди волос назад и обхватывает его ладонь, прижимая её к щеке, а затем накрывает своей, слегка подрагивающей, будто пытается сохранить в памяти это ощущение. — Спасибо, что рассказала, котёнок. Он мягко убирает свою руку, быстрым движением поднимается на ноги и снимает футболку, отбрасывая её в сторону. — Если хочешь — касайся. Ничего не бойся. Агата смущается от этого, и её щёки покрываются лёгким румянцем. Она вытягивает руку, но не касается, держа её в нескольких сантиметрах от его щеки, и Александр тепло улыбается, подбадривая. Наконец девушка набирается смелости и касается его, слегка поглаживая кожу большим пальцем. От этого простого прикосновения Лондон не содрогнулся от землетрясения: только по её телу наперегонки с мурашками разливается тепло. Она перемещает ладонь на его затылок, а второй касается передних прядей волос, спадающих на лицо. Александр, прикрыв глаза, шумно выдыхает и наклоняет голову ниже. Агата ведёт пальцами, едва касаясь, по скуле, очерчивает контур губ. Легонько царапает шею, чувствует бархат кожи на выступающих ключицах и плечах. Опускает ладонь ниже — под пальцами бешено бьётся живое и трепетное сердце. Ещё ниже — пока не касается пояса от спортивных штанов. Агата слегка напряжённо и испуганно отдёргивает руку. Хорошо, что мужчина этого не видит. — Ну как? Не такой я и страшный? Чёрт, это же Александр — такой родной и любящий. Он не тот, кого стоит бояться. — Совсем нестрашный. Он улыбается ей, и льдинки в его глазах немного оттаивают. Агата смотрит в них, будто никогда их не видела, и тонет в этой теплоте и нежности. — А теперь пора спать. Они засыпают, держась за руки, — впервые в одной комнате, на одной кровати, и Агате впервые за эти две недели легко и комфортно. Она не жалеет, что сделала свой шаг. Теперь пропасть далеко позади. У её собственной тюрьмы появился выход.***
Агата сидит на кухне и наблюдает, как Александр, который в этот день пришёл домой раньше неё, готовит ужин. Как бы девушка ни порывалась помочь — он её останавливает, мягко возвращая на место за столом, и продолжает отточенными движениями, будто шеф-повар, нарезать овощи. Сначала Агата протестует, но после соглашается, расслабляясь и вытягивая гудящие от ношения высоких шпилек ноги. — Дай хоть посуду помою, — после ужина она вновь предпринимает попытку сделать хоть что-то. Настоящие английские леди не могут позволить себе спокойно сидеть, пока другие заняты. Они в доме только вдвоём, и Агата ловит себя на мысли, что ей нравится эта маленькая традиция — ужинать вместе, сидя в его футболке и ощущая босыми ногами деревянный пол, когда можно быть собой и не воображать из себя серьёзных бизнесменов. С момента того разговора — Агата уже не считает дни — они стали значительно ближе. — Если хочешь помочь, то обнимай меня, пока я мою посуду. Он смотрит серьёзно, но в глазах то и дело мелькают озорные искорки, и девушка сдаётся и поначалу неловко прижимается к его спине, прислонившись щекой к лопатке, когда мужчина поворачивается к раковине и включает в кране воду. Так они и стоят. Агата расслабляется, сильнее обвивая мужскую талию руками, и думает, что ей нравится такой расклад: стоять и обниматься, да и в целом возможность касаться его, когда она захочет, радует. Только одно не радует: его напряжённая спина и всегда расправленные плечи, будто он готов в любой момент порвать каждого, кто только подумает причинить вред его жене. — Мне не нравится твоя спина. — Почему же, котёнок? — с усмешкой интересуется он, слегка повернув голову в её сторону. — Потому что она слишком напряжённая, да и ты только и работаешь, совсем не отдыхаешь! — она замолкает на мгновение после такого эмоционального восклика и, кивнув своим мыслям, спрашивает: — Можно я сделаю тебе массаж? Александр, закончив с посудой и вытерев руки лежащим рядом полотенцем, разворачивается к ней лицом и смотрит выжидающе, склонив голову набок и легко улыбаясь, будто даёт ей время передумать, но Агата, уверенная в своём решении, смотрит так же открыто, ожидая ответа. — Можно. Она тянет совсем не сопротивляющегося Александра в спальню на второй этаж так быстро, что, споткнувшись, едва не падает на ступеньках. — Раздевайся и ложись, — произносит она и тут же кидается к туалетному столику, открывая все ящики, пока не находится нужная вещь, которую ей дали в подарок в магазине косметики за какую-то недавнюю покупку. Затем, подождав несколько минут, она подходит к кровати и располагается на бёдрах лежащего мужчины. Тушит пламя и капает на кожу тёплое масло, распространяющее приятный аромат, отчего Александр сначала дёргается, а по его телу пробегают мурашки. — Что это? — Массажная свечка. Больно? — Нет-нет, продолжай. Она растирает масло по коже, чувствуя, как под ладонями расслабляются забитые мышцы. Они будто ведут безмолвный разговор: Александр рассказывает ей, как прошёл его день, неделя, год, а Агата слушает, и этот их диалог гораздо интимнее и искреннее, чем если бы они просто обменялись фразами. Ей кажется, что если они сейчас зайдут дальше — она не будет против. И только девушка собирается озвучить эту мысль, как слышит мерное глубокое дыхание. Она целует его в плечо и ложится рядом, укрыв их одеялом и прижавшись к нему всем телом. — Спи, мой хороший.***
Агате нравится, когда Александр целует её. Агате нравится, когда они засыпают в обнимку и она чувствует тихое сопение на своей макушке. Сейчас Агате нравится, как они танцуют — легко, свободно, не стесняясь ни прохожих, ни друг друга — и как мужчина прижимает её к себе — бережно и крепко. Уличные музыканты играют Элвиса Пресли, и время остановилось в моменте. Вернувшись домой, Агата рассматривает своё отражение в огромном зеркале в ванной: её глаза блестят — и дело не в выпитом вине. Она возвращается в спальню к мужу, который что-то печатает в телефоне. — Спасибо за вечер. Было волшебно. Александр поворачивается к ней, и девушка целует его, не дав сказать и слова в ответ. Мужчина перехватывает инициативу, постепенно делая поцелуй глубже, интимнее. Перевернувшись, он нависает над ней, продолжая терзать и прикусывать её губы — каждую поочерёдно, и Агата отвечает ему с тем же напором. — Ты доверяешь мне, котёнок? — Как самому близкому и родному. — Она лениво поглаживает его затылок, думая, что ей нравится смотреть на него с такого ракурса. — Доверяю. Александр вытряхивает её из одежды, покрывая поцелуями каждый дюйм обнажённой кожи. Ловит стоны и чутко реагирует на её выдохи, безошибочно угадывая, как ей будет приятнее. Он снова просит: «Не отталкивай меня, пожалуйста». Она тут же отвечает: «Больше никогда, родной».