каждому герою положена своя принцесса

Кунигами Ренске никогда не был фаталистом и прекрасно знал, что его судьба подвластна только ему. Но когда в углу комнаты с латинской буквой «Z» на двери он периферийным зрением выловил хрупкую, до боли феминную фигуру отобранного вместе с ним нападающего, он подумал совсем о другом. Четкое осознание того, что их судьбам суждено пересечься, было так велико, что у Кунигами на секунду перехватило дыхание. Ему пришлось отвести взгляд от мягких розовых волос, скользящих вниз с чужих узких плеч. Но, даже покинув поле его зрения, они продолжали всплывать перед глазами, как метаморфозные Эринии, пообещавшие отныне лишить его всякого покоя. Он был рад раз за разом вылавливать розовое пятно и знать, что оно рядом с ним хоть какое-то время. Даже то, что пока у этого пятна не было ни имени, ни внешности, никак не влияло на его восприятие. Кунигами все равно чувствовал некое притяжение к нему, будто все заранее, вплоть до этого момента было предрешено. И легкий полувзгляд на эфемерное полубожество напротив него во время первичного отбора лишь усилило его догадки. Немногим позже он узнал, что у розоволосого нападающего есть имя — Чигири Хёма, и Кунигами мысленно и завистливо отметил, как хорошо оно ему подходит. В движениях Чигири и правда читалась женственность, но не нарочитая, а будто легкая, неведомая даже для ее обладателя, что делало последнего ещё очаровательнее. Секреты, хранившиеся внутри загадочного нападающего, привлекали мысли Кунигами куда сильнее, но будучи человеком тактичным, он старался не нарушать выстроенную между ними комфортную тишину. Кунигами уже успел выучить, что Чигири допоздна тренировался в одиночестве, а утренние тренировки таковыми не считал, в столовой сидел один и выскальзывал в душевую тоже — лишь тогда, когда все из неё возвращались. Кунигами казалось, что его эгоистичное желание быть с Чигири как можно чаще, полностью не реализовывалось ввиду нелюдимости Чигири и его собственной вежливости. Если бы не один странный, но счастливый случай. Он нашел Чигири в душевой, недалеко от своей излюбленной кабинки, что вынудило Кунигами даже растеряться на секунду, будто его застали врасплох. Чигири обернулся через плечо на звук закрытой двери — обычно в это время он мылся один — и мягкие пряди в шампуне, словно клубничный крем, соскользнули с его плеча. Кунигами поймал себя на мысли, что смотрел на Чигири слишком долго, детально изучая волосы и тонкие кисти, застенчиво спрятанные в мыльных прядях. Но отвернуться было выше его сил, поэтому за него это сделал Чигири, потерявший всякий интерес к вошедшему. Смутившись, Кунигами быстро разделся и чуть ли не на цыпочках проскользнул в свою кабинку, пряча жар щек и ушей в кипятке душа. Он мылся долго, давая Чигири время уйти незамеченным, но, как только он закончил мыться и вышел из кабинки, на ходу завязывая полотенце на бедре, его глаза вновь приметили темно-розовое пятно на лавочке у шкафчиков. Кунигами снова растерянно посмотрел на Чигири, будто видел того впервые. Было что-то нереалистичное в тонкой ссутуленной фигуре, пытавшейся разобраться в настройках казенного фена. Чигири явно не справлялся, но продолжал упорно пытаться, вычитывая инструкции на английском. Подошедший Кунигами с привычной ему вежливостью и дружелюбием попытался придать своему голосу меньше озабоченности, услужливо спросив: — Помочь? Чигири даже не поднял голову, легонько покачав ею из стороны в сторону. До чего ж упрямый у него нрав, подумал Кунигами. На самом деле, еще одной привычкой Чигири было полное игнорирование остальных людей, которые пытались поддержать с ним диалог. Кунигами с чего-то вдруг решил, что прервет эту неудачную цепочку попыток разговорить Чигири-принцессу, и понадеялся, что ему это было по силам. Возвращаясь к насущному вопросу — он сам-то толком не знал, как были устроены здесь фены, но механизм работы обещал быть одинаковым. Он рассматривал бытовой прибор в изящных руках Чигири, потеряв какое-либо представление о реальности на пару минут. За это время он успел обсохнуть после душа и привлечь к себе опасливое внимание Чигири, который не особо понимал, почему рыжеволосый нападающий стоял рядом с ним такое продолжительное время. — Держи, — Кунигами протянул насадку для фена, лежащую неподалеку от колен Чигири, — я думаю, что сначала нужно вставить ее, а потом выбрать мощность и скорость. Чигири недоверчиво забрал насадку, проверяя слова Кунигами на деле, а после — убедился в их правоте. — Спасибо, — коротко улыбнулся он, — ты мой герой. Кунигами покраснел моментально, но мысленно поблагодарил себя из прошлого за то, что мылся в горячей воде, отчего сейчас все его тело было краснее помидора, и смущение от слов Чигири не выдавало его с потрохами. — Не за что, — прошептал Кунигами в ответ, двигаясь к своему шкафчику и начиная переодеваться. Пока Кунигами переодевался спиной к нападающему, у него не исчезало чувство, что Чигири внимательно рассматривал его тело, беззастенчиво гуляя взглядом по самым неоднозначным его частям. Кунигами был хорош собой и знал об этом, но не находил в этом ничего особенного, что вполне отвечало его характеру. Закончив с переодеванием и собрав оставшиеся вещи, он двинулся к выходу из душевой, но остановился, когда услышал выключающийся фен и крик Чигири. — Эй, герой, подождёшь? Кунигами обернулся быстрее, чем следовало бы, и бессознательно расплылся в своей ослепительной улыбке. — Я думал, ты не из тех, кому нужен сопроводительный кортеж, — по-доброму подметил он, но Чигири лишь нахмурился в ответ. — Ты плохо меня знаешь, — сказал Чигири, складывая фен в специальный мешочек, — и ошибаешься в каждом своём предположении. Кунигами смешался, услышав подобное заявление, однако не стал отвечать на него. Решив, что безопаснее всего будет просто молча подождать Чигири, он облокотился о стену предплечьем, опустив голову, пока розоволосый медленно переодевался в одежду для сна. Чигири вышел из душевой комнаты первым и, не дожидаясь Кунигами, направился к общей комнате. Кунигами заметил это запоздало, поэтому догнал Чигири почти вприпрыжку. Он хотел было сдержаться, чтобы не задать вопрос, однако терпение его подвело. — Куда ты так бежишь? Разве не сам хотел, чтобы я тебя подождал, а теперь убегаешь от меня? Чигири остановился, медленно повернув голову в сторону Кунигами, который тоже вынужден был остановиться. — М-м, — протянул Чигири, — мне просто было интересно, как ты отреагируешь. Кунигами потерялся на миг, когда Чигири пробежал взглядом по его лицу. Он не понимал, про что говорил Чигири и даже что конкретно имел в виду, поэтому поспешно задал эти вопросы. — Что? О чем ты? — Ты слабый, только и всего. Вечно всем помогаешь, всех слушаешь, пытаешься всех примирить… — Чигири прищурился, а Кунигами попытался понять, как давно успел попасть в сети розоволосого нападающего. — Ты слабак, только если за этим не скрывается что-то ещё. Так я думал. И понял сейчас, что за твоим поведением одуванчика ничего нет, что, естественно, хуже для тебя. — Я не понял, — честно сказал Кунигами, склонив голову. Он понял только главное: Чигири он не нравился, но причины он принять не мог. То, что Чигири считал слабостью, Кунигами расценивал как свои обычные качества, которые в его восприятии не были ни хорошими, ни плохими. — Ну конечно, — Чигири бесила его честность, но только потому, что он сам никогда не смог бы быть таким же, — ты типичный диснеевский принц с прицепом положительных качеств, только такие в реальности никогда не получают принцессу. Чигири цокнул языком и ускорился по направлению к двери спальни. Кунигами не успел отреагировать (это подводило его не только на поле), поэтому ему оставалось лишь смотреть на темные, почти черные волосы Чигири, окутанные мраком коридора. Он пытался сообразить, что же такого плохого в его «диснеевском» поведении, что так не нравилось Чигири, но додуматься не смог, поэтому, выдохнув, зашел в спальню за Чигири и попытался заснуть, однако бледные худые кисти рук в пене хватали любой намек на сон и разрывали его в клочья. Утром они не говорили, как и днем. В целом, они продолжили вести себя так, будто никогда и не разговаривали. Лишь однажды перед утренней тренировкой, на которую Чигири удосужился прийти, розоволосый сказал нечто похожее на извинения (так подумал Кунигами, однако в действительности Чигири спорил с Исаги и в пылу ссоры с темноволосым заявил, что Кунигами совсем не слабак, коим он его считал). Тишина между ними стала менее болезненной, а постоянные, секундные взгляды Чигири в сторону Кунигами успокаивали последнего. В матче, когда игравший в защите Чигири решил побежать, наплевав на свою прошлую травму и на вероятность получить новую, Кунигами уверовал во всех богов одновременно. Скорость Чигири была почти нечеловеческой, словно по полю бегал розовый леопард — дикая кошка, приручить которую было явно не по силам Кунигами. Поэтому он завороженно смотрел на него весь остаток матча, а после — в раздевалке — не нашел слов, кроме как высказывания полнейшего восторга. В тот день он выучил две вещи: первая — когда Чигири бегает, он прекрасен; вторая — когда Чигири смущается, его волосы кажутся еще более розовыми.

***

Кунигами долго не мог уснуть, в мыслях раз за разом возвращаясь к Чигири. Было в нем что-то не от мира сего с его женственными кистями, широкими бедрами и шелковыми длинными волосами. Полубог (или полубогиня?), заточенный в хрупком теле сильного футболиста, своей мощью способный уничтожить любого. Был ли его гнев так же разрушителен, как у античных героев? Была ли его привлекательность такой же безусловной, как у морских нимф и лесных дриад? Кунигами знал ответы на все эти вопросы, и мифологизированность личности Чигири Хёма была вне всяких сомнений. Кунигами выбрался из постели, в кромешной темноте пытаясь без потерь и грохота добраться до двери. Свет из коридора на секунду озарил комнату, которую покидал рыжеволосый, и он оглянулся, подтверждая свои мысли: Чигири все еще не вернулся со своей вечерней тренировки. Вариантов его местонахождения было немного, а если быть точнее — всего два: душевая и зал с телевизором, где они обычно смотрели матчи. Была почти полночь, а значит, Чигири точно закончил тренироваться, плюс — в сегодняшней игре он снова начал бегать, и сейчас ему не стоило перенапрягать травмированную ногу усердными тренировками. Мог ли он так долго мыться? Просматривал ли он матч? Кунигами кропотливо размышлял, куда подевался их быстроногий нападающий, и не заметил, как подошёл к душевой комнате. В душевой не был включен свет, и по темному матовому стеклу двери он точно мог сказать, что там никого не было. Тогда он двинулся дальше по коридору и, дойдя почти до конца, нажал на дверь слева — «учебная» комната была освещена огромным экраном, расположенным на противоположной от двери стене. Чигири сидел на полу, положив правую ногу на подушку. Он обернулся и, увидев Кунигами, быстро отвернулся от него. На экране и вправду был их сегодняшний матч, стоявший на паузе в момент четвертого гола в ворота команды «Z». — Зачем ты пришёл? — его тихий голос почти растворялся в утонувшей в тишине комнате. Чигири редко смотрел в глаза, пока говорил, ещё реже — в принципе поднимал голову в сторону собеседника, но сейчас Кунигами понимал, почему именно он вел себя так. — Тебя долго не было, — честно ответил Кунигами, медленно подходя к Чигири, — решил тебя поискать. Чигири едва заметно улыбнулся, но его улыбка не достигла глаз Кунигами, затерявшись в тени розовых волос. — Не знал, что ты взял на себя роль мамочки, герой, — Чигири сказал это погромче и явно иронизируя, что передавалось даже в тоне, однако нельзя было понять, как именно он отнёсся к словам Кунигами. Лишь подойдя впритык, Кунигами увидел, чем был занят Чигири. Рядом с ним лежал тюбик от лекарственной мази, а тонкие пальцы Чигири массажными движениями втирали ее в колено. Чигири давалось это с трудом — Кунигами по напряжённым мышцам предплечья понял, с каким усилием он втирал мазь. Не подумав, он спросил: — Тебе помочь? Чигири поднял голову и удивленно посмотрел на Кунигами. Заметив на его лице поспешное смущение и сожаление о собственных словах, он медленно покачал головой, возвращаясь взглядом к своему колену. — Тебе стоит пойти спать, — Чигири проговорил это торопливо и небрежно, — раз уж ты меня уже нашёл, причин для беспокойства нет. Иди. Кунигами беззвучно попросил всех богов, живых и мертвых, чтобы они помогли ему выйти из этой ситуации (а не из учебной комнаты) и остаться с Чигири хотя бы ещё на минуту. — Точно, — медленно ответил Кунигами, — только я буду помощнее тебя, да и в массаже мне довериться можно. Чигири вновь вскинул брови, медленно убрав руки с колена. Кунигами почему-то воспринял замешательство Чигири за зеленый сигнал и опустился перед ним на колени, взяв в руки мазь и выдавливая небольшое ее количество себе в ладонь. Чигири завороженно смотрел на его руки, когда Кунигами решился заглянуть в его глаза. Чигири ничего не сказал, лишь недоверчиво смотрел. Как обычно. — Скажи, если будет больно, — предупреждающе сообщил Кунигами, начав массировать колено Чигири. Тёплые пальцы скользили по коленке Чигири, умело и осторожно продавливая в нужных местах. Движения Кунигами были почти невесомы, но как только Чигири подумал об этом, он почувствовал мягкое давление чужих пальцев, вызвавшее волну мурашек по его спине. Он посмотрел в лицо Кунигами, но нашел там лишь сосредоточенный взор на ногу Чигири, и последний почему-то тяжело сглотнул. Рыжеволосый массировал колено Чигири, должно быть, минут десять, не получая от парня ни слова, ни звука в ответ. Он не хотел встречаться с ним взглядом, ведь ему и так казалось, что все, что он сейчас делал, было лишь последним мирским наслаждением перед неминуемым линчеванием за самовольство. Покрасневшая кожа коленной чашечки послужила свидетельством того, что Кунигами мог заканчивать. Он наконец поднял глаза на Чигири, и тот посмотрел на него в ответ. В его взгляде не было ничего, кроме интереса, который прочитывался Кунигами быстро, но не очень верно. Он растерянно взглянул на Чигири, не находя никаких других слов, помимо: — Черт, прости, надо было спросить… Чигири не сводил с него глаз, но медленно выпрямил ногу, отчего лежащая на его колене кисть Кунигами переместилась выше и теперь испуганно покоилась на бедре розоволосого. Кунигами посмотрел на свою руку и понял, что убирать ее с чужого бедра он не хотел совсем. Он не поднимал взгляд, тупо пялившись на тыльную сторону своей ладони, прекрасно осознавая, что оказалась она там неслучайно. Задумавшись, но выжидающе стоя на коленях, он получил новый удар. Чигири медленно придвинулся к Кунигами ближе, сократив расстояние между ними еще на сантиметров пятнадцать. Это действие повлекло за собой другое: пальцы Кунигами соскользнули за край ночных шорт Чигири. Кунигами покраснел и наконец одёрнул руку, в испуге и смущении посмотрев на Чигири, однако к своему непониманию он увидел в лице нападающего лишь разочарование. — Хёма, — начал было Кунигами, однако шёпот Чигири его перебил. — Что не так, герой? Кунигами шумно сглотнул. Он не совсем понимал, что ему делать, поэтому решил полагаться на инстинкты. Инстинкты никогда его не подводили, да и стоит упомянуть, что основным инстинктом Кунигами Ренске было прижать Чигири к себе как можно сильнее. Он робко положил руку обратно, сжав кожу на чужом бедре и медленно скользнув кистью выше, полностью спрятав свою ладонь в чужих шортах. Чигири не сводил с него глаз. Кунигами оперся свободной рукой о пол недалеко от рук Чигири, сокращая расстояние между ними до минимального. Он был уверен, что Чигири оттолкнёт его, но внезапно заметил приближающееся лицо Чигири и его закрывающиеся глаза и почувствовал на своих влажных губах сухие губы Чигири. Они целовались медленно, не торопясь; Чигири шире раздвинул ноги, позволив руке Кунигами двигаться более свободно. Кунигами не думал ни о чем, кроме губ Чигири и его томного быстрого дыхания, отдававшегося на его собственном теле секундным теплом. Он не мог думать о чем-то ином — даже его рука блуждала сама по себе между нижним бельём Чигири и шортами. Когда Чигири медленно прервал их поцелуй, чтобы набрать в грудь побольше воздуха, Кунигами осторожно разглядывал его лицо. — Хёма, — вновь обратился он, и его вновь прервали. — Все хорошо, — ответил на незаданный вопрос Чигири и снова потянулся к Кунигами, целуя того уже более свободно и даже играючи. Однако Кунигами поспешил закончить их поцелуй, когда острые зубы Чигири мягко впились в губы Кунигами, оттягивая их. — Хёма, — в третий раз позвал Кунигами Чигири, и тот начал раздражаться. — Что такое? Ты передумал? Кунигами покраснел, но сегодня ему везло: в темноте покрасневшие щеки и уши было тяжело разглядеть. — Я… — Кунигами растерялся, не понимая, как он сам мог быть причиной всего происходящего смятения в его голове, — я не понимаю, почему ты все это делаешь. — Потому что хочу? — Чигири смотрел на Кунигами, как на умалишенного. — Ты не подумал об этом? — Точно хочешь? Чигири закатил глаза. — Близок к тому, чтобы не хотеть, — сказал он, но заметил, как Кунигами отодвинулся от него, не поняв иронизирования. — Боже, точно хочу, чего ты так распереживался? — Просто решил уточнить, — тихо сказал Кунигами, будто его поймали за чем-то непристойным. — Твоя рука в моих шортах — недостаточное уточнение? — Чигири нахмурился и быстро вытащил небольшую подушку из-под ноги. Он положил ее позади себя, рассчитав приблизительное расстояние, на котором через несколько мгновений расположилась его голова. Оказавшись в полностью горизонтальном положении, он слегка привстал, чтобы за шею притянуть Кунигами к себе. Но это и не требовалось: на тот момент Кунигами сам устроился поудобнее, и коснувшиеся его затылка пальцы Чигири лишь ускорили миг, когда наклонившийся Кунигами отрешённо накрыл губы Чигири своими. Теперь Кунигами действовал более свободно и уверенно: он неспешно, поглаживая пальцами торс Чигири под футболкой, двигался к резинке шорт, дразня лежащего под ним парня своей неторопливостью. Чигири тихими стонами жалостливо намекал, что подобный садизм не одобрял, и попытался всячески ускорить процесс, сильнее сжимая волосы Кунигами. Но тот не реагировал, не форсировал свою игру с телом нападающего, потому что не мог лишить себя подобного удовольствия. Кусающийся и едва стонущий Чигири был настолько очаровательным, что Кунигами оттягивал финал как можно дольше. Наконец, запустив руку под резинку нижнего белья Чигири, он нежно сжал возбужденный член, продолжая свою игру уже с ним. Только Чигири не был способен на покладистое поведение, и любые прикосновения Кунигами казались в его разгоряченном сознании усиленными раза в три, если не больше. Он тихо мычал что-то в его губы, бёдрами двигаясь в такт движениям руки Кунигами. В процессе Кунигами отвлекался от губ Чигири, найдя места поинтереснее: шею, уши, ключицы. Он нашептывал Чигири комплименты, которые сам не привык слышать, однако на Хёму они действовали положительно, заставляя того теряться в реальности происходящих событий. Все действия вкупе повлияли на то, как быстро Чигири кончил в чужую ладонь, пачкая свои тело и одежду. Чигири взглянул на Кунигами, который, кажется, впервые за все их знакомство улыбался искренне и так ярко, что Чигири улыбнулся ему в ответ. Кунигами рассматривал запыхавшегося Чигири, вернувшегося из недавней сладкой неги, и думал лишь о том, как ему повезло быть причиной такого состояния парня под ним. Он медленно вытащил руку из трусов Чигири, вытирая сперму о свою штанину и почему-то думая о том, что в этой комнате точно есть камера, установленная сотрудниками Блю Лока. Мысль о том, что Эго наблюдал за тем, как один нападающий дрочил другому, рассмешила Кунигами так сильно, что он не смог сдержать смех. — Что смешного? — нахмурившись, спросил Чигири, думая о собственной сперме на штанах Кунигами. — Как думаешь, Эго оценил шоу? — с улыбкой сказал Кунигами, заворожённо рассматривая лицо Чигири. Чигири усмехнулся, однако вопрос Кунигами заставил его на мгновение задуматься. Резко выскользнув из объятий Кунигами, он встал, взглядом пробегая по учебной комнате. Найдя невдалеке стул, он придвинул его ближе к их с Кунигами месту и попросил того присесть. — Зачем? — невинно поинтересовался Кунигами, неосознанно подчиняясь просьбе Чигири. — Не хочешь дать Эго продолжение? — он сел на пол перед стулом, смотря на Кунигами снизу вверх. Один этот взгляд исподлобья свёл бы Кунигами с ума, но потянувшиеся тонкие пальцы розоволосого парня к резинке его штанов просто отправили Кунигами на тот свет к богам, в которых он сегодня уверовал. Однако Кунигами перехватил чужие руки, несильно сжав кисти. Он долго смотрел на Чигири, который непонимающе пыхтел внизу. — Что не так, герой? Смутился зрителей? — Нет, — тихо проговорил Кунигами, — просто хочу сказать, что ты не обязан делать то, что задумал. Чигири цокнул, закатывая глаза. Его порой так бесила правильность Кунигами, только вот ему все равно были приятны эти забота и внимание, которые тот проявлял по отношению к нему. — Ты бесишь, ты в курсе? — Чигири запустил кисти под майку Кунигами, ногтями царапая его живот. Кунигами улыбнулся и, пальцами мягко приподняв голову Чигири за подбородок, чувственно поцеловал юношу. Чигири ощутил в этом поцелуе что-то, чего не было прежде, поэтому сдержал свой язык в своём рту, боясь испортить этот священный поцелуй. Кунигами и вправду думал о Чигири как о святыне, которая в его руках должна была оберегаться словно божественный артефакт, внеземная реликвия, отданная человеку на сохранение. Он думал, что святыня стала поруганной, но лишь на миг, и если смыть все следы его преступления, где нечистые руки грешника касались пречистого Чигири — тот вновь обретёт свою святость, словно Афродита, омывающаяся в источнике для возвращения собственной девственности. Впрочем, Чигири сам был рад «испачкаться», поэтому медленно стянул чужие штаны вместе с нижним бельём, срывая тем самым предвкушающую улыбку с губ Кунигами. После того, как Чигири закончил удовлетворять Кунигами и полез целоваться с перепачканными губами, они убрались в учебной комнате и решили пойти в душевую, чтобы помыться. Просто мыться оказалось скучно, поэтому юноши несколько раз продублировали то, чем занимались в учебной, заходя дальше и глубже. Кунигами выучил новые вещи о Чигири: как сильно тот кусает чужие пальцы, когда темп ускоряется и на парня давят всем весом, прижимая его к плитке душевой; как негромко звучат его стоны, словно он боится лишнего внимания. Кунигами теперь знал, что волосы Чигири и правда на ощупь как шелк, а кожа гладкая и без изъянов. Он гладил и трогал его везде, поэтому в этом суждении ему можно было довериться. Они вернулись в комнату вместе, перешёптываясь о чем-то своём. Их товарищи уже давно видели десятый сон, в то время как у Чигири и Кунигами сон стал явью. Обоюдное помутнение рассудка на пару часов никогда не было таким воодушевляющим. С того случая они стали больше и ближе общаться, вместе есть, пересматривать матчи. Чигири разрешал Кунигами и дальше массировать его колено, потому что знал, что массаж всегда плавно перетечет во взаимное удовлетворение. Эти дни были спокойными и хорошими, однако невероятно скоротечными, что ощущал Чигири, а ещё сильнее — Кунигами. Зная, что судьба и так дала ему все, что он только мог возжелать, он ясно осознавал неминуемый конец этой беззаботной радости и тихого удовольствия. И все же понимание того, что Чигири не был тем, кем мог бы всецело обладать Кунигами, было сильнее всего, и поэтому он перестал стремиться к подобному эгоистичному чувству. Поклоняясь Чигири как архаичному божеству, целуя его внутреннюю часть бёдер или кистей, он отдавался этому чувству всецело и честно, так, как мог только он. Чигири не знал парадоксального поклонения Кунигами, но чувствовал нечто большее, чем просто дружеское общение и недружеский секс. В заботе и самом отношении Кунигами к Чигири сквозило нечто большее, чем физическое желание и платонический интерес, и это не только подкупало, но и интриговало обоих, заставляя испытывать неизведанные ранее чувства. Героям суждено претерпеть муки, испытать всю злость богов на собственной судьбе. Ироничное прозвище, данное Кунигами Чигири, приобрело ужасающее значение. Они вдвоём решили победить в том матче, но они же знали, что этот матч станет для кого-то почти последним. Кунигами принёс бы себя в жертву сам, если бы за него это не сделали их соперники, только ради того, чтобы уберечь Чигири от хулы. Это не потребовалось, но вместе с тем это уничтожило любую надежду на их следующую встречу. — Я буду ждать тебя, — сказал Чигири, отвернувшись. Он не мог смотреть в лицо Кунигами, который лишился единственной ценности в этой футбольной тюрьме. Вновь розовые волосы стали пятном, поспешно удаляющимся от Кунигами. Эфемерное и расплывчатое, теперь с именем, внешностью и общими воспоминаниями, медленно оно откололось от сущности Кунигами, частью которого уже стало. Кунигами прекрасно знал, что мог бы вернуть себе эту часть, ведь каждому Герою суждено быть со своей Принцессой. Он не смог вспомнить ни одну сказку, где после счастливого финала Принцессу вновь нужно было заполучить обратно. Стало быть, они вместе напишут новую легенду, в которой Герой побеждает Судьбу и вызволяет Принцессу из ее коварных рук. Отнятый от Кунигами Чигири верил, что их пути вновь пересекутся, что тот обязательно отыграется, чтобы вернуть Чигири себе. Что-то нездоровое было в этих мыслях, с которыми он не расставался вплоть до итогов финального отбора, когда рыжей копны волос Кунигами не оказалось в комнате. Чигири искал не только взглядом, но будто всем существом, своего отчаянного почитателя, единственного верного ценителя, и не находил. Горечь утраты обещала остаться невосполнимой ни будущей радостью, ни будущими победами. На секунду ему показалось, что все стало бессмысленным; на миг Чигири понял чувства бога, от которого отрекается последний верующий. Трепещущая боль в груди мешала воспринимать реальность верно, но теперь причиной был не Кунигами, а его отсутствие. Никто не мог гарантировать ни то, что они вновь встретятся, ни то, что их общение будет таким же, каким было в лучшие дни до финального отбора. Может, в этом и была вся прелесть недолгого переплетения их судеб. Но все же, когда бутсы нападающего коснулись искусственного газона огромного футбольного стадиона, на котором команде Блю Лока предстояло играть с молодёжной японской сборной, Чигири мечтал лишь о том, чтобы в этой толпе фанатов-болельщиков, с четырёх сторон окружавших его, была одна-единственная пара глаз, которая смотрела бы лишь на него — и так, чтобы Чигири вновь смог ощутить ту свящённую преисполненность духа, которую мечтал в себе воскресить после потери Кунигами. Чигири улыбнулся многочисленным софитам и камерам, подумав, что, даже если Кунигами сейчас не наблюдал за ним, он все равно будет играть ради него. Единственное, что он мог сделать — это посвятить победу тому, кто посвятил самого себя Чигири.