увидимся там

Кожа Дани на руках покраснела, небольшие кровоподтёки алели на внутренней стороне предплечья. От мотающихся вверх-вниз браслетов, украшения которых врезались в мягкую кожу, оставались едва заметные следы. Суставы уже совсем не хрустели, потому что Даня размял пальцы раз двадцать с начала эфира. Но он продолжал заламывать указательные и средние, а предплечья снова и снова потирал всей пятерней, не замечая болезненных ощущений. Даня себя бы через мясорубку пропустил, сидя рядом с Васей и глядя на его задумчивое лицо. И на его улыбку. И на нахмуренные брови. На игривую ухмылку, а потом на гневливо изогнутые губы. Даня бы мог смотреть даже на его слёзы, если это понадобится, но пока что ему не хватало сил даже на то, чтобы перестать тереть кожу от волнения, когда вместе сидят перед камерами. Потирая лицо, он замечал еще и жар на щеках, приходящий будто бы извне. — Я чувствую, что у меня щеки красные, как будто мне неловко, — как-то сказал он Васе, в очередной раз заметив общее повышение температуры тела, едва проговорив с ним десять минут. — За собственное существование, видимо. Вася коротко усмехнулся тогда, не совсем одобряя самоуничижительный тон шутки, который Даня так часто использовал. И который Звездкин всё реже и реже приветствовал. В последнее вовсе перестал. И вообще смеялся реже. Он погряз в своих внутренних проблемах, которые наваливались на него одна за другой. А всё, что мог себе позволить Даня при их статусе отношений — тихо беседовать в одиночестве, сидя на диване как можно ближе к нему. Это может кому-то показаться интимнее любых объятий, но Даня этого не чувствовал. Он лишь цепенел на пару секунд, когда Вася смотрел на него в упор со слабой благодарной улыбкой. Он боялся, что посмотрит в ответ как-то не так, неловко рассмеётся и не найдет, чем себя оправдать. Запнется и промолчит, нелепо до ужаса. Но на стриме такого не могло случиться, потому что Вася обязательно замнёт, утрясет неловкий момент, как умеет. Потому что там — зрители, от которых он всегда защищал Даню. Неловкого Даню Рэнделла, внутренне подростка, невротика с детскими психологическими травмами. А потом этих моментов для них уже не существовало. Они уходили в арсенал глупых шуток, и потому о них не принято было вспоминать, когда уже всё спокойно и никого защищать не надо. Это просто было не для их отношений. —…Не стесняйтесь признаваться в своих чувствах, — уверенно советовал Вася на одном из стримов. — Любая правда это о-ху-ен-но. Даня не хотел бы узнать правду о том, что для Васи он может быть только другом. Тем, которому можно доверить совершенно всё, которого можно просто так поцеловать в щёку или обнять, с которым можно глупо пошутить, вгоняя в краску до самых ушей. Которого можно без страха любить и так, без всяких сложностей. Даня бы действительно не хотел, но знал, что это самая настоящая правда.

+х+х+

На Хэллоуин снова все собрались у Дани и, поставив на фон песни Шаров вперемешку с Лолитой, включили стрим. Девочки притащили в квартиру эль и сидр, а парни — коробки с праздничной пиццей. Для Васи Даня заказал отдельно, чтобы тот не сидел весь вечер, уминая одни лишь чипсы с пивом. Увидев на столе картонную коробку с пометкой «vegan», Звездкин расплылся в улыбке и послал Рэнделлу воздушный поцелуй. Тот усмехнулся и отошёл к ребятам, собравшимся возле его компьютера. Совергон, Света Дэйдриммер, Олёша, Никита, Паша Ширяев, Диана, Эвелина — все радовали зрителей, разыгрывая смешные сценки, рассказывая стыдные истории и выпивая всё больше алкоголя. И Вася тоже был в их числе, а вот Даня не пил. Его давно перестали стебать ЗОЖником — все окончательно в этом убедились. Да и ему не нужно было пить, чтобы видеть кругом сплошные улыбки и слышать пьяный смех. В такой мирной обстановке ничто не мешало тому, чтобы расслабиться и со стаканом сока в руке. А с каждым часом смех становился резче, шутки — жестче, а Даня всё чаще замечал, что Вася почти не включается в разговор, находясь в какой-то полудрёме. Некоторые тоже разбрелись по комнатам, но основная толпа усердно развлекалась перед камерами —…Если мы сегодня не сыграем в Смехлыст, то весь выпитый алкоголь окажется напрасной тратой ресурсов, — констатировал Олёша факт, когда стул под Совергоном вдруг покачнулся, и испуганный Миша едва не повалился на пол, но дюжина рук спасла его от неминуемой гибели. Даня внимательно следил за чатом и тем, что говорят друзья, изредка добивая чужие шутки, и за полчаса так привык сидеть на одном месте, что вставать уже не хотел, даже когда ему начало надоедать общее веселье. Поэтому приходилось имитировать активную включенность в общий диалог емкими фразами и отрывистым смехом. —…Вась, идем сюда, чат тебя потерял! — позвала Звездкина Эвелина. Спустя несколько секунд Вася появился в гостиной, но он не обозначил свой приход какой-нибудь громкой фразой или шуткой. На этот раз он незаметно пробрался к Дане и, мутными глазами оглядев обстановку, сел к нему на колени. Почувствовав, как к нему прижимается тощее тело Васи, а шею обвивают длинные руки, Даня напрягся, не понимая, как поступить. Вася положил подбородок ему на плечо и теперь его дыхание щекотало Рэнделлу шею. Пахло сидром и сигаретным дымом. — Всё хорошо? — тихо спросил Даня, немного выкатив игровое кресло из кадра. Сердце у Васи билось не так быстро, как у Рэнделла — пьяный барнаульский парень явно чувствовал себя спокойнее, нежели его трезвый питерский друг. — Я устал, — пробормотал Вася, крепче прижимаясь к его груди, в которой бешено гудел взволнованный аппарат жизнедеятельности. — Ложись в моей комнате, — предложил Даня. Ему и самому надоела вся эта компания, от величины которой он успел отвыкнуть за время самоизоляции. Только Вася среди них умудрялся казаться чем-то родным, домашним. — Пошли со мной, — промычал Звёздкин ему в плечо, а потом поднял голову и посмотрел на Даню в упор. Отказать этому взгляду оказалось невозможным. Они оба встали, и пока Рэнделл руками подавал Эвелине знаки о том, чтобы никто из присутствующих не обращал внимания на их уход, Вася поплелся в спальню. Люстру там никто включать не стал, так что Даня просто закрыл за собой дверь и помог Васе лечь на кровать, а потом присел рядом. — Как себя чувствуешь? Блевать пока не тянет? — Не… — помотал головой Вася, поудобнее устраиваясь на подушке. Его веки устало поднимались и опускались, но на лице ещё можно было разглядеть остатки былого хорошего настроения. Даня уже собрался было попрощаться и удалиться из темной спальни в душную гостиную, но его остановил тихий васин голос: — Не уходи пока. С тобой мне не так хуёво. Морально, — уточнил он, заслышав данину усмешку. — Посижу, пока не уснёшь, — пообещал Рэнделл. Он бы и не позволил себе уйти после таких слов. Даже небольшая возможность облегчить состояние Васи — невероятный бафф, на приобретение которого Даня готов порядочно потратиться. Готов даже игнорировать собственную грызущую боль, заброшенную куда-то в тёмные закутки сознания. Он почти неподвижно сидел на краю матраса, ожидая услышать, как мерное дыхание превратится в сопение, однако оно лишь учащалось. Вася шумно сглотнул слюну и приподнялся на подушке. — Тошнит? — встревоженно поинтересовался Рэнделл. Готовый тут же подорваться и отвести друга в туалет, он протянул ему руки, помогая приподняться. — Нет, всё нормально, — поспешно ответил Вася, принимая сидячее положение. — Я просто… Его стан слегка покачивался, а глаза не могли ни на чём сфокусироваться в почти полной темноте, но Даня отчего-то был уверен в том, что Вася не столько был пьян, сколько устал. Звёздкин всё ещё держал ладонь на данином запястье, в области браслетов, поэтому Рэнделл не чувствовал прикосновений. Имело место лишь легкое давление, не идущее ни в какое сравнение с давлением эмоциональным, которое многократно усилилось, стоило Васе обратить взгляд к их рукам. Пальцы, напоминая паучьи лапки, быстро подобрались. Даня мысленно выдохнул, а вслух тихонько фыркнул, как бы обозначая, что он всё это заметил. Вася тоже совсем негромко усмехнулся, а спустя полминуты заговорил; его слова фразы непринужденно падали в шумную тишину, содержащую приглушенные взрывы смеха за стеной. — Знаешь, так странно, насколько мне с тобой легче здесь. Я будто реально живу, а не существую. Типа, тут я всегда чувствую себя «как дома» больше, чем в Барнауле. — Хмыкнул, как обычно едко, когда речь заходила о его родном городе. — Хотя, там никому не место. Звёздкин мельком взглянул на Даню, и в целом глаз не прятал. Он быстро подыскивал слова, слегка склонив голову к правому плечу и елозя рукой по шумной ткани джинсов. — Я просто хочу поблагодарить тебя. За то, что вывез из депрессии, что помогал всё это время, и еще большое спасибо за возможность чувствовать себя нормально, когда кругом пиздец. — Он пожал плечами, будто находя свои слова совершенно очевидными. — Ты охуенный друг. Спасибо за то, что ты есть, такой, и… — И что мы есть друг у друга, — продолжил за него Даня, не удержавшись от смешка. Это слегка спасало его нервы, которые никак не могли привыкнуть к таким душевным излияниям от Васи, хоть те происходили и нередко. — Мне приятно слышать это и знать, что я сделал хоть что-то полезное для тебя, потому что… Мне было очень важно помочь тебе. -…Как мило, — промурлыкал Вася, начавший улыбаться еще до того, как Даня закончил. — И, может быть, немного неловко, — усмехнулся Рэндел. — Не-не, я правда ценю такие моменты, даже несмотря на то, что у меня от них прям стойкое ощущение этой атмосферы, знаешь, как от любовных признаний. — Ну, а я никогда не буду отрицать, что люблю тебя, — подтвердил его слова Вася таким привычным тоном, каким говорил, что Даня «самый красивый мужчина в его жизни» и быстро утянул парня в объятия. — И ты меня любишь, я знаю, можешь не отвечать. Рэнделл оцепенело молчал, пялясь в воздух за плечом Васи. Он не умел врать, и правду говорить тоже не умел, поэтому молчание оказалось отличным пост-ироничным ответом. Однако, всё бы сошло Дане с рук, если бы Вася, как обычно, отпустил его спустя пять секунд, они бы перебросились ещё парой слов о тех значительных вещах, которые они вместе преодолели, и Даня бы ушёл. Но в этот раз Звёздкин плотно прижался к чужому телу, насколько это возможно при таком неудобном положении, и, казалось, не собирался отпускать. — Ты же меня правда любишь, — очень добрым, понимающим голосом вдруг сказал Вася, и до Рэнделла наконец дошло. Дошло, как сильно он оплошал. Выходило, что Вася догадывался, а сейчас лишь нечаянно получил подтверждение. Может в виде молчания, а может сердце у Дани стало биться слишком быстро, но суть одна — всё так до жути очевидно. — Вась, — тихим шелестом слетело с даниных губ. У него точно отняли язык, а самого сковали цепями. Он даже не обнимал друга в ответ — сложенные руки лежали у него на коленях. — Всё хорошо, — очень искренне произнёс Звёздкин, выпуская его из объятий. На лице Васи еще светилась улыбка, но уже слабая и не такая уверенная. Впрочем, Даня не смотрел на него. Со всех сторон на него навалился жуткий стыд. Трудно было дышать, точно грудную клетку сдавило канатами, а осознавать себя здесь и сейчас, настоящим, а не в дерьмовом сне — ещё труднее. Ему было так больно чувствовать, что сейчас, в один момент, что-то вдруг необратимо изменилось, без спроса, без согласования с ним и его чувствами. Он был абсолютно не готов, ни капли. И ещё больнее было от того дружеского тепла в васином голосе. От самого настоящего. Рэнделл попытался выдавить из себя хоть слово, чтобы сказать хотя бы: «Давай не будем об этом говорить», но у него попросту не хватило на это никаких сил. Всё казалось абсолютно безысходным дерьмом. — Я же по-другому не умею, — вдруг сказал Вася. Он явно ощущал это напряжение будто свое собственное, потому как смотрел на Даню очень внимательно, насколько позволял затуманенный темнотой взгляд. — Я как выражал свою любовь до этого — она такая и есть. Я с тобой могу быть каким угодно, говорить всё, что захочу. И знать, что ты никогда не будешь против меня. Блять, — досада и раздражение, вызванные смесью алкоголя и усталости, четко отразилась в его лице, — почему это не любовь? Потому что я могу так легко сказать это? Потому что здесь нет этих ебаных страданий? На эту звенящую ноту в голосе Васи сердце его друга ответило мгновенно — Даня почувствовал, как по его лицу текут слёзы. Защитная реакция из далёкого детства настигла, как всегда, в самый неподходящий момент, да и с эмоциями справляться никак не помогала, только напустила страха о том, что Вася увидит, что друг плачет. Но нет, Звёздкин никак не отреагировал, очевидно, не заметив в темноте. Но молчание в ответ, казалось, сподвигло его на совершенно спонтанное действие, вызванное желанием загладить вину за грубый тон. Вася быстро спустил ноги на пол и, оказавшись совсем рядом с Даней, резко придвинулся к его лицу и замер в паре сантиметров. В глаза он не смотрел, но в его нерешительности отчётливо виднелся вопрос: «Можно?» Даня, сходя с ума от гаммы навалившихся эмоций, почти растерялся, но тут же слегка подался вперёд, и Васе этого хватило. Он осторожно примкнул к его губам и раскошелился чередой мелких поцелуев Никакого языка, никаких укусов. Всё до болезненности нежно, как не целовала Рэнделла раньше ни одна девушка. Вот только Даня, отвечавший на автомате, не мог прочувствовать всё это, пока в его голове отчаянно билась мысль, заглушая всё остальное — боже это что правда происходит. Ненадолго отстранившись, Вася пересел Дане на колени, также полубоком опёрся на него, как накануне, и снова аккуратно оставил на его губах очередной поцелуй. В этот момент Рэнделл стал понемногу приходить в себя и, с грехом пополам признав происходящее действительностью, начал отвечать чуть более привычным для себя образом, проводя языком по чужим губам, осторожно покусывая. — Молодой человек, а вы пиздато целуетесь, — прервал Вася тишину притворно-нахальной улыбкой, — даже при моем отсутствующем опыте, я, блять, мамой клянусь. Он явно успокоился, почувствовав, что Даня вышел из ступора и его действия приобрели уверенность. Звёздкин даже слегка стушевался, хотя определённо не был новичком в том, что делал. — Ты же чувствуешь, как я сильно волнуюсь, — хриплым от долгого молчания голосом прошептал Даня. Его сердце и правда билось у самого горла, а руки отчаянно дрожали, но это уже не мешало ему вполне по-свойски прижимать Васю к себе и, прислонившись к его лбу, дышать в унисон с причиной своего сбитого ритма. — Не больше меня, — последовал короткий ответ. Рэнделл усмехнулся. Его сердце потихоньку выбиралось из своей прочной клетки, а вера в происходящее становилась лишь крепче. Волны удовольствия накатывали на него от каждого прикосновения Васи, а их общее тепло собиралось у него в животе и согревало его изнутри. Оба понимали, что долго в таком положении они не просидят, но первым додумался лечь Даня. Он забрался на кровать с ногами и, пробравшись к изголовью, лёг спиной к стене, после чего Вася устроился напротив. Неловкость движений сглаживалась, а шум за стеной игнорировался. Может по отдельности это их и напрягало, но внешне никак не проявлялось. Разве что каждый тревожно прислушивался при очередном поцелуе, не направляется ли кто к комнате, но это скорее было чем-то автоматическим, нежели отвлекающим. Спустя некоторое количество времени Даня внутренне принял решение, осуществление которого у него вызывало тьму вопросов, но всё же было реально исполнимым. Ему действительно хотелось доставить Васе удовольствие, но сам процесс для него был совершенно незнакомым. Относительно того, что другим парням ему мастурбировать никогда не доводилось. Рэнделл бросил вниз быстрый взгляд и скользнул рукой к поясу чужих джинсов. Звёздкин не носил ремня, так что расстегнуть их не представило бы особого труда, но тут Вася вдруг отвёл его руку. — Не надо, — отрывисто проговорил он. Его брови при этом слегка нахмурились, но Рэнделл знал одно наверняка — это Вася злится не на него, Даню, а на самого себя. Всем знакомо это нелепое чувство вины, преследующее ребёнка невротиков из жизни в жизнь. Вася — не исключение. В мозгу Дани тут же возникла череда вопросов, сводящихся к одному: «Что-то не так?» Но он резко оборвал их четким: «Не твоё дело». До него дошло, что ни один из этих вопросов не поможет Васе, а только усилит его чувство вины, к тому же, абсолютно беспочвенное. А это совершенно не то, чего хотел Даня. — Я устал пиздец просто, — поморщился Вася, явно говоря правду. — Не хочу потом вставать, идти в ванную, мыться, в пизду… Ты рядом — и всё, мне больше ничего не надо. — И это главное. И вообще, любая правда — это охуенно. — Даня мысленно удивился, осознав, что только что неосознанно повторил чужую фразу. — Тем более такая, которая предотвратит сексуальное насилие. Да и я не знаю, как это делать. — Я, конечно, наверняка не знаю, — со смехом в голосе проговорил Вася, — но, скорее всего, как и себе. — Ой, всё, а кто говорил, что мы все дохуя индивидуальные? Наконец Вася полноценно рассыпался отскакивающим от стен смехом, чем мгновенно согрел Рэнделлу душу. Этого хватило, чтобы почувствовать необходимость утянуть Звёздкина в объятия и в ту ночь больше не отпускать. Вася доверчиво уткнулся ему в шею. — У тебя нет чувства, типа, сто раз уже такое было? — спросил он спустя пару минут. — Когда вот лежишь с человеком, и хочется всю жизнь так провести. А потом вспоминаешь, что уже был другой такой человек, даже не один… с которым это чувство тоже было, а потом просто, — он, насколько смог, пожал плечами, — пошло нахуй из-за всяких проблем между вами. Дане даже не нужно было особо представлять — эта мысль тоже лежала где-то на поверхности его сознания. — А ты раньше у кого-то спрашивал это? Вася выбрался из объятий и лёг так, чтобы хоть частично видеть эмоции Рэнделла. Сам он слегка улыбался, будто невольно, как обычно бывает при насыщении организма окситоцином.  — Не спрашивал. — Тогда, возможно, — Даня внезапно почувствовал, как тоска заливается в его душу, — у нас такого не будет. Если вообще что-то будет. Ему было странно произносить «нас», потому что он не знал, как ко всему относится Вася. Да и сам Даня пребывал в неопределённом состоянии, которое окутало его из-за резкой смены событий. Он разве хотел, чтобы их дружба стали настолько близкой, что ее некуда будет деть? — Ты хочешь отношений? — поинтересовался Звёздкин, не сводя взгляда с глаз напротив. — Я… в душе не ебу, Вась, — вздохнул Даня. — Пока еще не понимаю, в каких мы условиях находимся. — Всё просто. Я в разъездах, ты — в Питере; отношения на расстоянии, постоянные измены, крики, слёзы, отчуждение друг от друга, лютая ненависть и смерть в одиночестве. Сладкая жизнь. Слушая ленивый повествовательный васин тон, Даня слегка успокоился. Однако, хоть всё озвученное и было похоже лишь на гротескную зарисовку, реальности там тоже было не мало. — Другого исхода событий и не вижу, — улыбнулся Рэнделл, чувствуя, как дергаются уголки его губ. Ему давно стоило перестать давить из себя эмоции, еще в классе девятом, но всё никак не получалось избавиться от этой глупой привычки. — Ты что, — с шутливой претензией в голосе заговорил Вася, — думаешь, два умных молодых человека, один из которых верит в любовь, как сопливый подросток, а второй… — Считает, что это всё лишь химические реакции, — усмехнулся Даня, отчего-то не глядя на парня напротив. — Знаешь, противоположности притягиваются, чтобы потом абьюзить друг друга. — … думаешь, мы не лучший тандем для решения всех проблем? — закончил Вася свою мысль с иронической улыбкой и, не дождавшись ответа, крепко прижался к Рэнделлу, словно искал в нем защиту от холода. Он знал, что Даня ответит, а тот потому и не собирался ничего говорить. Поняли друг друга без слов, как бывает редко даже с очень близкими людьми. Всё это немое понимание — лишь сказки для «сопливых подростков», для тех, в ком романтика живёт и процветает. Даня же свою растерял и теперь мог полагаться только на Васю. Пусть он будет верить в то, что любовь поможет им со всем справиться, а Рэнделл будет с тихой нелепой надеждой ждать, что весь этот бред однажды сбудется. Что однажды они просто смогут быть вместе и оставаться уверенными в том, что завтра ничего повально не изменится. Даня надеялся, что эта встреча там, где нет темноты, произойдет совсем скоро и позволит им обоим спокойно спать в объятиях друг друга несчётное количество ночей и вечеров.