План

      Какаши устало потёр переносицу, после зарываясь пальцами в чуть спутанные волосы и еле сдерживаясь от того, чтобы не заснуть прямо на собственном столе. Возможной причиной этой невозможности пойти и поспать пару часов могла быть приближающаяся сессия, обещающая быть чрезмерно жестокой на четвёртом курсе, проблемы на работе или просто творческий кризис, так сильно докучавший будущего архитектора в последнее время – но ею стал светловолосый актёришка-первокурсник, которого зовут Наруто Узумаки и который перевернул всю его жизнь с ног на голову.       Практически всю свою жизнь Хатаке называли уж слишком безразличным и холодным человеком, который относился ко всему расчётливо, но при этом никто и никогда не позволял себе отрицать его невероятные творческие способности и креатив. Архитектура в этом плане умело совместила его четкий, построенный на «чертежах» и закономерностях ум с львиной долей искусства и желания творить что-то невообразимое, превратив это сначала в увлечение, а после – в будущую профессию и самое настоящее предназначение. В свои двадцать один он уже несколько раз выполнял заказы и продавал свои идеи не только каким-то знакомым, но и значимым людям в городе – сарафанное радио всегда было лучшей рекламой. Он действительно был одарен этим – но это не значило, что он не работал над собой и не оттачивал уже имеющиеся навыки.       Возвращаясь к безразличному и холодному – никто и никогда не видел, чтобы этот прекрасный юноша засматривался на какую-нибудь девушку или парня. Половина университета открыто пялилась на высокого, до невозможности красивого четверокурсника, а вторая скрывала это и пялилась в секрете. Первокурсницы и вовсе были отчаянными, каждый год пытаясь познакомиться с ним в столовой какими-то совершенно идиотскими методами, но получали в свой адрес что-то настолько холодное (иногда даже грубое) – что пытаться им больше не хотелось. Он был погружен только в то, что ему интересно, отдавался этому целиком – чертежи, расчёты, графики, схемы, зарисовки зданий – но никак не человеческие чувства, тем более те, о которых он не просил.       Успеваемость у Хатаке была замечательная – только делал он всегда всё в последний момент и часто опаздывал. Всё это было минимальными проблемами, так как он стал практически именем нарицательным в стенах университета, и все преподаватели говорили, что вот, есть такой студент и нужно быть, как он, а ещё не опаздывайте на пары с дурацкими оправданиями да не пропадайте на пару недель перед сессией, сдавая идеальные чертежи в последний день, делая их перед этим всю ночь, и цены вам не будет. Но в итоге цены не было только для уставшего от жизни четверокурсника.       Он никогда не был заучкой, ему просто не попадался ещё человек, которому хотелось отдаться хотя бы на пятьдесят процентов также, насколько он отдаётся архитектуре. Какаши может и посмеяться, и погулять, и переспать с кем-нибудь по пьяни, на утро вежливо говоря, что не перезвонит. Даже шрам на глазу никого почему-то не отпугивал, хотя он был уверен, что от него наконец отстанут после того, как он его получил. Всё мимо.       Вся его репутация «холодный-сексуальный-умный» сломалась в начале этого учебного года в момент, когда мимо него прошёл безумно яркий, громкий, невыносимый парень с большими голубыми глазами. У него были полоски на щеках, из-за чего он был похож на какого-то кота или лиса, растрёпанные волосы, длиннющие ресницы и стройные ноги, которые хотелось зарисовать и посвятить им церковь. Этот парень был одет в узкие брюки и белую рубашку – руки от локтей у него были открыты, и Какаши никогда не видел столь красивого цвета кожи – кроссовки на его ногах были ярко-желтыми, которые почему-то идеально ему подходили. Любому другому человеку Хатаке плюнул бы в лицо за столь безвкусный и яркий цвет, но этому парню предательски шёл даже такой отвратительнейший оттенок солнечного цвета.       «Хатаке, серьезно, первокурсник? Одумайся, я тебя умоляю, ты…»       — Привет, – Какаши не заметил и не сумел осознать тот момент, когда этот яркий и притягивающий к себе взгляд парень оказался перед ним. Старший сглотнул, впервые, как ему казалось, за всю свою жизнь чувствуя смущение и неловкость, и постарался сохранить свой типичный безразличный вид. Голос у этого парня тоже был каким-то… слишком привлекательным, хоть и относительно высоким для парня.       «Ты в жопе, Хатаке»       — Здравствуй.       — Меня Наруто зовут, – опять эта улыбка, от которой парню повыше вновь приходится сглотнуть (улыбаться так просто незаконно), – будем знакомы… А ты?       — Хатаке. Хатаке Какаши, – парень помедлил пару секунд, потому что ему нужно было суметь-таки отвести взгляд от красивых губ и ровного ряда зубов и посмотреть в глаза – не меньше притягательные, такие, от которых взгляд будет отвести ещё сложнее. «Блять»       — О, мы так официально, – он смеётся, так доброжелательно и искренне, что Какаши в очередной раз сглатывает. Впервые такой ступор из-за разговора с кем-то пережить сложно. — Я Узумаки, если это тебе что-то скажет. До скорой встречи, Какаши, – он машет рукой, опять улыбаясь и заставляя Хатаке улыбнуться в ответ, и уходит со своим, видимо, другом с высоким хвостом и очень проницательным взглядом, словно видящим насквозь.       Какаши ловит на себе еще штук сорок непонятных взглядов, потому что никто не понял, что это было. Даже сам парень, откровенно говоря, не понимал, что произошло, и, идя на пару, где ему оставалось просто сидеть, достал тетрадь и попытался подойти к этому вопросу так, как умеет – рационально, взвешенно и с помощью геометрии.       К концу пары было составлено четыре графика, три схемы, несколько диаграмм и гистограмм. Бонусом шли две зарисовки Наруто (особенно Какаши решил уделить внимание ногам, которые почему-то засели в его мозгу уж очень крепко). Хатаке искренне хотелось понять, что конкретно заставило его мозг, давно похожий на механизм, реагирующий подобным образом только на творческие замыслы, и глаза, обычно оценивающие всё с максимальным скептицизмом, безразличием и технической расчётливостью смотреть на этого парня и видеть что-то неописуемо красивое, что-то, к чему тянет и что-то, до чего хочется коснуться и, пожалуй, больше никому этого не позволять. Какаши, будучи самым настоящим амбассадором перфекционизма и пропагандистом выстраивания причинно-следственных связей, написал три списка причин, почему конкретно его взгляд зацепился за этого первокурсника. Банальный интерес и то, что ему этот парень просто понравился Хатаке не воспринимает и никогда не воспримет – он не такой, вы что.       Первым рядом причин стал совершенно «отвратительный» жёлтый цвет его обуви и в целом то, что в его образе сплетались меж собой слишком яркие и базовые цвета. Какаши не хотел себе признаваться, что даже этот убогий жёлтый смотрелся на нём слишком хорошо, словно был создан для него, и создавал иллюзию полнейшего сочетания этих цветов. Второй список самый простой – просто о том, что у него действительно давно никого не было, а Наруто, в целом, его типаж – правда, какой у него типаж, он знать не знал, но оправдал он себя перед собой достаточно солидно. Впервые он не находил действительно рационального зерна в своих размышлениях, но пытался убедить самого себя, хотя внутри все кричало просто о том, что он впервые испытал к кому-то банальный, человеческий интерес. Третьи причины были выстроены на том, как стоял он и как стоял Наруто, под каким углом на него упал взгляд, почему жёлтые кроссовки стали одной из причин и… иногда мозг Какаши пугал его самого, но поделать с этим он ничего не мог.       Пара пролетела слишком быстро, поэтому большего рационального объяснения своих чувств парень придумать не сумел. На большой перемене он решил пойти в столовую, дабы купить себе кофе и постараться перестать анализировать все, что произошло несколько часов назад, только вот прямо у буфета стоял Наруто – и он был слишком улыбающимся, что заражало всех вокруг. Какаши еще не доводилось встречать людей, которые были настолько доброжелательны к окружающему их миру. Он шутил, платя за какую-то лапшу быстрого приготовления, на что даже тот его суровый друг посмеялся – а Хатаке казалось, что такого человека не рассмешить никому. Поправив собственную рубашку и засунув руки в карманы, он облизал губы и встал сзади Наруто, осознавая их большую разницу в росте.       — Какаши! – женщина приветливо улыбнулась своему постоянному клиенту, любящему выпить чуть больше кофе, чем принято, и опоздать на пару. – Тебе как обычно?       — Да, добрый день, – Какаши кивнул, когда Наруто повернулся к нему лицом.       — Хатаке Какаши, – парень проговаривает как-то уж очень медленно, словно раскусывая имя и пробуя его на вкус, – значит, любишь кофе?       — А ты любишь лапшу, и-       — Это не лапша! Это рамен, даттебайо, – Наруто обидчиво надувает губы и складывает руки на груди, что заставляет Какаши действительно улыбнуться, а не нахмурить брови из-за того, что его так неуважительно перебили. Он такой милый. И что такое это «даттебайо»? После Хатаке мотает головой – слишком быстро.       — Сядем вместе? – теперь всё ещё быстрее, и Какаши не успевает проанализировать ситуацию, просто кивая. Он, конечно, бесспорно умён, но так быстро размышлять перед этим парнем почему-то не получается.       Спустя пару минут они сидят напротив друг друга. Парень с хвостом сидит в телефоне, не желая никаким образом даже поднять взгляд на Какаши, чему он даже рад. Потому что он, кажется, впервые встречает человека с примерно таким же умом и повадками, как у себя, и теперь он отчасти понимает, почему он умудряется отпугивать людей от себя, просто взглянув на них.       — Это Шикамару, он не очень приветливый, – Наруто довольно жуёт, кивая головой в сторону своего друга, – но он хороший, ему просто нужно к тебе привыкнуть.       Какаши только кивнул и взглянул на Шикамару. Да, вылитый он на первом курсе, честно сказать.       — Я вот учусь на актёра, – Наруто жуёт, и ему, видимо, правда очень вкусно, – Шикамару у нас будущий продюсер… А т-       — Я архитектор, на четвертом курсе, – Какаши кивнул на чужую тарелку, – ешь, а то подавишься.       Парень старше делает глоток кофе – Наруто впервые палится взглядом, цепляясь за длинные пальцы с несколькими толстыми серебряными кольцами и искренне, как Какаши кажется, пытается отогнать все самые грязные мысли из головы и продолжить есть. Шикамару взглянул на это лишь пару секунд и закатил глаза – чуть укоризненно он взглянул и на Хатаке, так, словно ещё немного – и он его ударит.       Взгляды всех в столовой его откровенно достали. Он оглянулся, рассмотрев нескольких своих одногруппников и ещё тонну малолеток, наблюдающих за ним, и покачал головой, после растрепав и без того лохматую прическу ещё сильнее.       — Напишешь мне, не знаю, в инстаграме? – Какаши сглатывает и правда не знает, что им движет, потому что он в жизни никому сам не давал свой инстаграм и тем более не предлагал кому-то списаться. Даже его единственный друг, Гай, и тот иногда по четыре дня не может дождаться ответа от него, а тут…       Наруто только кивает, жуя этот импровизированный рамен, и просит Шикамару достать телефон из его кармана. Какаши берёт его в руку, видя чехол вновь этого противного, идущего только ему жёлтого цвета, качает головой и заходит в инстаграм, искренне стараясь не смотреть на что-то, что может считаться личным делом Наруто. Вводит свой ник в поисковую строку, подписывается и протягивает телефон обратно, кивая. Какаши искренне старается держаться, сохраняя привычный вид «крутого парня», будто ему не хочется улыбнуться и показаться дружелюбным.       — Я пойду, – Хатаке встаёт, поправляя рубашку и рюкзак на плечах, после чуть оттягивая брюки, – приятного аппетита, Наруто, и хорошего дня, Шикамару.       Он отсалютывает двумя пальцами от виска, разворачивается на пятках и выходит из столовой, еле удерживаясь от мыслей о том, какой Наруто красивый.       Наруто же в своих мыслях не стесняется совсем.       Тогда вся поломка жизни Какаши, который был женат на архитектуре, и началась. Наруто, написавший ему буквально через минуту после того, как он ушёл, отправил дурацкий смайлик вместе с «я Узумаки, если вдруг забыл». Дурак.       Хатаке искренне сдерживался всё это время, чтобы не начать лыбиться, как идиот, от каждого слова этого парня. Они общались больше и больше, и Какаши-таки удалось вывести своего типичного стратега-технаря на первый план и поубавить градус незнакомых для себя чувств. Они с Узумаки общались просто, как друзья, узнавая многое друг о друге. Примерно так Какаши в эти сети и попал, влюбившись впервые, прямо перед зимней сессией. Что конкретно побудило его к такой любви – он искренне не осознавал. Продолжая взвешивать и анализировать, не давая сердцу взять контроль, он находил причины, такие, которые ни одному не-архитектору не будут понятны… хотя парень был уверен, что даже его товарищи по профессии просто повертят пальцем у виска и отойдут на несколько шагов подальше.       Только на взаимность Хатаке даже не надеялся. Ему, при всем его аналитическом складе ума и полном умении читать людей, правда казалось, что Наруто хочет только дружить и вообще, он даже не знает, каково его отношение к однополым связям. Но Какаши не был бы собой, если бы…       …не решил создать идеальный, проработанный план, при котором ему удастся завоевать Узумаки.       Они часто шли перекусить вместе после занятий, прогуливались по парку неподалёку и просто общались. Шикамару тоже был рядом и даже разговорился немного, открывая Какаши свою чуть более дружелюбную и открытую сторону. У него была девушка, которую звали Темари, и она часто приходила к ним, чтобы забрать парня с собой. С ней он был совсем другим человеком – намного более мягким и податливым, и в целом было видно, что они друг друга любят. Девушка часто косилась на Какаши и искала подвоха: зачем четверокурснику тратить столько времени на двух перваков, которые даже не связаны с его направлением и будущей деятельностью? Но, видя спокойный взгляд Шикамару, понимала, что проверку он прошёл.       Весь университет приковал своё внимание к Узумаки и искренне пытался понять, что в этом громком хулигане и урагане эмоций нашёл такой тихий, спокойный перфекционист, как Какаши. Больше – даже сам Наруто не понимал первое время, почему четверокурсник обращает на него и Шикамару своё внимание, и почему они стали друзьями, но он был этому искренне рад.       Чёртики в глазах Наруто, частые самые дурацкие шутки, невероятная харизма и обаяние заставляли Какаши чуть ли не слюни пускать. Он никогда не встречал настолько потрясающих людей, просто при взгляде на которых ты получаешь огромный заряд позитива и счастья и совсем не хочешь прекращать общение. Он был самым настоящим солнцем в жизни будущего архитектора, и ни один человек, кроме его отца, не мог заставить его улыбаться так же широко.       Шикамару понял, что Хатаке влюбился в его друга где-то в середине октября, потому что уж больно нежно он дотрагивался до него при каждой возможности и в целом, даже голос чуть менялся, стоило Наруто оказаться в поле зрения. Про будущего актёра даже думать не надо – он уже с начала сентября выносит мозг этим Хатаке и тем, какой он красивый и восхитительный и как ему ничего не светит. «Как же достало, я больше не могу, Какаши, признайся уже наконец» – единственное, что было в его голове после очередного появления парня в какой-нибудь особенной для Наруто рубашке.       Оставаясь наедине, с Наруто было даже приятно просто молчать и наблюдать, как он уплетает рамен или другую вредную для желудка пищу. Узумаки отвёл его в своё любимое место, которое, как он сказал, редко кому показывает, и там был не только рамен, но и жареные в терияки баклажаны, так что теперь и Какаши хотелось поселиться где-то рядом и ходить туда ежедневно, потому что было там чертовски вкусно.       И с каждым часом, проведенным вместе, он подмечал определённые, понятные лишь себе вещи для того, чтобы выполнить задуманное. До зимней сессии оставалась неделя – и из-за Наруто Какаши ни разу не пропустил пары. Преподавателям это нравилось, ведь теперь этого студента в пример можно было ставить и по этой причине, и совсем не важно, что приходил он в университет, только чтобы хотя бы раз пересечься с Наруто и сказать ему «здравствуй». Какое-то ежедневное чувство предвкушения оказалось довольно приятным, учитывая, что раньше он его практически не испытывал касательно вещи, что не называлась «работа». Теперь помимо прекрасной успеваемости у него была еще и хорошая посещаемость – но опаздывать на пары он не перестал. Хорошая посещаемость и его обаяние позволили ему заработать автоматы везде, где возможно, и нужно было только сдать три чертежа, пусть и достаточно сложных.       Только вот до сессии действительно осталась неделя, а Хатаке вместо того, чтобы делать все это потихоньку и не париться, начал работать над тем, для чего «собирал информацию» все три месяца учёбы.       План по завоеванию Наруто Узумаки – такая надпись была в самом углу, на обложке оранжевой тетрадки. Начав в воскресенье вечером, он практически без перебоя даже на сон делал тетрадь с графиками, анализами и таблицами по возможному развитию событий. Когда лучше намекнуть, когда взять за руку, когда повести в кинотеатр, на какой ряд сесть на первом сеансе и через сколько можно намекать на последний, таблицы во сколько ему Наруто пишет первым, как часто он это делает, с каким диапазоном отвечает ему на сообщения…       Он исписал этим всю тетрадь на девяносто шесть листов формата А4, разделив все возможные развития событий на три блока. Он, конечно, в душе-то понимал, что с таким взбалмошным и самым непредсказуемым человеком в его жизни что-то может и не выйти, но именно поэтому он и прописал намного больше вариантов того, как все может пойти. Хатаке искренне был рад, когда закончил последнюю таблицу в тетради, только посмотрев на число и на время, окончательно понял, что сдача чертежей, которые он так долго откладывал, уже завтра утром. И, сделав себе ещё кофе, он принялся за чертежи, постоянно косясь на свою тетрадь и надеясь, что хоть что-нибудь выйдет.       Двое суток без сна, конечно, сильно выматывают, от чего его руки немного подрагивают, иногда не давая провести ровную линию. Искренне хотелось улечься головой прямо на эти огромные ватманы и поспать хотя бы час, но он, проработав все детали, осознавал, что не успеет, поэтому вливал в себя побольше давно уже неработающего на него кофеина и продолжал.       Чертежи были закончены где-то за семь с половиной часов, но стоит учесть, что он вечно отвлекался, думая о Наруто. Хатаке не понимал, почему именно этот уж больно громкий парень засел в голове, а не кто-либо другой, но раз рациональность и обычное для него игнорирование чувств не работает, хотя бы действовать он будет по плану. По своему идеальному плану, такому, который просчитывает все возможные ситуации, такому, который действительно ему поможет…       Он надеется.       Некая часть его не-архитектурного мозга предлагала просто спросить напрямую и не мучать ни себя, ни Узумаки, но это было слишком простым путём для такого, как Хатаке. Он такое не любил: ему нравилось и просто общение с парнем – невзаимность он точно переживёт, а терять Наруто в принципе ему не хотелось.       Сейчас садиться за руль было бы возмутительным в таком состоянии, поэтому он едет в университет в автобусе, слушая какую-то песню Queen и искренне надеясь, что Наруто его в таком виде не увидит. Огромные синяки под глазами, спутанные волосы, огромный тубус с тремя чертежами, рюкзак на одно плечо и стакан кофе, который было тяжеловато держать телу, не спавшему больше сорока восьми часов. Пальто и шарф предавали ему этой «архитектурной и аристократичной заёбанности» – этот термин придумал его отец во время первой сессии сына, и теперь он его охотно использует, ведь похож он на заёбанного архитектора большую часть своей жизни. Но выглядел он всё ещё, как ему казалось, отвратительно, и был похож на мешок с мусором, который дня четыре забывают выбросить. Ботинки нужно было помыть, но из-за грубой подошвы в целом выглядело так, словно так было задумано, и, в принципе, не так страшно.       Тетрадь тоже была с собой: зачем, он не понимал, но была. Он, наверное, теперь будет носить её с собой везде, чтобы в случае чего что-то вписывать и менять. Какаши мотает головой, смотря в своё чуть слабое отражение в стекле автобусного окна, и думает о том, какой же он чокнутый.       В этот раз ему даже удалось не опоздать на зачёт, как он делает обычно, но в очереди он был тринадцатый. Поэтому он успел достать тетрадь и уже внести некоторые дополнения в связи с воспоминаниями в автобусе. Даттебайо, кстати, – слово, придуманное самим Наруто и означающее слишком много вещей, чтобы его описать. Он говорит его всегда – и Какаши искренне нравится это. Вообще, любимой вещью Какаши во всех факторах была оригинальность, непохожесть, уникальность – а Наруто был именно таким: таким, какого ещё встречать никогда не доводилось.       В целом он сидел около часа, приятно проводя время за тем, что рисовал «нарутинки», что Узумаки так любил в этом своем рамене, на полях тетрадки и чувствовал себя влюблённой первоклассницей. От этого и самому Какаши хотелось поморщить нос – «кем я стал, господи» – и признавать не хотелось, что чувство влюблённости такое приятное, а он так долго его от себя отгонял.       «Надо ещё завести тетрадь со списками любимых и нелюбимых вещей Наруто. Просто так, я же не…»       — Хатаке! Твоя очередь.       «Настолько ёбнутый».       Парень поднимается с лавочки, практически засыпая на месте. Чертежи он уже достал, и направился к кабинету, держа их в одной руке с заветной для своего сердца тетрадью. Какаши, сонный и практически мёртвый, смотрит на преподавателя, который тепло ему улыбается и знает, что сейчас увидит что-то прекрасное. Хатаке на это даже глаза закатывает – каким образом он только умудрился заработать себе такую репутацию. Он выкладывает все чертежи перед преподавателем, и практически сдаёт ему тетрадь, потому что его рука уже заинтересованно тянется к ней, лежащей рядом со вторым чертежом.       — Простите, это мои личные разработки, – он говорит, аккуратно забирая тетрадь из рук преподавателя и привычно улыбаясь своей неловкой улыбкой. Тот лишь кивает – ого, личные разработки, вот это да! – и рассматривает работы студента. Какаши искренне хочется на пару минут потерять слух, потому что он правда устал слушать о том, что он лучший. Он даже не старался в этот раз. В этот раз получив максимальное количество баллов благодаря отсутствию пропусков, он лишь желает приятных праздников и улыбается, стараясь как можно скорее выйти из кабинета, а затем и из университета, чтобы улечься в свою прекрасную кровать и проспать, желательно, часов двадцать. Но он совсем не рассчитал, что в это же время экзамен закончился у Шикамару и Наруто, и надеялся, что не увидит их прямо здесь.       Провал.       Наруто стоял и обнимался с Шикамару, у которого снова было лицо «мне-всё-лень». Узумаки привычно светится, улыбается так, что и Хатаке улыбается, стоя около университетских дверей и просто наблюдая за ним. Такое удовольствие он не испытывал ни от чего: было сложно даже просто сравнить что-либо с этим чувством, что появляется в груди, стоит просто взглянуть на него. Если бы в конце лета ему сказали, что зимой он влюбится в самого хулиганистого и громкого парня университета, он бы никогда не поверил, но сейчас он здесь и его всё устраивает.       Что ж, Хатаке откровенно пялится и медленно идёт навстречу, видя укоризненный и давно всё понимающий взгляд Шикамару. Он не понимал, как им с этим продюсером удается общаться глазами и понимать друг друга, но, скорее всего, это просто из-за безумно похожего склада ума. Они мало разговаривали, но понимали настроение и желания друг друга, чуть ли не следя друг за другом в плане «сделаешь Наруто хоть что-нибудь – я тебе сердце выжгу». Сейчас у парня был именно такой взгляд. Он был укутан в какой-то даже на вид тёплый пуховик и вязаный шарф.       А Наруто снова был в оранжевой куртке с чёрным воротом, джинсах, обтягивающих его ноги и заставляющих сглатывать слюну, в шарфе с какой-то нарисованной лисой и кожаных ботинках. Какаши надеялся, что ему тепло, но выглядел он просто невероятно – с этим спорить было невозможно.       В голове Хатаке те же мысли – «ему я такой старый ни к чему, я сейчас выгляжу отвратительно, это сломает первую ступень второго плана, мне нужно внести триста сорок четыре дополнения в пункты три, пять, семь и двенадцать третьего плана».       Он и не замечает, как Наруто уже оказывается перед ним и обнимает, уткнувшись носом ему в плечо. Какаши искренне надеется, что чуть красные щёки удастся списать на мороз, но по взгляду Шикамару видит, что ни черта не выйдет. Четверокурсник обнимает в ответ, погладив по спине от лопаток до талии, и чуть сжимает мягкую и приятную ткань его куртки, видя чуть нахмуренные брови лучшего друга Наруто. Какаши свои в ответ только поднимает, и Шикамару фыркает.       — Как дела с экзаменами? Ты мне третий день не отвечаешь, я переживал, что сессия убила тебя прямо на финишной прямой, даттебайо.       — Всё хорошо, Наруто, – Какаши улыбается, смотря в голубые глаза, – из-за неё и не отвечал. Я последнее только что сдал.       — Выглядишь неважно, – Шикамару прокашливается, привычно сложив руки на груди и оглядев старшего с самых ног до головы, смотря в глаза, – ты три года не спал?       — Практически, – Хатаке смеётся, и Нара переводит взгляд на Наруто, который сейчас откинется из-за того, что «божемойКакашитакблизкоисмеётсятакхрипло», – два дня в этом смысле почти как три года.       «Сколько я ещё выдержу?»       — А я завтра сдаю последний экзамен, – Наруто облизывает губы, чуть сжимая руки, лежащие сейчас на груди Какаши, в кулаки, и в его глазах пляшут эти привычные чёртики, заставляющие старшего парня еле держаться, чтобы не закусить губу, – погуляем после? Сходим в Ичираку, отметим финал этого ужаса.       — Я только за, Наруто.       Какаши улыбается и еле сдерживается, чтобы не потрепать парня по волосам, а после снова ловит взгляд Шикамару, который читает его, как открытую книгу, и лишь просит взглядом не смотреть на него так. Нара качает головой и переводит взгляд на Наруто.       «Какаши вроде умный, а не видит, что этот придурок по нему уже три месяца сохнет, и сохнет сам? Даже Темари быстрее догадалась».       Пообщавшись еще три минуты, Хатаке понял, что больше не выдержит, и привычно попрощался, отсалютовав двумя пальцами от виска. Ему хотелось быть с Наруто, конечно, но ещё чуть-чуть – и он упадёт в обморок из-за отсутствия сна и переизбытка кофеина в крови, так что сон был ему необходим в случае, если он хочет исполнить свой план из оранжевой тетрадки.       Узумаки же просто пялится вслед и вздыхает, чуть сжимая руки в кулаки.       — Шика, ну ты его видел? Он почему-то такой красивый, даже когда не спит сутками и хлебает этот свой кофе… Н-       — Видел, обычный придурок.       — Ну Шикамару!       — А ты обычный влюблённый придурок, – парень подходит ближе к другу, положив одну руку ему на плечо, – действуй завтра, не мучай ни себя, ни его.       Наруто лишь сглатывает, а после согласно кивает, привычно улыбаясь.       — Я сделаю это, даттебайо!       Шикамару непривычно счастливо улыбается и треплет Наруто по волосам. Он, на самом деле, был счастлив узнать, что его лучший друг влюбился в кого-то, тем более в такого, как Какаши. Сначала, конечно, Хатаке показался ему обычным бабником-альфачом, трахающим всё, что не приколочено, но от него не поступало ни одного подобного намёка, вся информация о нём уже давно была на руках у будущего продюсера и, в целом, по нему невероятно легко читалось, что он влюбился, поэтому Нара и решил, что вполне может доверить Узумаки этому Хатаке. Но в случае чего, он заставит его страдать и убьёт, если надо, потому что Шикамару готов на всё ради своего лучшего друга, правда вот ему этого знать необязательно.       — Молодец, Наруто.

***

      Какаши, проспав семнадцать часов, чувствовал себя одновременно прекрасно, будто смог перенестись в Рай и прикоснулся к Богу, и так, словно по нему проехалось парочка асфальтоукладчиков, а после его присыпали цементом и в конце убирали его ногами: сначала застывший цемент с его тела, а после и его самого куда подальше. На часах было пять часов утра, и он привычно пил кофе, в миллионный раз пересматривая фотографии Наруто в инстаграме. Он был слишком красивым, незаконно красивым, и Какаши не хотел признаваться даже самому себе внутри собственного сознания в том, что его действительно возбуждает этот первокурсник. Он миловидный, но при этом не смазливый, и явно может постоять не только за себя, но и за других. Узумаки всегда был таким: открытым и не стесняющимся в своих высказываниях. Хатаке иногда действительно не знал, чего ждать от этого заключенного в человеческое тело урагана, но он лишь с уверенностью мог сказать, что именно это он ценил в Наруто больше всего. Убравшись в квартире, закинув некоторые вещи в стиральную машину и в очередной раз переработав некоторые пункты третьего плана, он и не заметил, как время приближалось к встрече. С любыми другими людьми парень позволяет себе не спешить, опаздывать и в целом делать всё только в комфортном для себя темпе – те же пары в университете тому доказательство – но к Наруто он опаздывал всего дважды.       Договорились они встретиться около часа дня в центре их любимого скверика. Ну, по крайней мере, он был любимым у Какаши, и ему казалось, что Наруто этот скверик тоже любит. Хатаке, зная, что Узумаки действительно готовился к этой сессии, совсем не волновался за него и его результаты: он был уверен, что этот молниеносный парень превзойдёт абсолютно всех, и его самого тоже, учитывая, что он не только умный, но еще и социальный и умеющий себя правильно подать.       Архитектор улыбается собственным мыслям, по привычке перед встречей зайдя в кофейню, чтобы взять себе очередной стакан капучино с ванилью, а Наруто – горячий шоколад с кокосом. Он шёл к определенной лавочке, держа в одной руке картонную подставку с двумя стаканами, а в другой – подарок для него. Он был больше символичным, в виде упаковки конфет и нескольких упаковок заварного рамена, как самой любимой и дичайше вредной еды Узумаки. Какаши уселся на лавочку, поправив пальто и чуть скинув длинный шарф, больше похожий на плед, на одно плечо, чтобы другой рукой чуть ли не царапать себе шею от волнения. Во-первых, он переживал за то, как у Наруто дела на экзамене, во-вторых, он решил идти по схеме третьего плана, и ему было искренне интересно, что из этого выйдет.       Хатаке получил сообщение от будущего актёра – что он будет на месте через пять минут. Какаши только отправил в ответ смайлик и убрал телефон в карман пальто, теперь чуть ли не раздирая зубами свою нижнюю губу до крови.       Узумаки ехал на автобусе вместе с Шикамару, который искренне старался выглядеть заинтересованным в том, что Наруто оделся действительно в лучшую, красивую и привлекательную одежду, что он правда сделает то, что они обсуждали, и ещё миллион приятных прилагательных в адрес архитектора. Продюсеру оставалось только согласно кивать, еле удерживаясь от того, чтобы закатить глаза. Нара, конечно, где-то в глубине души был счастлив за то, что Наруто влюблён, но его привычка скрывать эмоции редко позволяла ему действительно показать свои чувства, но некоторое беспокойство где-то рядом с сердцем также заставляло придерживаться рационального взгляда и, если что, испортить этому Какаши жизнь. Потому что обижать Наруто не может никто.       Попрощавшись крепкими объятиями и очередным мотивирующим «все будет хорошо» от Шикамару, Наруто сглотнул и вышел из автобуса. Он поправил свою куртку, чуть подтянул узковатые чёрные брюки и посильнее укутался в шарф, дабы скрыть покрасневшие от мыслей щёки и нос. Он натянул на себя рубашку – актёр правда редко в них ходит, но он понял, что Хатаке они очень нравятся. Особенно на Наруто.       Наруто шёл к месту их встречи – и он уже видел Какаши, всего целиком в чёрном, и эти чёртовы кольца на одной руке и перчатка без пальцев, что больше для имиджа, на другой, сводят с ума, и искренне старался не пялиться, чтобы его не увидели раньше времени. Только архитектор чувствует взгляд на себе сразу, и смотрит в сторону первокурсника, который только машет рукой и улыбается, ускоряя шаг. Хатаке, как обычно, отсалютовывает двумя пальцами – честно, Наруто просто обожает этот жест, – и ждёт, пока тот подойдёт.       — Привет, – Наруто подходит практически вплотную к Какаши, встающему с лавочки, но умудряется подскользнуться. У Хатаке получается подхватить практически упавшего на колени Узумаки за талию и поднять на ноги, чуть прижимая к себе.       «Исправление в пункте четыре» – проносится в голове у архитектора, когда он держит Наруто за талию и смотрит ему в глаза, – «и двенадцать первого плана, на всякий случай».       — Спасибо, – Наруто шепчет, положив руки на плечи Хатаке и сжимая в ладонях его шарф и пальто.       — Ты ведь знаешь, что не за что благодарить, Наруто.       Они некоторое время просто молчат, смотря друг другу в глаза. Какаши искренне нравится смотреть в глаза цвета ясного и яркого неба, а Наруто кажется, что глаза старшего гипнотизируют, так выделяясь на фоне чуть бледноватой кожи и пепельных волос. В голове Узумаки проносится – сейчас или никогда – то, о чём они говорили с Шикамару, произошло раньше минут на тридцать.       Поэтому Наруто, поборов своё смущение и чувствуя подступающий к щекам румянец, подаётся немного вперед, встаёт на носочки, сглатывает и прикрывает глаза, чтобы коснуться своими горячими губами чужих, чуть потрескавшихся и таких мягких и сладких от недавно выпитого кофе.       Какаши широко распахивает глаза, чуть сжимая талию младшего обеими ладонями, чтобы прижать поближе к себе. У него в голове неразбериха – ведь первый поцелуй планировался только через два месяца и три дня, и инициатива должна была исходить от него, а не от Наруто, и случиться он должен был на свидании, где он бы купил ему его любимый рамен…       «Блять, чего я стою-то, как вкопанный?»       Хатаке позволяет себе послать собственные планы к чёрту хотя бы на минутку, и медленно проводит одной рукой вверх по спине, зарывается в чужие волосы, и легко сжимает их на макушке, отвечая, заставляя Наруто приоткрыть рот, дабы переплести языки и углубить такой желанный для архитектора поцелуй. Ощущение, что это длится вечность, и Какаши позволяет себе стиснуть парня в очень крепких объятиях.       Наруто приходится отвлечься от поцелуя, потому что ему нечем дышать – и он упирается своим лбом в чужой, счастливо улыбаясь и приоткрывая глаза, смотря ими в глаза парня напротив. Какаши же не улыбается, смотрит в глаза несколько десятков секунд, а потом прикрывает их, чуть сильнее сжимая Наруто в руках.       — Какаши… что не так? Я не должен был? Прости, я мо-       — Наруто, – парень чуть хрипит, приоткрывая только тот глаз, что со шрамом, – не в этом дело. Это был лучший поцелуй в моей жизни.       — Тогда я совсем ничего не понимаю, – Наруто вздыхает и привычно надувает губы, как делает всегда, когда не совсем доволен происходящим.       — Ты, Узумаки, сломал к чертям все мои планы, – Хатаке сначала тяжело вздыхает головой, а после смеётся, смотря на ничего не понимающего парня, – ты восхитителен. Я же знал, что это не сработает с таким, как ты.       — Да в смысле? Какаши, я же и обидеться могу! – Наруто чуть хмурит брови, потому что он ненавидит, когда ему не объясняют то, чего он не понимает. Для полного вида обиженного малыша, по мнению старшего, не хватает только топнуть ножкой. Он волшебный.       Хатаке нехотя вылезает из объятий, чтобы достать из своего рюкзака, стоящего на лавочке, ту самую оранжевую тетрадку.       — Вот, мой ППЗНУ, который ты сломал просто тем, что споткнулся и решил, что сейчас – лучшее время, Наруто, – Какаши протягивает к ничего не понимающему парню тетрадь.       — ПП... чего?       — План по завоеванию Наруто Узумаки, – Какаши бубнит, сложив руки на груди, и чуть хмурится. Теперь не хватает топнуть ногой только ему. Наруто влюблённо смотрит на парня, склонив голову в бок, и всё ещё ничего не понимает. — Открой её, Наруто, и поймёшь. Только присядь на лавочку, я тебе горячий шоколад купил.       Они усаживаются на лавку – теперь ближе, чем обычно – и Наруто, сделав несколько глотков теплого благодаря хорошему стакану напитка, открывает тетрадь, что полностью, в каждой строке, исписана какими-то чертежами, графиками, всевозможными сценариями, гистограммами, анализами и аналитическими таблицами… Глаза Наруто бегают по страницам, и он еле сдерживается, чтобы не начать смеяться от того, насколько же Какаши один такой во вселенной и насколько же это ему нравится.       Смех Наруто не сдерживает на правке 12 к пункту 4 плана 2, где Хатаке умудрился просчитать, в какое время лучше позвать его в кино именно на тот фильм и на каком моменте лучше сделать намек на симпатию. Это уж слишком.       — Не смейся надо мной, – Какаши еле сдерживает улыбку, пытаясь сохранить серьёзный внешний вид и зарываясь носом в мягкие волосы Наруто, вдыхая запах его шампуня, впервые настолько близко. — Я догадывался, что с самым непредсказуемым человеком на свете мои планы могут быть бесполезны, но я не думал, что ты сделаешь это в самый первый день выполнения…       — Прости? – Наруто искренне смеётся, и поворачивает голову к Какаши, теперь вообще ничего не стесняясь, целует его в уголок губ, – хочешь, будем следовать какому-нибудь из твоих планов, чтобы они не пропадали зазря? – Узумаки играет бровями, и архитектор вновь видит этих чёртиков в ясно-голубых глазах.       — С тобой – к чёрту все планы, – Какаши слишком счастливо улыбается и вновь притягивает парня в поцелуй, прижимая к себе за талию и откладывая тетрадь из рук младшего подальше, чувствуя, как его руки обвиваются вокруг шеи.

***

      С Узумаки все планы пошли действительно к чёрту. Сейчас, ночью, стоя на этаже около квартиры Какаши и практически залезая ему в штаны, вжимая его в стенку, Наруто совершенно не думает ни о каких планах, приличиях или морали. Всё, чего он хочет – это Хатаке, и он совсем этого не скрывает. Этот чертёныш мучал его даже в машине, хотя архитектор ненавидит отвлекаться за рулём, и Наруто в курсе.       Старший держится из последних сил, целуя Наруто с языком и сжимая волосы на его загривке, чуть царапая кожу ногтями и немного потираясь о его руку. Какаши правда не верит, что этот развратный Наруто, стоящий перед ним сейчас, с красными щеками, таким напором и грязным желанием в голубых глазах, – тот же самый парень, который сегодня по-дурацки подскользнулся на льду и покраснел после первого поцелуя.       Узумаки целует щёки, родинку на подбородке, проводит языком по шее и кусает чувствительную кожу, сжимая член Хатаке в штанах, чуть пытаясь водить по нему рукой сквозь плотную ткань брюк. Получается не очень, но трение, чтобы старший с ума сошёл, создается отличное.       — Наруто… – Какаши тяжело дышит, когда парень отрывается с чмоком, облизывая губы и поднимая на него взгляд, – пойдём домой.       — А мы встречаемся? – Наруто улыбается и привстает на носочки, чмокая парня в губы много раз. Хатаке лишь вздыхает, и берёт младшего на руки, под бёдра, неся к квартире, – а ты возьмёшь меня?       — Наруто, я планировал это только через три месяца и двадцать один день…       — Считай, что у тебя машина времени… – Наруто хнычет, утыкаясь в шею парня, пока тот пытается разобраться с замком одной рукой, так как в другой его руке – сам Наруто. — И что я прошёл через второй план и твои три тысячи восемьсот девяносто две правки, или сколько их там, – актёр чуть ли не ноет в чужих руках, и проводит языком по оставленному им самим же засосу, – и что я повёлся на тот дурацкий подкат в кинотеатре и теперь… – Наруто делает небольшую паузу, после облизывая губы и смотря в глаза Какаши, он чувствует, насколько у него румяные щёки, – я готов целиком и полностью тебе отдаться.       — Наруто, я больше никогда не позволю тебе даже бокал чего-угодно выпить, – Хатаке вздыхает, понимая, что этому парню вообще нельзя пить. Они просто выпили на двоих бутылку вина, и он, раскрасневшийся и такой горячий, полез к нему прямо в кафе, возбуждая одним только видом. Какаши понимает, что они оба хотят, и что, видимо, он был действительным идиотом, раз не замечал симпатии со стороны Наруто. Хотя, скорее уж, он просто не хотел её замечать, как обычно помешавшись на собственных идеях-фикс и чёртовых планах, которые никогда не сработают с первым по непредсказуемости человеком, что только встречался архитектору.       — И не надо, – Наруто опять лезет целоваться, сжимает в собственных руках крепко-крепко, пока Какаши еле-еле открывает входную дверь, – лучше поцелуй, обними и никогда не отпускай… И трахни, даттебайо!       Какаши только вздыхает, понимая, что соседи всё слышат. Они и так часто косятся на него, а теперь даже скрывать свои взгляды не будут. Он аккуратно ставит выпившего парня на ноги и тянет в квартиру, закрывая дверь теперь изнутри и прижимая к ней младшего. Он умудряется быстро стянуть с него куртку, откинув куда-то в сторону вместе с собственным пальто. Хатаке еле сдерживается, чтобы не взять его прямо здесь, честно говоря…       «К чёрту тормоза».       Он целует Наруто в губы, переплетая языки и собственным коленом раздвигая чужие ноги, заставляя Узумаки оказаться в ещё более уязвимом и открытом положении, разводя бёдра. Тот только прикрывает глаза, чуть выгибаясь в пояснице, поближе к Какаши, его щёки красные, губы влажные и выглядит он просто бесподобно.       Старший чуть сильнее вжимает парня в дверь, медленно приближаясь к его шее и проводя по ней языком, от самых ключиц до губ. Наруто лишь поскуливает, хнычет, пытаясь податься ещё ближе – Какаши не даёт, взяв обе руки парня в свою одну и сжав их у него над головой, не давая теперь пошевелиться в принципе.       — Трахнуть, значит? – Хатаке ухмыляется, смотря на смущённое-возбуждённое лицо своего парня, и лишь видит, как тот кивает много-много раз и жалобно смотрит. — Наруто, ты девственник?       — Я… д-да, – чужой голос стал каким-то слишком властным, и Узумаки сглатывает, боясь не подчиниться – и вся его навязанная алкоголем уверенность улетучивается, – я… только я трогал себя, и… всё.       Хатаке улыбается осознанию того, что он будет у Наруто первым. Он внимательно разглядывает такого смущённого, но при этом дико желающего парня, и вновь целует его в губы, чуть сжимая запястья над его головой. Наруто со всем желанием и рвением отвечает, пытаясь сохранить хоть какую-нибудь доминантность в поцелуе, но проваливается, потому что тает под Какаши, словно пломбир под июльским солнцем. Свободной рукой Хатаке сжимает чужую талию, пальцами медленно залезая под рубашку и сетчатую майку под ней, проводя по тёплой коже подушечками пальцев и еле удерживаясь от того, чтобы не застонать.       Какаши одновременно везде – его касания чувствуются на животе, груди, талии – но при этом этого так чертовски мало, что Наруто остаётся только жалобно просить о большем. Младшему парню явно дают понять, что контролирует ситуацию здесь точно не он. И не то, чтобы Наруто был против, просто он не был бы собой, если бы не возмутился. Он укусил архитектора за нижнюю губу, после потянув её на себя, и хихикнул, поближе прижавшись к Какаши. Хатаке отпускает руки Наруто, чтобы погладить чужое лицо двумя пальцами и поправить растрёпанные волосы. Он, честно, устал терпеть, поэтому пытается потереться об парня, чтобы хоть немного облегчить себе жизнь.       — Ну же, сделай это, даттебайо…       — Наруто, – Какаши вздыхает и смотрит в голубые глаза, которые так любит, и нажимает рукой на член младшего, заставляя того всхлипнуть стоном, – ты же осознаешь, что я – блядский собственник, и если мы сделаем это сейчас, тебе придётся жить со мной до самой старости? Ты понимаешь?       Наруто только кивает, потому что, да, именно этого он и хотел. Возможно, с самого первого взгляда на этого парня, хотя до этого в любовь с первого взгляда он не верил. Узумаки вообще не понимал, как Какаши удаётся совмещать в себе умнейшего и интеллигентного совместно с чёртовым матершинником-извращенцем, но его всё абсолютно устраивало.       И Какаши окончательно перестаёт себя сдерживать, потому что он действительно чувствует, что его хотят, и с такой же силой хочет в ответ. Не только в плане секса – во всех остальных, его хотят, как человека, узнать и любить, поддерживать и заботиться, и он хочет этого с такой же максимальной силой. Он вновь целует Наруто, подхватывая того на руки и заставляя обвить шею руками, и проходит несколько шагов, чтобы уложить парня на кровать и нависнуть сверху. Они продолжают целоваться; Хатаке кусает за губу, чуть оттягивает, сжимает чужие ягодицы сквозь узкие брюки и наслаждается звуками, что издаёт Наруто. Тяжело и сдавленно дышит, постанывает, поскуливает, хнычет и умоляет сделать с собой хоть что-нибудь, потому что ещё чуть-чуть – и он сойдёт с ума.       Но даже такой, возбуждённый и дрожащий, он находит в себе силы, чтобы расстегнуть половину пуговиц на рубашке Какаши и прикоснуться к горячему телу, чуть царапая ногтями. Хатаке тоже пытается раздеть лежащего под ним парня, одну руку расположив около его лица, чтобы не упасть сверху. Обоим дышать уже нечем, но отвлекаться от поцелуя – куда худшая вещь, чем задохнуться.       Старший привстаёт, стягивая с себя расстёгнутую Наруто рубашку. Тот проводит обеими руками от самого паха до груди, касаясь сосков и приоткрывая рот, потому что, честно, он так долго этого хотел, а после стягивает и перчатку с одной из его рук. Какаши заставляет и Наруто привстать, чтобы снять с него эту рубашку и до одури сексуальную футболку, оставляя на его шее только кулон. Пока младший тяжело дышит и наблюдает, Хатаке стягивает с него и штаны вместе с бельем, заставляя сесть на край кровати и развести ноги.       — Но… Какаши, – Узумаки закусывает губу, наблюдая за тем, как он встаёт на колени меж разведённых ног и облизывает губы, – ты…       — Я хочу, – он хрипит, рукой заставляя Наруто пригнуться, и оставляет больше укус, нежели поцелуй, на губах, – просто наслаждайся.       Хатаке проводит языком от основания до головки, играется с ней языком и поднимает взгляд, видя, как парень плывёт. Он зарывается обеими руками в пепельные волосы, чуть сжимая и оттягивая у корней, и подаётся вперед, заставляя Какаши взять головку в рот. Он, на удивление даже самому себе, лишь послушно посасывает, обводя языком, и прикрывает глаза, чтобы не смущать и без того сходящего с ума парня. Архитектор старается, работая языком, выделяя побольше слюны, помогая себе рукой и иногда чуть сжимая яички одной рукой, другой оглаживая бёдра и ягодицы.       Стоны Наруто – лучший звук, который Хатаке только доводилось слышать: он действительно наслаждается, слушая, как этому парню хорошо, чувствуя его пальцы в своих волосах и эти чуть неловкие, но такие желанные для обоих толчки. Какаши отстраняется спустя какое-то время, чтобы дать себе отдышаться, и сплёвывает на член, размазывая слюну, смешанную с предэякулятом, по всей длине, слыша в реакцию на свои действия лишь жалобное «Какаши, ещё».       Хатаке слишком расслабляется, когда его чуть тянут за волосы вверх, вновь целуя в губы. Он с желанием отвечает, привставая с колен, вновь укладывая Наруто на кровать и заставляя его развести ноги. Они ничего не говорят друг другу, но всё прекрасно чувствуют: Какаши опускается поцелуями от губ ниже, по шее, оставляет несколько укусов на ключицах и плечах, покрывает поцелуями чужую грудь и торс, вновь проводя широкую дорожку языком по всей длине. Наруто на это только сдавленно стонет, сжимая руками постельное белье под собой.       — Какаши… не мучай, п-пожалуйста.       Он поднимает взгляд, кивая, и медленно приподнимается обратно. Он тянется ко второму ящику стоящей рядом с кроватью тумбочки и достает оттуда бутылёк смазки и презервативы. Положив их на подушку, лежащую рядом с Наруто, он вновь целует его, переплетая языки и чуть потираясь об чужие руки, пытающиеся стянуть с него брюки. Узумаки удаётся это только спустя какое-то время, и он впервые дотрагивается до члена Какаши, который казался в руке намного более большим и толстым, чем его собственный. Младший только сглатывает, смотря в глаза Какаши – и его взгляд резко, из такого властного и горячего, стал чуть напуганным и взволнованным, и он поближе наклоняется к чужому лицу.       — Мне… малыш, – он впервые называет его не по имени, и Наруто только улыбается от нового прозвища, – если ты перехотел, мы можем…       — Я чертовски хочу этого, даттебайо, не выдумывай! – Наруто чуть обидчиво надувает губы, и все его смущение вновь пропадает – чёртики вернулись на своё законное место. — Просто ты... непривычно большой.       Какаши только качает головой, наклоняясь и вновь целуя в губы. Он отстраняется, пока Наруто обвивает его руками, как мартышка ветку, и пытается открыть смазку, чтобы растянуть парня. На самом деле, рациональное зерно внутри Какаши сейчас кричит о том, что Наруто в итоге пожалеет утром и уйдёт, потому что это не соответствует никакому из планов, всё слишком быстро и, в целом, Наруто нахрен не нужен такой, как Какаши, но он только плюет на это. Потому что сейчас, смотря в эти голубые, чуть взволнованные, но влюблённые и очень красивые глаза и чувствуя себя любимым, он готов пожертвовать всеми чертежами и графиками Земли, лишь бы Наруто был с ним и только с ним.       Всё-таки найдя в себе силы не сорваться и распределив чуть прохладную жидкость по трём пальцам, он покрывает поцелуями лицо Наруто, аккуратно вводя в него средний палец на одну фалангу. Он, на удивление, входит легче, чем ожидалось, и он смотрит на Наруто, который лишь прикусывает губу и толкается, чтобы получить в себя чуть больше. Какаши лишь ухмыляется – какой же Наруто маленький чертёнок – и спокойно вводит второй, наслаждаясь тем, как стонет и просит ещё Наруто. Мольбы «глубже» переплетаются с «даттебайо», проклятия Какаши в том, что он слишком медленный – с признаниями в любви. Он чуть царапает его спину, сжимает кожу, подается вперед, утыкается носом в плечо и прикусывает кожу, потому что, хоть ему и больно, но ему чертовски хорошо, так хорошо, как не было ещё никогда.       — Я же не хочу тебя порвать, – Какаши бубнит в самое ухо, прикусывая мочку, и вводя второй палец до конца, – сам же сказал, я непривычно большой.       — Н-не зазнавайся…       Какаши только тихо смеётся, аккуратно вводя третий, слыша чуть жалобный стон и видя, что парень зажмурил глаза и нахмурил брови. Значит, больше двух Наруто в себя не вставлял. Хатаке двигается безумно медленно, целует плечо и щёки парня, чтобы отвлечь, потому что он тяжело и жадно дышит, царапая ему плечи. Наруто прижимается губами к поставленному им же засосу, и, начиная чувствовать удовольствие, медленно подаётся к руке Какаши, прося палец внутрь себя целиком. Тот вводит его до конца чертовски медленно и плавно, словно специально мучая текущего по нему Наруто.       Когда Узумаки начинает получать удовольствие от растяжки, Какаши двигает пальцами внутри так медленно, что парню этого очень мало. Он поджимает пальцы на ногах, стонет в чужое ухо, умоляет ещё, но видит лишь ухмылку со стороны Хатаке и истинное желание поиздеваться и растянуть своё собственное извращённое удовольствие. Кто бы мог подумать, что этот спокойный и холодный архитектор такой в постели…       — Д-да трахни ты меня уже, – Наруто скулит, зарываясь рукой в волосы Какаши и сжимая их, заставляя посмотреть на себя. Тот лишь ухмыляется и наклоняется ближе к лицу, проводя носом по щеке – он так давно не чувствовал влечения и желания к кому-то, а такого, как чувствует сейчас – познает впервые. Он и сам удивляется тому, какой он на самом деле извращенец, но его всё устраивает, и Наруто, вроде, нравится.       — Скажи «пожалуйста», – Какаши чмокает в губы, не отводя взгляда, – и я сделаю это, Наруто.       — З-засранец! – Наруто, еле сдерживая счастливую от их игры улыбку, обвивает обеими руками шею Какаши, и вжимает его тело в своё, смотря ему прямо в глаза. Он-то тоже не самый чистый души ребёнок, и, вспомнив их самую первую встречу, ухмыляется и облизывает губы, сжимая волосы парня в кулак.       — Пожалуйста, Хатаке Какаши, трахните меня наконец, даттебайо!       Какаши вновь целует, переплетая языки, и медленно вынимает из Наруто пальцы. Он пытается на ощупь другой рукой найти упаковку презервативов, потому что отвлекаться ему совсем не хочется. Наруто только царапает кожу сзади шеи, широко открывает рот, позволяя Какаши делать всё, что хочется, и растворяется в ощущениях. Хатаке открывает пачку презерватива зубами, что заставляет Наруто закусить губу, потому что он выглядит просто бесподобно, и потянуться чуть дрожащей рукой к чужому лицу, чтобы взять презерватив и натянуть его самостоятельно. Какаши утыкается носом в чужую шею, покрывая её поцелуями, пока Наруто натягивает на член резинку. После сам Какаши проводит по члену рукой несколько раз, смазывая, и сглатывает, наконец осознав то, как выглядит Наруто. Растрёпанные волосы, красные щеки, припухлые от поцелуев губы, шея и ключицы в следах от его зубов и засосах, вставший и влажный от его же слюны член, красивые ноги и бёдра… Какаши приоткрывает рот, осознавая, какой-же Наруто всё-таки красивый.       И парень под ним ухмыляется, чувствуя на себе такой взгляд, и чуть шире разводит ноги. Какаши нависает сверху чуть удобнее, Наруто обвивает свои ноги вокруг чужого таза, обвивая шею одной рукой, другой перебирая волосы цвета серебра.       — Ты готов? – Какаши спрашивает чуть взволнованно, нажимая головкой на растянутую дырочку, и проводит своим носом по чужому.       — Давай ж-же, – Наруто чуть стонет, – пожалуйста.       Какаши прикрывает глаза и входит в Наруто головкой, слыша только жалобный стон и чувствуя вцепившуюся в его левую лопатку руку. «Узко». Он ждёт, пока парню станет чуть легче, целует в щёки, поглаживает одной рукой по торсу и предплечьям, желая отвлечь. Спустя пару минут, когда Хатаке слышит расслабленный выдох со стороны Наруто, он входит еще немного глубже, чувствуя новые царапины на спине. Какаши решает, что будет лучшим войти сразу на всю длину, и, поэтому, поцеловав Наруто в губы, входит по основание, захватывая чуть жалобные стоны Наруто своими губами и свободной рукой сжимая его ягодицу. Архитектор не двигается – только ждёт, пока Наруто привыкнет, целуя и поглаживая.       Спустя несколько минут Наруто просит двигаться – и Какаши делает очень медленный, тягучий толчок, наблюдая за реакцией. Узумаки выгибается в пояснице и приоткрывает рот, громко простанывая имя парня сверху. Тот лишь улыбается, продолжая сжимать ягодицу, и делает еще один толчок, наслаждаясь тем, как Наруто хорошо, и как внутри него узко и жарко.       Хатаке соврал бы, сказав, что он хотя бы раз чувствовал хоть что-то похожее на тот вихрь чувств, что внутри него сейчас. Он двигается медленно, боясь навредить, чувствует, как им обоим хорошо, позволяет себе даже не сдерживаться, издавая тихие стоны и рыки в губы Узумаки, слыша в ответ его громкие, довольные стоны. И архитектор правда не знает, как всё это время он позволял себе сдерживаться.       — Быстрее, – будущий актёр кивает, смотря в тёмные глаза, — К-какаши, – после парень закатывает глаза от удовольствия, чувствуя, как он наращивает темп, – я тебя люблю, д-датебайо!       Хатаке не прекращает двигаться, пытается осознать то, что сказано, смотря на Наруто, и вновь целует его, так жадно и глубоко, как только может. Они оба уже на пределе – и старший берёт в руку член парня, двигая по нему, лаская головку, дабы довести до пика. Узумаки стонет, прикусывает кожу Какаши или собственные губы, чтобы быть чуть тише.       Наруто кончает Какаши в руку, выгибаясь под ним практически дугой, приоткрывает рот, сжимая волосы на макушке старшего, чуть наматывая жестковатые пряди на пальцы. Ему тоже нужно ещё несколько толчков – и он кончает внутри Наруто, в презерватив, издав впервые настолько громкий стон своим низким и хрипловатым голосом, от которого у Наруто обычно колени подкашиваются да голова кружится.       Они тяжело дышат друг другу в губы несколько минут, пытаясь отойти от оргазма. Какаши разглядывает сейчас такое спокойное, словно невинное лицо парня, который буквально пять минут назад выглядел под ним так раскованно и грязно. Он убирает его чуть мокрые волосы со лба, оставляя на нём поцелуй и прижимая к себе. И к чёрту все эти планы, задумки и логику. Рядом с этим чудо-мальчиком хочется только одного – жить.       — Я… я тоже тебя люблю, Наруто.

***

      Вчера им было слишком лень вставать и мыться, поэтому они, мокрые, грязные и потные, заснули в объятиях друг друга, чувствуя себя чертовски счастливыми. Какаши проснулся раньше – и просто любовался лицом этого прекрасного парня, поглаживая по волосам и обводя пальцами губы и брови, словно пытаясь запомнить каждую его деталь.       — Это жутко, даттебайо, – Наруто приоткрывает один глаз, – ты просто пялишься на то, как я сплю, – Какаши в ответ на это только неловко смеётся и целует проснувшегося парня в щёку.       — Мне ещё ни разу не доводилось спать с настолько красивым парнем, прости уж.       Они счастливо смеются, крепко прижимаясь друг к другу. Какаши бросает взгляд в коридор – и видит выпавшую из его рюкзака тетрадь с планом. Он усмехается, косясь на Наруто, который снова уснул на его плече. Хатаке Какаши сейчас, перебирая чужие волосы и чувствуя тяжесть чужого тела на себе, впервые рад, что его разработки в итоге оказались ненужными.