После четвёртой бутылки «Полуденной смерти» Кэйю начинало слегка пошатывать при ходьбе.
После четвёртого бокала «Полуденной смерти» у Дилюка начинались галлюцинации.
— Не трогай меня! — зашипел он, когда Кэйа придержал его за талию на скользкой мостовой. — Нас не должны видеть вместе!
— Конечно, любовь моя, — покладисто согласился Кэйа и вместо талии придержал его за зад. — Я об этом позабочусь.
— Ты не понял! — продолжил Дилюк, его глаза яростно сверкнули из-под растрёпанной чёлки. — Пойдут слухи.
— Рот на замке! — Кэйа убедительно изобразил, как застёгивает рот на две пуговки.
— Мы не можем допустить, чтобы пошли слухи, — страстно зашептал Дилюк, схватив его за ворот рубашки, и рассеянно огладил большим пальцем его грудь. В магии льда были свои плюсы — зимой Кэйа мог щеголять в открытой рубашке. Вечно зябнущий Дилюк даже в зной носил перчатки, а сейчас и вовсе закутался в шарф до самого носа, и Кэйе невыносимо хотелось этот нос поцеловать. — Горожанам только дай повод. Даже помощницы на винодельне. Они постоянно сплетничают о нас.
— И что же они говорят? — миролюбиво поинтересовался Кэйа.
— Они говорят, — Дилюк привстал на носочки, чтобы казаться выше, и одного этого шёпота на расстоянии поцелуя было достаточно, чтобы слухи разнеслись по городу как лесной пожар, — что мы с тобой любовники.
— Благочестивые Архонты, — присвистнул Кэйа, — да ну?
— Клянусь, — Дилюк в неистовстве почти прильнул к его губам, но, оглядевшись по сторонам, всё же отпрянул, — целыми днями только наш роман и обсуждают. У меня слух острее, чем они думают.
— Довольно скучные сплетни, — пожал плечами Кэйа, — сам знаешь, их только ленивый не слышал ещё с тех пор, как нам с тобой было по четырнадцать.
— Но тогда мы не были любовниками, — рассудительно заметил Дилюк и поглубже сунул руки в карманы. Хохлился он как птичка на ветру, но Кэйа из уважения к его опасениям не потянулся привычно обнять за плечи.
— Пожалуй, — покивал он, — тогда не были. А вот в шестнадцать...
— В шестнадцать не считается! — вспылил Дилюк и снова сверкнул глазами. — Это было просто... просто!
— Так и слухи были просто, — заметил Кэйа, который сам же их тогда и распускал. Кто мог его осудить, у него ещё не было такой власти, как сейчас, и он всерьёз опасался, что какой-нибудь дерзкий мерзавец уведёт Дилюка у него из-под носа. При одной мысли об этом до сих пор сами собой стискивались кулаки, хотя он лучше прочих знал — Дилюк в своих пристрастиях даже слишком постоянен.
— Они не понимают, что несут, эти горожане, — раздражённо процедил Дилюк. — Сколько мой отец вложил сил в этот город, сколько сил в него вкладываю я, а им бы судачить только о том, кто с кем спит!
— Отвратительно, — снова согласился Кэйа и постарался сменить неприятную тему разговора: — Кстати, может быть, тебе поменять помощниц на менее болтливых?
— Все будут болтать, — сокрушённо проговорил Дилюк и сделался ещё несчастнее.
Кэйа не удержался и всё-таки обнял его за плечи.
— Никто не увидит, — шепнул он Дилюку на ухо и поцеловал в висок. — Никаких слухов, любовь моя. Мы здесь одни.
Три девицы в накинутых поверх сорочек шубках влюблённо пялились на них с балкончика на втором этаже и громко вздыхали. Поглаживая Дилюка по затылку, Кэйа им подмигнул и приложил палец к губам.
— Даже если бы видели, — пробормотал Дилюк, и каждая его черта заострилась от гнева, будто весь он состоял из смертоносных лезвий, — пойми, я скрываю наши отношения не потому, что стыжусь тебя. Я слишком сильно тобой дорожу. Пусть обо мне болтают что хотят, но ты… тебя никто не посмеет трогать.
— Ох, — выдохнул Кэйа, когда Дилюк до боли стиснул его руку, — мою репутацию уже ничто не испортит.
— Ты не понимаешь, — Дилюк вскинул голову, но его затуманенный взгляд с лица медленно двинулся ниже и остановился на обнажённой груди Кэйи, — я не хочу, чтобы твоё чистое чувство кто-то… испоганил грязными домыслами. Все эти мерзкие пересуды. Кто снизу, кто сверху, что нам нравится и что нет. Кому вообще есть до этого дело, Кэйа? Почему никого не интересует, как сильно ты для меня важен? Как ты оставался рядом в самые тёмные времена? Даже… даже когда…
Его губы дрогнули, ресницы повлажнели; снова слишком много тьмы примешалось к его воспоминаниям, и вот это уже было не для чужих глаз. Одного взгляда Кэйи хватило, чтобы девицы поспешно убрались с балкончика и плотно прикрыли за собой дверь. Дурная репутация играла ему на руку, и пользоваться он ею не стеснялся.
— Я здесь, — прошептал он, прижимая Дилюка к себе и укутывая меховой накидкой. — Всё хорошо, я провожу тебя домой и уложу в постель, а утром ты проснёшься свежий, как роса на лепестках лилии.
— Правда? — доверчиво переспросил Дилюк. — Только, прошу, сделай так, чтобы нас никто не увидел вместе.
— Час поздний, — беззаботно улыбнулся Кэйа, — в такое время на улицах только гуляки да патрули. Уверяю, мы ни с кем не столкнёмся.
Красться по мостовым, избегая фонарей, и держаться за руки — вот за что Кэйа любил вечера, когда Дилюк изменял привычной трезвости и соглашался пропустить с ним по бокальчику. Откровенно говоря, ни в совместных прогулках, ни в знаках внимания на людях давно не было никакой тайны, но только в плену воспоминаний Дилюк так много говорил о своих чувствах, и, пусть порой это воскрешало старую боль, Кэйа хотел её.
— Патруль, — пробормотал Дилюк; слух у него действительно был острый, Кэйа услышал ровный перестук подкованных подошв лишь несколькими мгновениями позже, — скорее, прячемся!
Не дожидаясь ответа, он потянул Кэйю в тёмную арку, прижал к стене, напряжённо глядя в сторону мостовой. Здесь, в тенях, едва ли их могли заметить снаружи, но на кончиках его пальцев всё равно трепетали искры.
— Не заметят, — убеждённо промурлыкал Кэйа и погладил его по бедру.
Ещё одно достоинство алкоголя — Дилюк становился отзывчивей. Даже такой малости хватило, чтобы он со стоном прильнул теснее, уже возбуждённый.
— Тише, — взмолился он так, будто им угрожал по меньшей мере разъярённый дракон, — нас услышат.
— Только ты шумишь, — усмехнулся Кэйа и, погладив его по щеке, поцеловал.
Дилюк отозвался сдавленным вскриком и, схватив за зад, дёрнул Кэйю к себе, втёрся между его бёдер, требуя больше. Мог ли Кэйа ему отказать? Вот ещё! Потянув за волосы, он закинул Дилюку голову и прошёлся поцелуями по его горлу, обласкал языком нежное местечко под челюстью, прихватил зубами ухо. Дилюк застонал во весь голос, и Кэйа услышал, как патруль сворачивает с привычного маршрута, чтобы обойти арку по широкой дуге.
Умные мальчики.
— Вот видишь, — прошептал Кэйа, поглаживая Дилюка по спине под сюртуком, — никто нас не заметил.
— Тогда поспешим! — воскликнул Дилюк и потащил его за собой.
До городского дома Дилюка оставалось всего ничего — почти бегом они пересекли широкую мостовую, нырнули в тенистый проулок, прокрались вдоль глухой каменной стены и тихо-тихо отворили маленькую калитку, которую Кэйа с вечера предусмотрительно не стал запирать.
— Кажется, никого, — шепнул Дилюк, напоследок выглянув наружу.
— В такую темень даже собаки не гуляют, — фыркнул Кэйа и потянул его за собой.
На обсыпанных снегом кустах переливались волшебные огоньки — знак близких праздников, — и Дилюк сентиментально дотронулся до одного.
— Такой красивый, — прошептал он, тесно обнимая Кэйю за талию, и закинул голову. Его губы манили, но сильнее, чем поцелуя, Кэйа хотел знать, что он скажет. — Светит мне каждую ночь. Совсем как ты.
От вина Кэйа сентиментальным не становился, но и у него были слабости.
— И как ты — мне, — проговорил он и, прижав Дилюка к себе, снова прильнул к его губам.
— Нет! — Дилюк тотчас же вывернулся и, испуганно озираясь, потянул его к дверям. — Тихо. Тихо! Мы почти пришли.
Обслугу Кэйа тоже предупредил заранее, так что ни горничная, ни дворецкий не вышли их встретить. Наверх по лестнице они крались в полной темноте, и Дилюк продолжал горячечно тискать ладонь Кэйи, словно опасался, что она исчезнет. В спальню он ворвался с таким облегчением, словно по пятам гнался вражеский отряд.
— Наконец! — прошептал он и, раскинув руки, упал на кровать.
Кэйа зажёг светильники и сбросил накидку на кресло. Дилюк не пошевелился.
— Сейчас я тебя раздену, — улыбнулся Кэйа, отправляя вслед за накидкой китель и рубашку. В комнате, как всегда, натопили, и Кэйе даже в одной повязке на глазу было бы жарковато. — Потерпишь немного?
Дилюк бессильно приподнял руку и тут же уронил её обратно.
— Не могу двинуться, — пожаловался он. Этого следовало ожидать — вино и свежий воздух всегда лишали его сил. Ну, минут на десять, не больше, так что Кэйе следовало поторопиться с раздеванием. — Я как будто превратился в ягодный кисель. И что только людям нравится в алкоголе?
— Вкус, — пожал плечами Кэйа, который и вправду пил в основном ради вкуса. Вино не отнимало его память и не затуманивало разум, оно скорее делало его… чуть добрее, чем в обычные дни. — Сладость… — Он опустился на колени, стащил с Дилюка один сапог, потом второй. — Расслабление. Отдых от забот.
— Если бы я мог хоть на мгновение отдохнуть от забот — лучшие вина Мондштадта были бы в моём распоряжении, — с горечью пробормотал Дилюк. — Но вино только возвращает к жизни мои кошмары… Спасибо, что ты рядом, Кэйа. Жаль, что я должен скрывать тебя ото всех… Жаль, что даже отец осудил бы нас…
— Может, и не осудил бы, — улыбнулся Кэйа, неторопливо расстёгивая его сюртук. Дилюк, едва ли соображая, что делает, поглаживал его коленом и с тихими вздохами ёрзал, стараясь прижаться к рукам. — Знаешь, сколько раз я ему обещал, что попрошу твоей руки, как только ты войдёшь в пору?
— Нет, — буркнул Дилюк и, едва разошлись полы сюртука, сунул руку Кэйи себе под рубашку. — Он хотел для меня только добра, я уверен, но…
— Я не худшая партия даже для винного магната. — Кэйа размотал его шарф и взялся за жилет. — Клянусь, он бы в конце концов согласился. Я заслужил бы тебя, Дилюк, не доблестью — так иной службой.
— Твоей доблести всегда было достаточно, — влажно прошептал Дилюк и, поймав его руки, притянул к губам. — Твоей преданности. Твоей любви. Ты тот, на кого я могу полагаться, Кэйа. Ты…
Сейчас Кэйа и в самом деле не решился бы попасться кому-то на глаза, потому что улыбался он, должно быть, как самый влюблённый на свете дурак.
— …ты всё равно попросил бы моей руки, даже после всего… после всего, что было? — спросил Дилюк с надеждой, от которой Кэйе стало больно.
— Дилюк, — проговорил он, склонившись, и Дилюк снова подался к нему с такой жадностью, будто всё в нём погибало без ласки, — даже окажись весь мир на пороге разрушения, я думал бы только об одном — как уберечь тебя. Я ничего в целом мире не хотел сильнее, чем сделать тебя счастливым. И сейчас не хочу.
— Ты… такой хороший, Кэйа, — выдохнул Дилюк ему в губы, и Кэйа поцеловал его — но теперь уже никто им не мешал и не мог отвлечь. Дилюк вился под ним, пытаясь расправиться с остатками своей одежды, но больше мешал, чем помогал, и в этом редком для него помешательстве становился только краше.
— Я не хороший, — проворчал Кэйа, стаскивая с него штаны, и Дилюк протестующе застонал, шире разводя колени, — но ты делаешь меня лучше.
— Кэйа… — Взгляд Дилюка стал молящим, глаза казались ещё больше, и огненная бездна в них тянула Кэйю, как не тянуло никакое вино и ничто, называемое привычкой, дурной или полезной.
Кэйа закинул ноги Дилюка себе на плечи и сладко провёл языком между его ягодиц. Он делал это часто, но первый стон, сдавленный и недоверчивый, будто Дилюк сомневался, что могут существовать такие ощущения и кто-то способен сделать ему настолько хорошо, всегда ласкал его слух как в первый раз.
Ох, как хорошо это было в первый раз. Во все остальные, впрочем, не хуже.
— Кэйа, — повторил Дилюк и за чёлку потянул его выше. Кэйа обцеловал внутренние стороны его бёдер, прикусил нежную кожу внизу живота, заслужив ещё один стон, потёрся щеками о затвердевший член. — Кэйа, пожалуйста…
Дилюк ненавидел вино, потому что оно выталкивало наружу все его желания. Он никогда бы не попросил трезвый — точнее, не сознался бы, что хочет попросить, и у Кэйи на сердце стало ещё теплее от мысли, что Дилюк ему доверяет даже такого себя, такого, каким сам бы осудил.
Но Кэйа бы его судить не стал ни при каких условиях — и надеялся, что Дилюк это понимает.
— У меня для тебя кое-что есть, — подмигнул он и, поднявшись, расстегнул штаны и потянул ремень вниз. Дилюк жадно следил за ним, тяжело дыша и облизывая губы. — Нравится?
При виде его члена Дилюк слегка покраснел.
— Да.
Растягивать представление Кэйа не стал, сбросил штаны вместе с сапогами и забрался на кровать.
— Иди сюда, — позвал он, укладывая Дилюка на себя. Даже сейчас, обнажённый, Дилюк льнул к его рукам так, будто ему не хватало прикосновений. — Вот так хорошо?
— Ты можешь лучше, — усмехнулся Дилюк и потянулся за следующим поцелуем.
Кэйа прошептал несколько слов, подождал, пока на кончиках пальцев выступит прохладный бальзам, и в пару движений размазал его по своему члену. Когда-то это заклинание далось ему тяжело, но окупилось тысячу раз — и ещё по тысяче Кэйа бы добавил за то, с каким лицом Дилюк подавался навстречу первому его движению.
— Кэйа, — его глаза округлились, — как ты это делаешь?
— Секрет, — улыбнулся Кэйа и толкнулся глубже. Вцепившись в его запястья, Дилюк впустил его до предела — и задвигался торопливыми рывками, будто боялся, что в спальню в любой момент могут ворваться. Это, впрочем, было не из-за вина — стихия выбрала Дилюка, потому что он мог её принять и управиться с ней, слиться с ней, он был горячим и нетерпеливым, хотел получить всё и сразу, и это подкупало в нём Кэйю, порой даже слишком расчётливого. Дилюк мог бросить в огонь весь город — и даже Кэйе не всегда было по силам устоять перед его силой. Но Кэйа и не хотел. Он хотел гореть в том же пламени, даже если однажды оно заберёт его жизнь.
С криком выгнувшись на измятой постели, он был уверен, что всё-таки растает облаком пара. Ни о чём бы не пожалел.
— Кэйа, — повторял Дилюк, яростно толкаясь ему в кулак, и Кэйе на живот и грудь брызгали всё новые горячие капли, — Кэйа…
— Тоже люблю тебя, — нежно улыбнулся Кэйа, прижимая его к себе.
Дилюк довольно вздохнул, подпихивая макушку ему под подбородок, и сонно прикрыл глаза. Заключительный эффект алкоголя — сладкий, спокойный сон.
Полежав ещё немного, Кэйа сходил за подогретыми полотенцами, обтёр себя и Дилюка и даже побросал всю одежду в кресло, чтобы уменьшить количество поводов для утреннего ворчания. Засим свои обязанности он счёл исполненными, завалился к Дилюку под бок и, прежде чем уснуть, ещё с минуту любовался тем, как хорошо смотрятся рядом их обручальные кольца.
***
— Я вчера пил? — одновременно грозно и разочарованно вопросил Дилюк, стоя посреди спальни.
— Ты? — не открывая глаз, изумился Кэйа. — Быть не может!
— Я пил, — констатировал Дилюк, брезгливо поднимая с кресла свой сюртук, любовно обмотанный штанами Кэйи. — Я не мог оставить свои вещи вот так.
— Ты пьёшь только виноградный сок, — напомнил Кэйа, сладко потягиваясь. — Чтобы от него опьянеть, нужно его сначала подготовить, ну, знаешь, оставить побродить… а мы точно не сидели в таверне так долго, чтобы он забродил прямо у тебя в стакане…
— Как ты меня уломал? — Дилюк гневно нахмурился. Предчувствуя атаку, Кэйа пополз к дальнему краю кровати. — Что ты мне обещал?
— Я? — возмутился Кэйа, цепляясь за край одеяла, которое Дилюк очевидно нацелился сдёрнуть. — Я же знаю, как ты ненавидишь вино! Дурные воспоминания, потеря памяти… нет-нет, я бы ни за что не стал тебя уговаривать. Это всё Джинн.
— Джинн? — Дилюк недоверчиво выгнул бровь. — Ей-то это зачем?
— Большая поставка «Полуденной смерти» для важной делегации. Джинн хотела, чтобы ты убедился в качестве вина лично… и…
— И? — холодно потребовал продолжения Дилюк.
— Я всего стаканчик пропустил вместе с тобой, — соврал Кэйа, натягивая одеяло на голову. — А ты сказал, давай посидим ещё немного. Клянусь, слегка за полночь мы уже были в постели!
Дилюк поднял другой край одеяла и окинул Кэйю пристальным взглядом.
— И я не делал ничего постыдного? — уточнил он.
Кэйа полагал, что синяки от его пальцев на заднице могли бы сойти за улику, но Дилюку их, к счастью, видно не было.
— Не припомню, чтобы ты хоть раз сделал что-то… такое. — Кэйа сбросил одеяло и обольстительно потянулся. Дилюк снёс провокацию стойко. — Недостойное.
— И чуши никакой не нёс? — продолжал пытать Дилюк.
— Конечно, нет. И потом, любовь моя, мы ведь уже два года женаты, какие между нами могут быть тайны?
— Какие угодно, — проворчал Дилюк и по пути к купальне пнул сапог Кэйи, раскинувшийся на полу. — Я уверен, что опять наговорил тебе чепухи, а ты жалеешь меня и не сознаёшься. Поверь, — раздалось из-за полуприкрытой двери, — моя гордость сможет пережить любой удар, Кэйа. Я всегда должен помнить, в какое чудовище превращаюсь из-за алкоголя.
«В таком случае, мне нравятся чудовища», — довольно подумал Кэйа и перекатился на живот, чтобы подсмотреть, как Дилюк перед большим зеркалом перевязывает волосы, зажав в зубах гребешок. Но вслух, конечно, сказал:
— Ничто и никогда не превратит тебя в чудовище. А если вдруг превратит, я тебя спасу, я обещал, помнишь?
Дилюк покосился на него немного теплее и вздохнул.
— Кэйа, я помнил хотя бы, что мы с тобой вместе?
Кое-какой информаций Кэйа мог и пожертвовать.
— Конечно, — усмехнулся он, и под его взглядом Дилюк, всё ещё обнажённый, снова мило порозовел, — но изо всех сил старался скрыть нашу связь.
— Ни капли алкоголя, никогда, — твёрдо сказал Дилюк, яростно глядя в глаза своему отражению. — Ни при каких условиях.
— Брось, в этот раз я упустил шанс снова сделать тебе предложение, позволь мне отыграться! Должен же я научить тебя пить!
— Нельзя научиться пить!
— Про поцелуи ты тоже так говорил, — напомнил Кэйа, облизывая всё ещё припухшие губы, — и что? Теперь ты мог бы стать чемпионом Мондштадта!
— В чём? — растерялся Дилюк.
— В поцелуях, конечно. Уверен, такое состязание не проводят только потому, что победитель известен заранее, не будет никакого интереса сражаться.
— Кэйа, угомонись, — проговорил Дилюк, усаживаясь рядом, и обхватил его лицо ладонями, чтобы заглянуть в глаза. — Я тебя не обидел? Не сказал ничего дурного? Ужасно, что я в такие моменты совсем не могу себе доверять.
— Ты был ко мне добр, — улыбнулся Кэйа и, притянув его ближе, добавил: — К тому же в такие моменты ты можешь доверять мне. Сам знаешь, я всегда сохраняю холодный ум.
Покачав головой, Дилюк поцеловал его — и то, с каким мастерством он это сделал, внушало надежды, что однажды Кэйа всё-таки научит его пить.
08.01.2021
