Дурак и молния

Двери торжественно распахиваются, звонко ударяясь о стены, и броско трещат петли, привлекая всё внимание единственного затихшего присутствующего. Режет слух вальяжное цоканье мужских каблуков, а также звучный голос, прозвучавший впоследствии. —Давно не виделись, Священная Римская империя, — отдалось эхом по кабинету. Люциано бессовестно залезает на стол, чванно рассевшись на краю и высокомерно закинув ногу на ногу. —А ты как всегда, — Бернхард облизывает персохшие губы, небрежно бросая, нежели аккуратно откладывая бумаги и стреляя глазами в сторону наглого Варгаса, зачёсывая назад вылезшую на лоб прядь светлых волос. —Что «как всегда»? —Ничего. —Скажи, — Италия хмурится, повышая тон. Блондин как-то двусмысленно ухмыляется, специально раздражает Люциано. —Не вынуждай, — разворачиваясь всем телом и угрожающе надвисая над немцем, хрипло шипит итальянец в нескольких миллиметрах от лица Байльшмидта. Бернхард, возбуждённый и одновременно смущенный таким жестом, грубо целует в губы Люциано, страстно углубляя поцелуй, бесстыдно играясь с чужим языком. Варгас делает наигранные попытки отстраниться, — чтоб немчура сильно не зазнавался, — но сдаётся, полностью отдаваясь возлюбленному. Медленно перерывая поцелуй, немец дразнит его пошло, мучительно заводит, оставляя между ними нить слюны, которую скоро слизывает. —Ты очень сексуальный, когда злишься, — ласково шепчет Бернхард в губы Варгаса, издавая относительно громкий неприличный звук: протяжно стонет. Италия пылает. Сгорает изнутри от смущения и соблазна. Его аккуратное личико, точно выполненная работа гениального скульптора, украшает яркий румянец. Локти предательски подрагивают, и итальянец едва держится, чтобы не рухнуть. —Фу, Г-Германия, — Люциано слабо толкает Бернхарда в грудь, отталкивая от себя, и тот лишь откидывается в кресле, ехидно посмеиваясь. —Ты мерзкий... —Но тебе же понравилось, — немец полшлёпывает себя по коленям, призрачно намекая на продолжение. —Это ты меня извращаешь, высокомерный ты ублюдок, — раздражённо выражается Варгас, капризно цокая и элегантно спрыгивая со стола, оборачиваясь, и кидая взгляд на, между прочим, всё это время открытые двери. —Очень надеюсь, что твои пошляцкие закидоны никто не услышал. Проигнорированный, обиженный жизнью Бернхард тяжело вздыхает, мрачно нахмурившись и пялясь на задницу Люциано — утешительный приз в этой ситуации. —А что случится? — непосредственно интерисуется Байльшмидт. —Ты дурак? — озадаченный вопросом, итальянец поворачивается к блондину, наивно рассматривающего люцианское лицо. —Так что? —Иди в жопу, Бернхард. Блондин ухмыляется, — Варгас искренне надеется, что этот извращенец давится своим остроумием, ещё не озвученным, правда. —Заткнись. —Но я ничего не сказал, — Германия пожимает мускулистые плечи. —Я знаю, что ты хотел сказать.