Последний гудок

Шелест одежды,

Скрип половиц,

Тапки на ступнях,

А в руках — шприц.

— Хей Миттенс, вставай! — крикнул зеленоволосый парень, топая ногами по лестнице, отчего в доме стало шумно. — Угрх, Эдрик, будь тише! — зашипела Эмити, надеясь, что её больше не потревожат. Она медленно поднесла свободную руку к переносице, слегка массируя её. Эти головные боли не были чем-то новым, но эта привычность не облегчала ежедневный дискомфорт. — Прости, — глухо прозвучал голос Эдрика за дверью, а следом раздался тихий стук. — Входи, — сухо произнесла Эмити. — Ты уже приняла лекарство? — спросил парень, выглядывая из-за приоткрытой двери. — Я как раз собиралась, пока ты не начал орать, — ответила Эмити, сквозь стиснутые от дискомфорта зубы. Пульсирующая боль в висках раздражала, как и незваный гость. — Могла бы хоть доброго утро пожелать, — насупившись, Эдрик показательно отвернулся. Не дождавшись ответа, он вновь взглянул на Эмити: от вида едва ли не стонавшей от боли сестры по его телу пробежала дрожь. — Я, наверное, не буду мешать тебе, — нервно протараторил Эдрик, тихонько закрывая дверь. Очень трудно наблюдать, как страдает человек и быть не в силах помочь ему. Вот и Эдрик с Эмирой не могли сохранять хладнокровие, наблюдая за беднягой Эмити. Облегчённо выдохнув, Эмити закатала левый рукав пижамы, крепче зажав шприц с бесцветной жидкостью в нездорово бледных и костлявых пальцах. Сколько бы раз она не заливала в себя эту чужеродную жидкость, смотреть, как игла проникает в твою вену, а жидкости становится всё меньше и меньше она так и не привыкла. Хотя бы от того, что это процесс проходил вовсе не безболезненно. Каждый раз девушка чувствовала головокружение и тошноту — и только через минут пять ей становилось легче. Если не считать постоянную слабость и общую подавленность, конечно. Последняя капля и шприц падает на пол. Эмити жмурится до боли в веках. Всё перед глазами плывёт, а в животе крутит. Мир превратился в скопление красок, яркими брызгами растекаются на мольберте, создавая картину жизни, которая неумолимо вытекает сквозь дрожащие руки. Эмити честно пыталась за неё ухватиться, но с годами её становилось все меньше, как и желания. И она понимает, что наступит то время, когда ловить будет уже нечего. Жизнь будто разделилась на «до» и «после» в тот момент, когда впервые она рухнула в обморок прямо на уроке, а проснулась уже в больнице под тяжёлыми взглядами врачей и родни. И, увы, сделать она с этим ничего не может. Лишь завершить то, что уже началось. Когда её, наконец, отпустило от побочного эффекта, Эмити решила спуститься вниз, но замерла на середине лестницы — снизу доносились крики отца и матери. — Аладор! Ты понимаешь, что мы больше не можем платить по счетам? — Я как никто другой об это знаю! Но что, по-твоему, мне делать? Я и так впахиваю на двух сменах день за днём! А что делаешь ты?! — Я воспитываю наших с тобой детей! — кричала Одалия. — Как раз таки из-за одного из наших детей у нас такие проблемы! — пустая кружка полетела на пол. — Я и сама прекрасно знаю об этом! Крики родителей причиняли невыносимую боль, держать которую в себе приходилось силой. На запястьях то и дело появлялись, будто крапинкой, новые гематомы, отдавая тусклой синевой. — Какой смысл во всём этом, если исход очевиден? Ты сама слышала, это не излечимо! — судя по резкому скрипу, Аладор встал со стула, направляясь в сторону выхода. — Куда ты пошёл?! — воскликнула Одалия, также вскакивая из-за стола. — Тебя это не должно волновать! Сиди и воспитывай своих детей! Громкий хлопок дверью и квартиру стали наполнять тихие всхлипы и звон осколков разбитой кружки. А в это время Эмити старается не заплакать, вновь кусая и так растерзанные кровяными язвами губы. Она девочка не глупая; прекрасно знает, что это её вина. Вытерев уже влажные глаза, девушка направилась вниз, всё ещё чувствуя дрожь в коленях. Кажется, Одалия была настолько поглощена своим горем, что не заметила Эмити, которая с трудом стала поднимать разлетевшиеся осколки. Только услышав позади себя болезненный стон, женщина резко обернулась, завидев своё чадо, что через боль пыталась вновь подняться на ноги. Одалия быстро подскочила к дочери, грубо хватая ту под локоть. Усадив её в кресло, женщина резко выхватила все осколки из тонких, худощавых пальцев. — Не можешь нормально помочь — не помогай! — рявкнула Одалия, даже не заметив, что причинила своей дочери боль. Тонкая струйка крови медленно стекала вниз, оставляя багровые капельки на сиреневой штанине. Тихо вздохнув, Эмити медленно встала, опираясь на подлокотник, и нетвердым шагом направилась к обветшалому шкафчику, внутри которого она смогла откопать аптечку. Вынув оттуда пластырь, девушка быстро налепила его на палец, а Одалия удалилась в сторону ванны, видимо, желая привести себя в порядок. Услышав шорох позади, Эмити обернулась, заметив Эмиру и Эдрика, что осторожно спускались по лестнице. У них на лице было написано, что они всё прекрасно слышали: опущенные головы, жалостливый взгляд, который так ненавидела Эмити, нахмуренные брови. Девушка знает, о чём думают эти двое. Она знает, что они хотят сказать. Такое уже случалось и не раз. Но это всё равно причиняло боль. Знать, что всё это — твоя вина. — Хей, Миттенс, — мягко начала Эмира. — Это не тво… Заметив, как сжались кулаки девушки, она остановилась. — Ты же знаешь родителей. Они не думают, что говорят, когда ругаются, — заметив ступор сестры, подхватил Эдрик. — Хватит. — резко оборвала их Эмити, что уже взахлёб наслушалась этих оправданий. Если они считают, что она поверит во всё это, то глубоко ошибаются. Или она выглядит в их глазах совсем идиоткой, дурочкой, что не понимает совсем ничего в этой жизни? — Эмити, я не это имел ввиду! — встрепенулся Эдрик. — Я пойду, погуляю, — Эмити резко развернулась в сторону гардеробной, не дав близнецам и шанса на оправдание. Да и какой в этом смысл? Схватив лёгкое осеннее пальто, девушка накинула его на плечи, на ходу натягивая рукава, а следом шла бежевая шапка, что так полюбилась Эмити (вовсе не потому, что её подарила Луз). Рядом висел рюкзак, который девушка схватила уже на автомате. Нащупав ключи в кармане, она двинулась в сторону выхода, пока её не остановил скрипучий голос матери. — Взяла лекарства с собой? — спросила она, с трудом сдерживая своё недовольство, хоть и безуспешно. Эмити вскрыла портфель и, осмотрев его, обнаружила отсутствие небольшой сумки с нужными колбочками и запасными шприцами. Скинув обувь, она как можно быстрее вернулась в комнату, стараясь игнорировать нравоучения матери о том, какая она безответственная и неблагодарная. Заперев дверь изнутри, Эмити быстро шарит по шкафу, находя нужную вещь. Закинув её в сумку, она, снова игнорируя боль в суставах, старается уйти как можно быстрее, ведь Одалия заметила игнорирование со стороны дочери. Женщина кричит громче, что уже начинает причинять Эмити дискомфорт. Её голос будто иголками врезался в ушные раковины, вызывая неприятное покалывание по всему телу и одновременно с этим лёгкую дрожь. Захлопнув дверь, даже не дослушав мать, Эмити облегчённо вздохнула. Гудение в её голове к счастью прекратилось, а девушка преспокойно решила воспользоваться лестницей вместо лифта (тот тоже довольно неприятным сигналом оповещает о прибытии на этаж).

Кружка летит — слышится крик,

Осколки летят, плоть рассеча.

Капает, капает, капает кровь.

Рана на сердце? Помочь мне не в мочь —

Придётся смотреть, как питает печаль,

Разбитое сердце роднёй на запчасть.

В лицо ударил прохладный сквозняк, заставляя пряди волос приятно щекотать кожу на шее и щеках. Приятно чувствовать что-то помимо отчаяния и страха. Заправив выбившуюся прядь за ухо, Эмити решила вдохнуть больше и глубже этого замечательного запаха, от которого уголки губ невольно дрогнули в слабой улыбке. Но уже через пару секунд, девушка зашлась хриплым кашлем, что отдавал болезненной пульсацией в груди, а потом волнами и по всему телу. Ей категорически нельзя делать глубокие вдохи, но её это никогда не останавливало. Ей уже всё равно на то, что можно, а что нельзя; у неё просто нет времени на это. Эмити считает, что оно того стоит. Уж лучше она насладится стремительно утекающей жизнью сполна, чем будет просто тухнуть в попытках хоть немного продлить этот срок. Хотя в данной ситуации более уместно говорить тлеть. Эмити уже давно потухла, а всё, что перед вами — тлеющий пепел от того огня, что ей подарила одна особенная девушка. И снова в мыслях лишь она. Только теперь эти мысли не заставляют щёки заливаться невинным румянцем и бабочки больше не порхают в животе. Теперь Эмити посещает лишь горькая усмешка и ком в горле в купе со сбившемся от всхлипов дыханием. Воспоминания кадрами, будто в последний раз проносятся в голове: первая встреча — ненависть с первого взгляда, вторая — противоречивые мысли; третья — симпатия, и так по наклонной от ненависти до любви. Только теперь от них не становилось теплее. Принять тот факт, что безобидные грёзы о совместном будущем теперь заменяются падают в непроглядную пустоту (смертью, небытием, называйте, как хотите) принять трудно и… обидно. Всю жизнь… Столько времени она потратила на то, чтобы угодить родителям ради того дня, когда она, наконец, оправдает их надежды, ради того, чтобы ею гордились, ради того, чтобы она, наконец, могла вздохнуть спокойно — пожить для себя. Вот только ничему из этого не суждено сбыться, а время назад не воротишь. Оно у неё почти закончилось. Только ради Луз Эмити живёт дальше. Пожалуй, дружба с ней — единственное, о чём она не жалеет, то, чем дорожит. Но Эмити так часто себя ненавидит за то, что заставляет её страдать, заставляет её наблюдать за тем, как она словно цветок увядает на её глазах. Ей и хотелось бы, чтобы Луз о ней забыла — не плакала. Да вот только, Эмити эгоистка. Представься ей такой шанс — она бы им не воспользовалась. Слишком боязно возвращаться к жизни без Луз. Слишком страшно уходить из жизни без Луз. Слишком.… Слишком без Луз. Вспомнив о небольшом городском парке, Эмити решила направиться туда, насладится одиночеством. Уединится с природой. Спрятаться от всех. Утром в этом парке обычно ходят одни старики да старушки. И Эмити тоже. Блуждая по просторной, пустой территории, девушка с интересом разглядывала то медленно падающие разноцветные листочки, что образовывали воздушные кучи, в которые так и хотелось с разбегу плюхнуться, то белок, что перебегали с ветки на ветку. В голову стали лезть мысли о том, как весело было бы им с Луз, признайся она ей раньше, например, год назад. Возможно, они бы вместе бегали как раз по этим тропинкам, падая в кучу листов, заставляя те кружится вокруг них, словно вальсируя. Или на ведьменском шабаше, как сказала бы Луз. Но какой уже смысл? Это уже не имеет значения. А может никогда и не имело значение. Кто знает, что ответила бы Луз. Заприметив одинокую скамейку, Эмити решила передохнуть — колени чертовски сильно болят. Сев с болезненным стоном, девушка стала наблюдать, как падают листочки. Кто-то скажет, что это наитупейший способ проводить, возможно, последние годы, месяцы, дни жизни. Но Эмити думает, что легче всего отпустить жизнь, наблюдая за тем, как это делают другие. Например, как это делают деревья перед ней. От этого не легче. Один из листочков приземлился Эмити на макушку. Взяв его в руки, девушка ощутила влажность и шероховатость под пальцами. Покрутив его в руке, она решила спрятать неожиданный подарок в карман. Зачем? Она и сама не знает. Может, хочет сохранить хоть какую-то частичку жизни у себя.

Кружатся в вальсе листочки, смотри!

Весело им, они словно огни!

Красный, зелёный, жёлтый, багряный!

Но краска души растворяться вмиг стала!

Вновь пустота, ветра слышится гул,

Тьма не спадает, слышится стук,

Трепетный шёпот,

Мерный твой глас,

Кто же остался?

Одна ль ты сейчас?

Посидев так ещё некоторое время, Эмити решила отправиться в кафе. Не абы какое, а в сам «Совиный Дом». С недавнего времени там стала работать её репетитор по… а чёрт его знает. Что они только не учили вместе. Но, видимо, женщине надоела Эмити профессия, и она решила сменить обстановку. А недалеко открылось кафе, где как раз таки начальница — твоя сестра, так почему бы не попробовать? Вот и она так подумала, и теперь стала жертвой ежедневных шуток от шеф-повара Идалин Клоторн, чей юмор оставляет горьковатый привкус на языке, как и её фирменный кофе. Да и Луз туда частенько захаживает… Думаю, никому не повредит подработка у женщины, которая буквально приютила тебя, потерянную в провинциальном городке, за то, что ты смогла обдурить её в карты (видимо Луз — её дочь из параллельной вселенной). Эмити иногда, кажется, что она сходит с ума. Знает, что будет больно, знает, что будет страдать, но идёт к своему солнышку, что греет всех вокруг, но обжигает лишь её (а она и не против). Эмити одновременно надеется всем сердцем, что Луз сейчас в кафе и думает головой, лишь бы её там не было. Психушка давно по ней плачет. За этими мыслями девушка и не заметила, как вышла на проезжую часть. Лишь, когда услышала запоздалый гудок и чью-то ругань вдалеке, но даже от этого ей уже хочется уйти отсюда как можно скорее. Завидев вывеску знакомого здания, Эмити попыталась ускорится, но боль в груди быстро её одернула — видимо, перенапряглась, — но всё же она не остановила, и девушка лишь замедлилась, направляясь в сторону «Совиного Дома». Звон колокольчиков, и Эмити привлекает внимание всего персонала — в данный момент она единственный посетитель. Первой навстречу вышла Лилит, что-то бурча стоящей позади Иде. Та же лишь довольно посмеивается. — Привет, дорогая. Что тебя привело? — тепло улыбнувшись, Лилит приветственно повела её к столику возле окна — она всё же заметила, что Эмити садится только туда, если тот не занят. — Ну, мне бы хотелось латте с мятой, пожалуйста, — улыбнулась Эмити. От этой женщины за пару лет обучения она получила в разы больше ласки и искренней любви, чем от матери за всю жизнь. — Конечно. Тут кстати кое-кто хотел повидаться с тобой, — в ответ на вопросительный взгляд Лилит кивнула в сторону прилавка, где Ида, подмигнув, вытолкнула Луз, что выглядела слегка сонной, будто только проснулась. Об этом же свидетельствовали ещё более кучерявые и растрёпанные волосы, чем обычно. Недовольно бурча о том, что ещё не время идти в школу и вообще так рано будить это уголовное преступление, она и не заметила Эмити, что с умилением рассматривала растирающую глаз Луз, словно маленький котёночек. Разлепив глаза, девушка пару секунд переводила взгляд с уходящей Лилит на смотрящую в ответ Эмити. Проморгавшись пару секунд, Луз тут же вскинула руки и широко улыбнулась, почти освещая помещение одним лишь присутствием. Подбегая со словами «Привет Эмити!», она по привычке уселась напротив, с мольбой оглядываясь на стоящую за прилавком Иду. Та, наигранно цокнув, улыбнулась и направилась на кухню делать так любимый Луз сливочный латте с кокосом (молоко, конечно, миндальное). Вновь обернувшись лицом к подруге, девушка сложила руки на столе, оперев на них голову, и снова улыбнулась. Раньше Эмити, может, и стала бы неистово краснеть и смущаться, не в силах улыбнуться в ответ, но сейчас она уверенно взглянула в такие манящие глаза и слабо улыбнулась (ладно, может слегка её щёки и покраснели, но не больше!). Они бы так и продолжили смотреть друг на друга, если бы не настойчивый кашель, что привлёк их внимание. Лилит держала поднос, на котором красовалась пара тёплых латте, что так и манили своим сладким ароматом. Поставив поднос, женщина решила оставить подростков наедине, заодно утаскивая и Иду собой, дабы та не портила им времяпрепровождение своими вульгарными шутками и, что уж таить, чтобы отомстить за испорченный утренний душ. Оставшись наедине, Луз решила прервать приятную, но всё же затянувшуюся тишину. — Эмити, что привело тебя сюда? — попивая латте, Луз чутка сощурилась, смакуя приятную кислинку на языке. — Решила просто прогуляться, — вспомнив причину своего побега из дома, Эмити как-то грустно улыбнулась, что не укрылось от Луз. — Эмити, что-то произошло? — обеспокоенно спросила она, чуть привстав с мягкого диванчика. Эмити, заметив это, сделала тоже самое, усаживая девушку обратно. Только вот это не было для неё также легко, как для Луз. Зашипев от боли, она медленно попятилась назад. Луз, заметив это, встрепенулась и, обойдя стол, остановилась рядом с Эмити, помогая той сесть. В ответ на её обеспокоенный взгляд девушка лишь попыталась снова улыбнуться, но вышло неудачно. Слишком уж вымученная у Эмити улыбка, даже наедине с любимым человеком. Особенно с любимым человеком. Повисла гнетущая тишина, в которой даже Луз поникла на глазах. В уголках стали наворачиваться слёзы, которые мигом смахнула Эмити, нежно проведя большим пальцем. На смуглых щеках появился еле заметный румянец, но даже несмотря на это девушка лишь удручённо вздохнула, беря худощавые ладони в свои, согревая их теплом. Луз прекрасно знает, чем Эмити болеет. И она прекрасно знает, что любая подобная встреча может стать для обеих последней. Луз во всех подробностях помнит тот ужас и страх, который испытала, увидев, как её одноклассницу уносят на носилках в машину скорой помощи. И она прекрасно помнит те удручённые выражения лиц близнецов, когда она пыталась навестить Эмити в больнице. Эти воспоминания каждый раз ранят также больно, как и в первый, а может даже и сильнее. Ведь с каждым днём Луз понимает, что у них Эмити осталось ещё меньше времени. Но для столь дорогой сердцу подруге она старалась сохранять позитивный настрой, зная, что девушка рядом не любит жалости в любом её проявлении. — Луз, иди ко мне, — произнесла Эмити, раскрывая руки в пригласительном жесте. Обычно Луз кидается в объятия с завидным остервенением, но сейчас другой случай. Она аккуратно обхватила хрупкую спину подруги, проведя пальцами по лопаткам, а потом уткнулась в острые, но такие родные ключицы. Вздрогнув, Эмити расположила свой подбородок прямо на голову подруги, мысленно отмечая уже в который раз, насколько мягкие волосы у Луз. Послышались приглушённые всхлипы. Эмити ободряюще проводит рукой по каштановым прядям, зарываясь в игривые кудряшки, хотя знает, что это не поможет. Луз лишь сильнее вжимается в тело, причиняя некоторый дискомфорт, но Эмити ничего не говорит. Сама бы обняла ту сильнее, только сил на это не хватает. — Я-я так не хочу, чтобы ты уходила… — с дрожью в голосе шепчет Носеда. Ох, знала бы Луз, как сильно Эмити сама того не хочет. Ей всё ещё страшно, как бы она не пыталась переубедить себя в обратном. Но она лишь тихонько шептала успокаивающие слова на ушко, словно убаюкивая.

Прошепчу на ушко я «прощай».

Ты кричишь, однако, «подожди!»

Но, увы, только эхо донесёт

Моё тихое и хриплое «прости».

— Мне так жаль, Луз. Так жаль… — уже всхлипывая, говорит Эмити, уткнувшись носом в макушку, вдыхая запах шоколадных прядей. Где-то в мыслях теряется тихое: «Так сладко…» Невольными свидетельницами этой сцены стали две женщины, что пытались подавить слёзы хотя бы на время. Лилит взглянула на младшую сестру, подмечая, как сильно увлажнились у той глаза. Смотреть, как страдает практически родной тебе ребёнок, да еще и наблюдать, как молодая девушка увядает день за днём на твоих глазах, очень трудно. — Ох, Ида… — прошептала Лилит, протягивая ладонь к той, но та лишь отмахнулась. — Тебе бы о себе подумать, —в этот момент женщина почувствовала влагу на щеках. Смахнув слёзы, она с грустью взглянула на младшую сестру. И Ида всё прекрасно читает в её глазах, понимая, каково ей. — Я пойду выпью, — бросила Ида, уже разворачиваясь в сторону кухни, пока её не остановил окрик. — Стой! — Ида нахмурилась, предчувствуя очередные нотации, однако: — Я… тоже выпью… Идалин была удивлена, ведь видеть пьющую Лилит — это как найти восьмое чудо света. Но она лишь хмыкнула, уводя сестру за собой на кухню. В это время девушки всё ещё сидели в обнимку, пока Эмити не начала отстраняться. Истощённый организм взял своё. Вытерев слёзы рукавом курточки, Луз с тоской взглянула в омуты потухших янтарных глаз. — Пока я здесь, давай наслаждать компанией друг друга, хорошо? — также вытирая слёзы, всё ещё шептала Эмити. Луз смогла только судорожно кивнуть. — Луз? — М? — девушка вопросительно выгнула бровь. — Не забывай меня, прошу… — сжав плечи, проскулила Эмити. Слёзы вновь наворачиваются на глаза у обеих. Луз с трудом смогла выдавить из себя короткое: «Никогда…» Сжав ткань на груди, Носеда потупила взгляд, позволяя слезам капать на стол. Эмити одними губами ответила: «Спасибо». С этого момента прошло около двух часов, на протяжение которых Эмити и Луз наслаждались компанией друг друга, и когда пришёл момент прощаться, — скоро нужно на приём в больницу — обе долго не сводили глаз друг с друга, пока силуэт Эмити не скрылся вдалеке. Сколько бы раз изо дня в день Луз не предлагала проводить подругу до дома, она всегда отказывалась — не хотела, чтобы она наблюдала за тем, как Эмити трудно передвигаться по городу. Луз слишком много на себя берёт.

***

На улице царила суета — время как-никак близится к обеду. Взглядом Эмити подмечала группы подростков, что вели себя весьма хамовато по сравнению с ней. Видимо родители совсем не занимались их воспитанием. Обойдя их как можно дальше, Эмити не заметила, как подошла к тёмным закоулкам. Она шагала всё дальше и дальше, пока картинка перед её глазами начинала то плыть, то кружиться. Учащённое дыхание заставило её остановится, оперевшись на ближайшую стенку. Тело, в особенности руки, трясутся, будто в горячке, а в висках струится и пульсирует кровь. Давление подскочило. Эмити чувствует, как что-то тёплое стекает к губе. Кровь. Эмити тошнит. Кажется, будто она сейчас выблюет содержимое завтрака на пол, а может и не только его. В голове идёт роковой бой барабанов, будто она не на улице, а на каком-то рок концерте одной из любимых близнецами групп. Прижав руку к сердцу, девушка с опасением подмечает, как сильно и бешено оно колотится. Эмити страшно. С горем пополам она кое-как отходит поближе к мусорным бакам в закоулке. Не любит лишнего внимания. Она скидывает портфель на землю, вываливая всё его содержимое. Заприметив знакомую сумочку, она трясущимися пальцами тянется к ней. Не выдерживает и падает на землю, раздирая немощные руки в кровь. Эмити чувствует, будто задыхается. В груди щемит и колит, дышать с каждым разом всё больнее. В ушах стоит звон, заставляя голову раскалываться изнутри. Содрогающимися пальцами Эмити схватилась за металлическую «собачку», расстегивая замок до середины. Она быстро выхватывает заранее подготовленный шприц. Зная, что становится практически беспомощной во время приступов, она заранее приготовила заправленный шприц в небольшом футляре, категорически отказываясь от помощи в виде сопровождающих её близнецов. Приступы случались в основном вечером, когда она уже дома, но даже так Эмити не решалась никогда рисковать, надеясь на чужую помощь. Не без усилия девушка смогла вонзить иглу в вену, потихоньку спуская поршень. Резкие движения могут привести к нелицеприятным последствиям. Когда половина шприца опустела, Эмити облегчённо выдохнула, вернув способность кое-как функционировать. Немного передохнув, она привстала и решила завершить начатое. Из-за шума в голове, девушка и не услышала, как странный тип позади поплёлся в её сторону, выбивая из рук наполовину полный шприц, отчего тот разлетелся на мелкие кусочки. Прозрачная жидкость начала пропитывать кроссовки, оставляя на них резкий запах. Эмити рухнула на землю, зажимая кисть и стиснув зубы до скрежета, не в силах сдержать болезненный стон. Чёрт, в лёгких снова давит, но уже не так сильно, как было в самом начале. «Нужно срочно взять запасной шприц!» — пульсировала в голове одна единственна мысль, что буквально толкнула девушку сквозь скованность потянуться к сумке, но мужская нога в старых обшарпанных ботинках этому помешала, до треска продавливая сумку, которая мгновенно стала источать столь не любимый Эмити запах. Откинув ногой её куда подальше, мужчина презренно окинул её оценивающим взглядом, снимая капюшон с неаккуратными заплатками с каждой стороны. Легкое пошатывание из стороны в сторону выдавало его нетрезвое состояние. Запах алкоголя смешивался с едким запахом лекарства, создавая удушливую атмосферу. — Больная! Такие, как ты… — растягивая каждое слово, икая через раз, он потихоньку удалялся из поля зрения, а может это у Эмити мутнеет в глазах. — Не должны жить! — последнее слово и он, наконец, скрылся из вида. Оттуда всё ещё слышались неразборчивое бурчание, но с каждой секундой он удалялся, оставляя Эмити наедине со смертью. Девушка обессилено лежала на полу. Её охватил вязкий ужас: ей больно, всё тело буквально горит. Она понимает, что даже если каким-то чудом дотянется до телефона, то ни скорая, ни близнецы не успеют ей помочь. Времени просто не хватит, да и кому это надо? В конце концов, это был лишь вопрос времени, когда это произойдёт. Родители уже давно подумывают о том, чтобы перестать снабжать её этим лекарством: больно оно дорогое, да и достать его трудно. Зараженных этой болезнью можно пересчитать по пальцам одной руки. И даже так, всех их ждал один конец — смерть. Эмити беззвучно плачет, то ли всхлипывая, то ли шипя. Уж слишком жгучие слёзы скатывались по бледным щекам. Как бы она не старалась выглядеть смирившейся своей судьбой, внутри она до дрожи боялась. Ей страшно умереть, она ещё не готова, хотя и чувствовала каждый божий день касание костлявых пальцев на горле. И с каждым чёртовым днём хватка становилась только сильнее. Сейчас же, кажется, будто её в открытою душат — хотя так и есть. Лёгкие с каждой пройденной минутой горят всё сильнее. Эмити никогда не ощущала себя настолько жалкой: унижения родителей и близко не стояли с тем ужасом, что происходит сейчас. С самого начала она была уверена в том, что превосходит окружающих её людей в разы, пока однажды Луз не спустила её с небес на землю. Но даже так, она была вполне уверена в себе. Но не сейчас. Глядя в глаза смерти, Эмити понимает, какая она трусиха и всё, что она делала — так это пряталась за так ненавистной ей фамилией. Ослушаться родителей? Непозволительно, она же примерная дочь. Дать отпор Боше, что считала себя пупом мира? Родители не одобрят. Можно перечислять до бесконечности долго, но всё это неизбежно приведет лишь к одному выводу — Эмити всегда искала оправдание своей трусости. Но главной её ошибкой было, пожалуй, то, что она так и не призналась Луз. Каждый раз она искала повод, чтобы отступить и всегда успешно находила. Вот только сейчас больше не последует очередного «в следующий раз» — его уже не будет. Она опоздала. И, казалось, зачем ей это делать? Она всё равно умрёт, не зависимо от того, что ответит Луз. В один момент, Эмити даже задумалась: а какой во всём этом смысл? Её жизнь предопределена, пытаться что-то изменить сейчас — глупо. Чувство страха стало сменяться апатией. Кажется, словно она приняла свою судьбу и лишь смиренно ждёт её окончания. Но зародившееся в груди желание сделать что-то достойное перед смертью упёрто стояло на своём. Если ей уже плевать на себя, то не плевать на Луз. Впервые Эмити задумалась о том, как могут отразиться её действия на других, а именно — на этой девушке. Это было бы жестоко оставить её в неведение, оставить в так тщательно сплетённой паутине лжи. Луз прекрасный человек и она заслуживает после всех своих стараний услышать правду, даже если та ранит. Эмити слишком многое в жизни пустила на самотёк и теперь жалеет об этом — ей это осточертело. В голову ударила мысль: «Хватит быть такой бесхребетной, Блайт!», а следом всплыл такой нежный и трепетный голос Луз. «Эмити! Тебе не обязательно всегда быть сильной! Побудь эгоисткой хотя бы ради меня и дай мне увидеть тебя настоящую!» В тот день обе разрыдались, будто маленькие дети, забившись в каморку в библиотеке, которую Эмити задолго до этого провозгласила своим убежищем. Именно этот случай заставил ей начать переосмысливать всю свою жизнь от начала до конца. В тот день она вскрыла многие старые раны, которые, как ей казалось, давно зажили. Руки дрожат, каждый сустав, будто в огне. Раны на руках нещадно щиплют и пульсируют. Кровь из носа давно размазалась по щекам, а липкая, важная пленка неприятно стягивает кожу. Эмити кажется, будто перед глазами черти беснуются, махая разноцветными огнями перед её лицом. Всё плывёт, но телефон отчётливо выделяется на старом, потрескавшимся от времени асфальте. Желудок рвёт от рвотных позывов, но девушка непреклонно ползёт и тянется к спасению своей души. Как бы ни было больно, всё это не имеет смысла, если она сдастся прямо сейчас. И вот злополучный гаджет в её руке. Как же Эмити счастлива, что поставила контакт «Лучик солнца» на быстрый набор. Гудок. Ещё один. И ещё. — Алло? Эмити, всё хорошо? — бодро начала Носеда и тут же осеклась, когда Эмити хрипло прокашлялась, пытаясь вернуть дар речи. — Эмити? Что с тобой?! Тебе нехорошо? Я могу помочь, только где ты и… — Луз уже была очень обеспокоена и готова бежать на помощь, лишь уловив хрип Эмити. Ну что за чудеснейший человек. — Луз, слушай меня внимательно, — прошептала в самый динамик Эмити. Каждое слово усиливало болезненный ком, от которого першит в горле. — Эмити я не понимаю! Скажи, где ты?! — в динамике послышался звук застегнувшейся молнии. Впопыхах Луз не обратила внимания на свой внешний вид, надев первую попавшуюся под руку куртку, стараясь выбежать, как можно быстрее. — Просто выслушай, пожалуйста! — заходясь в удушливом кашле, выдавила из себя Эмити. — Прошу… — уже шёпотом. Шум и суета на том конце линии прекратились — Луз прислушалась, лишь иногда проскакивали тихие всхлипы с обеих сторон. — У меня мало времени… — Луз испуганно вдохнула, но Эмити продолжила, пытаясь откашляться. — Но я должна тебе сказать, что… — Эмити, прошу, н-не замолкай! — отчаянно всхлипнула Луз. Похоже, она поняла, что происходит. — Я… — у Эмити сбилось дыхание. — Люблю тебя, всем сердцем. Ты самое лучшее, что произошло со мной, — проскулила девушка, не в силах выдавить большего. — Эмити! Прошу продержись немного, я-я… — Луз в панике попыталась придумать хоть что-то, но решения просто не было. С этим уже ничего нельзя сделать. В трубке слышно лишь тихое дыхание, которое с каждой секундой становилось слабее. Сглотнув ком, Луз отчаянно прошептала в самый динамик. — Не уходи, прошу, — и ведь знает, что просит о невозможном. — Я люблю тебя. Слова, которые она отрывает от сердца. Эмити на секунду ошарашено распахивает уже слипающиеся глаза, но потом расслабляется, выдавив самую тёплую улыбку, что у неё была. Всё же, не зря она так старалась. Она знала, что причиняет боль своим звонком, но, как говорила Луз, она побудет немного эгоисткой. В будущем Луз и сама будет благодарна подруге за то, что она открылась ей. Но сейчас, она лишь беспомощно падает на колени, пытаясь заглушить рыдания, что слышит Эмити до самого конца. А девушка лишь также хранит улыбку для Луз, хотя та её и не видит. Глаза Эмити слезятся с новой силой, но уже не только от боли, грусти и тоски, но и от счастья. Собирает оставшиеся силы и выдыхает последние слова вместе с таким же вздохом: — Спасибо, — дыхание обрывается, телефон с тихим стуком падает на асфальт, выскальзывая из бледных, слегка синеватых на кончиках пальцев рук.

Тёмный туннель, свет на конце,

В последний свой миг я внимаю тебе.

Твой сладостный шёпот в мольбе прозвучал,

Меня, зазывая, остаться прося.

Но я улыбнулась, вперёд уходя.

И, слыша твой вопль,

Срываюсь в бега.

Последнее, что раздаётся из динамиков — это громкий вопль, заставляющий сжиматься сердца даже самых чёрствых людей, а после — бездушные, монотонные гудки.

Запись звонка приостановлена.