Если вы понимаете, о чём я

Это случилось в один из тех дней, который не сулил ничего особенного, не считая, конечно, задушевных разговоров с Лёшей, которые давно приобрели статус стимула – да что там – движущей силы к чему-то высшему и ещё не достигнутому. Англичане, которых так любит Щербаков, называют это «supreme», и более ёмкое слово вряд ли можно подобрать. Да, я помню это слово. Написанное большими буквами на доске на паре по американо-британской литературе. Помню, с каким жаром выводила его преподавательница, так, что мел крошился под её рукой. Не помню, что именно мы тогда обсуждали, но помню, что был февраль, тусклое солнце и мягкий снег под подошвами коротких чёрных сапог – и ощущение, что ты – пассажир, ожидающий поезда в это самое «Supreme» Да, не говорите мне, и так понятно – ваш покорный слуга просто не может не уйти от темы. Май. Ты внезапно вспоминаешь о существовании одуванчиков и сирени, и не понимаешь, чего же они ждут, почему не распускаются. Май. А ничего ещё не цветёт. Что не так на картинке? Мне, как это бывает обычно, хотелось наружу, к лесным тропинкам, пусть пока и не в цвету. Но нужно было каким-то образом отсидеть ещё несколько пар. Желание пойти в библиотеку победил, как это тоже обычно бывает, голод. Иногда я намеренно смотрю на людей. Когда жду кого-то, например. Начинаю считать всех в фиолетовых рубашках или с рюкзаком за плечами. Но иногда человек просто сам по себе выделяется из общего ряда, хотя ты специально не изучаешь его. Мой взгляд остановился на молодом человеке в бледно-голубой рубашке и синих джинсах. Его запутанные тёмные волосы и блуждающий взгляд делали его похожим на воронёнка. Всего доля секунды, а для мозга – целый процесс: «Так. Буфет. Очередь. Юноша. Рубашка. Волосы. Боже!», я уже не говорю о воспалённости и неокрепшести этого самого мозга. Curiosity killed a cat, любопытство убило кошку, да, Нурлан не считает, что второе упоминание англичан в этом рассказе – это уже слишком. В общем-то, со мной это самое любопытство тоже сделало что-то. Я пытался проследить за незнакомцем, но встретил его в тот же день совершенно случайно, в коридоре. У него в руках был ноутбук, который он вскоре открыл, и дальше уже смотрел в него неотрывно. Даже если бы я был более наглым, я не решился бы заглянуть молодому человеку через плечо, так хотелось додумывать, что же там - лекции по процессуальному праву? Чертежи чего-то великого и прекрасного? Да уж, прав был тот, кто сказал, что мы многое узнаем в институте, и меньшую часть из этого – в аудиториях. И я не могу смириться, что однажды пройду по этим коридорам в последний раз. Хоть иди устраиваться работать на кафедру. А что? Вести любимую американо-британскую литературу, практику речи, а то и английский у технических факультетов, Лёша меня поймёт. Это случилось в один из тех дней, в который всё происходит так, как обычно. Но после этого обычным уже ничего быть не могло, если вы понимаете, о чём я.