Людям свойственно уставать от боли, всему приходит конец.
Этот день выдался слишком солнечным, и без того светлая гостиная тонет в ярком свете, льющемся из окна. Его супруга, восьмилетний сын и худший из кошмаров его бессонных ночей. Тэхён даже уже и не вспомнит тот самый момент невозврата. Он может вспомнить день знакомства, некоторые моменты их редких разговоров, но не более. А когда стало так до жадности мало — нет. Репетитор их ребенка — человек пунктуальный, точный и невозможно грамотный, не похожий на тех, с кем они до этого вели собеседования. Или Тэхён видит теперь через другую призму? «Чимин — прекрасный репетитор, я знаю его всю жизнь!» — щебечет Ынхи, когда они сидят на кухне и обсуждают встречу с этим самым Чимином. Она бережно касается ладони мужа и пытается заглянуть в уставший взгляд, а Тэхён лишь кивает, соглашается и велит делать что угодно. Ынхи поджимает губы, пытается всё ещё понимать угасший между ними огонь и терпеливо возвращается к приготовлению своего фирменного кофе. Ынхи хорошая, Тэхёну не к чему придраться, но так сложилась их жизнь почти девять лет назад и до сих пор ведет счёт нескончаемым мучениям. Молчаливой борьбе и великому терпению. Легкая интрижка, глупость молодости и, как по шаблону бывает, залёт на всю жизнь. Для их родителей — неприемлемо. Для шумного общества — неприемлемо. Но, несмотря на это, они и не думают вести другой образ жизни, им комфортно и уже привычно. Тэхён не может быть уверен в её верности, но клянётся, что не примет измену со своей стороны, и как-то всё складывается удачно. Редкий секс с примесью горячего глотка вина, и супружеский долг исполнен, заполняя брешь в отношениях. Всё хорошо. По крайней мере, Тэхёну комфортно и только самую малость утомительно. Наверное, всё начинается с того диалога на кухне, когда кружка горячего чая касается небольших ладоней. Тэхён впервые ловит взгляд медовых глаз и медленно пропадает. — Вы несчастливы? — Чимин останавливается у стола, держит в руках кружку и смотрит слишком открыто, болезненно как-то. Тэхён хочет грубо обрубить такой вопрос, высказать недовольство Ынхи и запретить этому парню доступ в их квартиру и к ребенку тоже. Ему не разрешали совать свой нос в чужие дела, даже будь он трижды лучший друг его супруги. Не имеет право. Пусть если и секретничают, то только бы не знать ему об этом. Но Тэхён почему-то молчит, тяжело проталкивает ком в горле и мечется по лицу взглядом. Что же это, почему-то хочется говорить без остановки, может, потому что Тэхён уже очень давно молчит? — Простите, просто это очень сказывается на вашем сыне… — Это не твоё дело, — сухо и агрессивно. Тэхён поджимает губы, бросает тяжёлый взгляд и просто выходит из кухни, на ходу сдирая с себя пальто. Это отвратительно, унизительно. Проницательности никто не просил. С диалога и взгляда понимающего начинается обратный отсчёт. Тэхён теряет нить событий, весь день работа поглощает его с головой, пальцы испачканы в фантомных прикосновениях, а в голове гудит чуждый голос. Он слишком изголодался по той свободной жизни, когда он мог безрассудно тонуть в эмоциях, а вечные запреты, давящие на протяжении семи лет, сейчас крошатся на глазах. Он даже не сразу замечает, как начинает приходить домой раньше, как позволяет себе ненадолго притаиться и подслушать тихие занятия из детской спальни. Кофе становится их обрядом. Тэхён не умеет его делать таким вкусным, как Ынхи, но Чимин не морщится, лишь добавляет в кружку чуточку больше сахара и улыбается, с охотой рассказывая родителю о достижениях его отпрыска. И это лишь малая причина, одна из немногих, которую Тэхён себе позволяет, а Чимин больше и не смеет пересекать грань. Чимин немногим старше него, и к своим двадцати девяти он выглядит безупречно. Утончённый, аккуратный, с поставленной дикцией, озорным смехом и с кольцом на пальце. Тэхён впервые его замечает и теперь, словно завороженный, постоянно цепляется за него взглядом, представляя, насколько же повезло его супруге… или супругу? Ведь всё может быть, почему-то ему хочется надеяться на второе, но почему? Неверно и слишком опасно. Тэхёну от себя тошно. У него у самого семья, о чём он только думает? Какие мысли он себе позволяет, глядя на эти тонкие кисти, изгибы мужского тела и лёгкий аромат одеколона? Отчаянно, до дрожи в руках страшно. Когда становится уже невыносимо, когда очередная кружка с кофе допита, он решает сбежать. Ынхи рано радуется ранним приходам супруга, он вновь пропадает в своей студии и, в конце концов, начинает «радовать» постоянными визитами домой за полночь с легким запахом алкоголя на губах. Так, для вкуса, для утешения воспалённых и навязчивых мыслей. Запретных, скрытых и совершенно неправильных. Ким замирает на пороге, потому что сталкивается нос к носу с тем, кого так исправно избегал. Тэхён немного взъерошен, шарф перекошен, почти развязан, пальто нараспашку, на одной руке — перчатка, а другую держит уже снятую. Влажные, длинные пряди черных волос хранят в себе лёгкие снежинки, превращаясь во влагу. Чимин смотрит на него, широко-широко раскрыв глаза, с одним ботинком в руках, он моментально улавливает лёгкий алкогольный флёр от мужчины и выпрямляется, глядя на часы. — Только уходишь? — хрипло и немного грубо срывается с губ Кима, Чимин из-за этих слов чувствует себя немного неловко, он выпрямляется и спускает поднятые рукава водолазки. — Ынхи, она ещё не пришла, я сидел с Джуном, пока тот не уснул. Она попросила, — Чимин отвечает тихо, почему-то быстро отступает на шаг и ударяется пяткой об тумбочку. Тэхён оказывается слишком близко, немного шумно дышит и смотрит сверху вниз. Сдирает с другой ладони перчатку и слишком рвано касается чужого плеча, ниже к предплечью, сжимает и легко дёргает на себя. Ему хочется большего. В сухой супружеской жизни на повторе усталой истомы — ему необходимо уже другое. Драйва, страха и той самой капли страсти, что подобно лавине разрастается в нём с каждым вздохом, с каждой встречей. С каждой… У Чимина взгляд панически мечется в сторону гостиной, словно приход хозяина мог услышать кто-то и сейчас слишком критично оказаться в таком неоднозначном положений, и тут же возвращается обратно. Тэхён не слепой, дурак — да, но не слепой. На него смотрят так же. И кольца явно им не порок. Чимин дышит глубоко, тихо, почти невесомо, бесстыдно опускает глаза на чужие губы и молчит, а Тэхён, в противовес, втягивает шумно воздух, накрывая манящие пухлые уста, и чуть ли не мычит от удовольствия и ощущения такой очаровательной мягкости и податливости. Да, он ему отвечает. Тут же раскрывает рот и выдыхает судорожно, хватаясь и сжимая в ладони жесткую ткань плотного пальто. Словно боится и желает одновременно. Словно борется со своими сотнями «да» и «нет». У Тэхёна голова кругом, как же долго он не чувствовал той страсти, что разрастается внутри подобно огню. Он напирает, вдавливает парня в шкаф, углубляя и вылизывая чужой рот, так, словно голоден или умирает от жажды. Под ладонью чувствуется бешенный ритм их сердец, а тишину коридора нарушает лишь их дыхание и шорох одежды. Их отталкивает щелчок дверного замка. Чимин отстраняется первым, тут же отворачивается и наклоняется за обувью, только бы скрыть покрасневшее лицо и бешенный блеск в глазах, когда на пороге появляется Ынхи, та тихо щебечет в приветствии, провожает взглядом так и не раздевшегося Тэхёна, от которого вновь пахнет алкоголем, и извиняется перед Чимином. Пак тут же кутается в высокий ворот пуховика, улыбается глазами и говорит, что всё в порядке, тут же покидая их дом. Буквально выскакивая оттуда, сбегая как можно скорее. Тэхён пропал. Почему Чимин позволяет им встретиться вне дома? Почему приходит таким красивым и далеким — неизвестно. Почему позволяет им погрязнуть в этих недоотношениях — тоже непонятно. Тэхён эгоистично считает, что кто-кто, а Чимин мог отказать, остановить и запретить, но ничего из этого. В одной из тех же встреч. За закрытыми дверями снятого номера Ким наконец узнаёт о кольце Чимина. Оно было фальшью, у него не было цели найти себе партнера, несколько неудачных отношений в прошлом и непонятный блок восприятия каких-либо отношений, пока он не встретил Кима. Что-то явно идёт не так, их тянет друг к другу будто магнитом, на каком-то другом уровне. Невыносимо и так сильно, что желание обладать выигрывает. Но только если Тэхён и обладает телом, душой и самим Чимином, то Чимин не обладает им. Осознание приходит слишком поздно. Поздно настолько, что их встречи растягиваются на три года. Тэхён не жадный на эмоции, он показывает Чимину своё обожание, каждую встречу льнёт так горячо и ласково, что Чимин проглатывает все свои возмущения, пришедшие так запоздало. Он даже не вспоминает обещание Кима, брошенное в порыве. Он ни о чём не вспоминает, пока распыляется в теплых объятьях. Пока третий значимый праздник не встречает в одиночестве, с длинным сообщением на ярком экране телефона. Чимин сидит в своей квартире на диване, смотрит в окно и украдкой перечитывает каждую строчку. Отчего-то вдруг начинает болеть то, о чём он даже и подумать не мог, отчего-то всплывает всё то, чего он так боится и зарёкся больше никогда не нарушать. Отчего-то он сам себе своё же спокойствие разрушает. Отчего-то горячие слезы обжигают, а в груди ноет так тяжело и болезненно, что даже лёгкие удары кулаком об грудную клетку не помогают. — Хён? — голос из коридора не сразу доносится до Пака. — Хён, ты чего? Чонгук буквально вваливается в крошечную гостиную, даже не раздевшись, немного пьяно и всё ещё навеселе подходит и плюхается на ковёр перед Паком. Чимин опускает на него взгляд, экран телефона гаснет от блокировки. — Ты что тут делаешь? Разве не собирался до утра гулять? — старший тут же вытирает лицо и чувствует, насколько у него ледяные пальцы. — Чтобы ты тут ревел в одиночестве? — Чонгук — ещё такой мальчишка, в нём полно энтузиазма, целый вагон и одна тележка лучших друзей и блестящее будущее. А ещё у него глаза такие добрые и теплые при взгляде на приютившего его Пака. — Не могу я так поступить. Которое Рождество Чимин встречает в одиночестве, и которое Рождество он проводит в компаний этого мальчика? Третье, а как говорится, Бог любит троицу. Чонгук в который раз бросает компанию и навеселе бежит домой с охапкой пакетов, в которых полно вкусняшек, вредных и не очень. Он сам заваливает стол едой, мчится за чаем, потому что хён не приемлет алкоголь, и плюхается рядом, зажигая в доме так не хватающее тепло. Чимин приютил его по просьбе лучшего друга с обещанием, что мальчишка будет исправно платить свою половину за жилье, не будет докучать и вообще будет завидным соседом. Так и было. Чимину он не мешал, у Чонгука тут рядом был институт, куда он уходил ранним утром, а вечером бежал на подработку. За эти четыре года, что здесь жил этот мальчик, Чимин чувствовал уют и спокойствие, в конце концов, в одиночестве он достаточно прожил. Чимин уводит взгляд и слышит, как младший дует на горячий какао, усаживаясь рядом на диване, в руках — до сих пор горячий корпус телефона жалит новым уведомлением, но почему-то читать вовсе не хочется. Тэхён среди своей семьи, там удобнее, там его зона комфорта, которую он всё же никогда не переступит, будет пользоваться всеми благами, пока можно, и не сделает ровным счётом ничего. Чимин тоже не умаляет своего греха, его вины тоже достаточно, как же, спать с мужем давней подруги, ждать другого решения и растянуть это на столько лет. Молодец, Пак Чимин. От чего бежал — к тому и вернулся, но как же крепко он увяз в этом дерьме. Как же крепко и болезненно. Он любит до мурашек, восхищается до трепета в каждом вздохе и упивается каждым прикосновением. Он влюблен настолько сильно, что больно вдохнуть, а разорвать этот порочный круг ещё больнее. — Хён, тебе звонят, — Чонгук трогает старшего за плечо и видит, как тот вздрагивает, будто от тяжелых мыслей, и немного заторможено опускает голову на вибрирующий телефон. Почему-то сейчас нет того трепетного чувства при каждом звонке от Тэхёна, теперь нет. — А он настырный. Сейчас так сильно хочется швырнуть его в стену, отчего Чимин лишь крепче сжимает его в ладони и сцепляет зубы, необходимо успокоиться. Чонгук ухмыляется, странно и немного кривовато, конечно же, он в курсе запретных отношений, он в курсе всего. В курсе всех стенаний старшего, в курсе, в каком дерьме тот увяз, но почему-то никогда не упрекает, он лишь говорит, что это на совести их обоих, не суди, и судим не будешь. Но хорошего всё равно мало. Телефон, наконец, замолкает, а Чимин отбрасывает его на стол, куда-то между расставленными тарелками, двигается на диване, чтобы сесть в пол-оборота к младшему, и вдруг старается изобразить заинтересованность, он старается, борется с собой и искренне желает остаться наедине только с Чоном. — Наш вечер, — Чимин мягко улыбается. — В конце концов, ты сорвался сюда, бросив друзей. — Да ну, нет, они всё равно уже все были пьяные и разбились по парочкам, вот я и сбежал. Чонгук, как всегда, старается изобразить незначительность в своих словах, и Пак этому рад. — В жизни не поверю, что ты до сих пор один ходишь, — старший фыркает, и Чон тут же зеркалит его ухмылку, немного склоняя голову набок. — Что поделать, если объект воздыхания уже занят? — Чимин на эти слова удивлённо приподнимает брови. — Мне там ничего не светит даже, меня в упор не видят и не хотят. — Оу… — старший забавно хлопает ресницами и задумчиво дует губы. — А ты… Ты пробовал сказать о своих чувствах? Совсем беспросветно? Чон вновь улыбается, изгибая бровь, кладет на стол кружку и удобнее усаживается на диване, чуть ближе придвинувшись и подминая под живот подушку. Советы старших — это он всегда любил. Каждый раз слушает, принимает к сведению и делает по-своему, очень полезно получается. — Думаешь, у меня есть шанс, если человек воздыхает по-другому? Думаешь, на меня можно обратить внимание? — у Чона всегда такой искренний взгляд черных очей, что старший невольно засматривается, любуется той глубиной, что сейчас так прекрасна из-за полумрака в комнате. — А там всё серьезно? — голос почему-то звучит тише обычного, словно боится услышать правду и тогда совет будет пустым, а разговор ненужным. — Ерунда односторонняя, — губы младшего вдруг больше не улыбаются, он подпирает висок кулаком и продолжает смотреть в ответ. — Мне хочется показать этому человеку, что отношения не обязательно должны быть такими больными, что может быть иначе. Что любовь может быть и обратная. Взаимная, если точнее быть. — А у вас хорошие взаимоотношения? Чонгук вновь улыбается, мечтательно уводит взгляд и выглядит искренне счастливым, он утвердительно кивает и тут же машет рукой в небрежном жесте. — Но там мудак беспросветный, мозги хорошо пудрит, обещает много и ничего не выполняет, поэтому меня бортуют, стоит только тому появиться на горизонте. Чимин чувствует себя странно, интересно, он выглядит со стороны так же глупо? Почему-то взгляда со стороны всегда не хватает, а на деле, всё оказывается куда сложнее. — Если есть шанс и ты серьезно настроен, признайся. Это, конечно же, всегда страшно, но ведь так лучше, чем бездействовать, — Чимин почему-то с первым порывом касается ладони парня и сжимает её крепко-крепко, заглядывая на самое дно темной радужки. — Чонгук-и, ты прекрасен, так юн и так силен, ты невообразимо добрый, внимательный и чуткий, — младший, с каждым произнесенным словом притаившись, слушает и мечется взглядом по обеспокоенному лицу старшего, — я уверен, тебя не возможно не любить, и если ты чувствуешь так, то признайся в своих чувствах. Борись за них, борись и будь самым счастливым! Если тот человек не идиот, то он примет тебя вместо тех проблем, что у него есть! Я уверен! Потому что ты и правда прекрасен. Людям свойственно уставать от боли, всему приходит конец. Чонгук молчит, смотрит, почти не моргая, и будто с трудом усваивает полученный поток мыслей, словно он сейчас борется с тем самым порывом, чтобы воплотить полученный урок. — Спасибо, хён, — младший шепчет, вдруг пододвигается ближе и сгребает в крепкие объятья, утыкаясь носом в волосы за ухом, Чимин судорожно вздыхает, улыбается и обнимает крепко в ответ. — Вообще, не за что, я уверен, ты так чувствовал, но на это не всегда хватает смелости. Отношения — та ещё поганая и сложная штука. Они тихо смеются, медленно отстраняются друг от друга и ещё полночи болтают друг с другом обо всём и в тоже время ни о чём. Чонгук засыпает под утро прямо на диване, зарывшись в плед и обнимая подушку, Чимин же так и не смыкает глаз. Он тихо убирается в комнате, зашторивает окна и уходит на кухню. Встав у окна, абсолютно бездумно пялится на заснеженный асфальт внизу, наблюдая редкие проезжающие машины. Это впервые, когда руки совершенно не тянутся к телефону за очередным сообщением; это впервые, когда мысли абсолютно свободны и нет навязчивой потребности знать, как и где его Тэхён. Как тот провел ночь Рождества, наверняка очень хорошо: в кругу близких и родных людей. Внезапная трель дверного звонка пугает настолько, что Чимин сильно вздрагивает и задевает рукой чайник, который слетает с подставки и валится на пол, расплескав за собой остатки теплой воды. Он забывает об этом, тут же быстро уходит в коридор, чтобы незваный гость не трезвонил дальше и не разбудил соседа. Чонгук ворочается, недовольно бурчит и даже ругается сквозь дрему, но Чимин уже открывает дверь и собирается высказать всё своё недовольство на утренний визит, кто бы это ни был. Но все слова улетучиваются разом, когда перед ним оказывается большее, что он ожидал увидеть на пороге собственного дома. Свежий аромат морозной улицы, застрявшие снежинки в темных волосах и абсолютно нежный ласкающий взгляд карих глаз. Похоже, все запреты и всё напускное безразличие вылетает в трубу с позорным свистом. Чимину много не надо, он слишком глуп и влюблен. Тэхён никогда ещё не приезжал в такую рань, ещё и после праздников. Он никогда не посещал порог этого дома, до сегодняшнего дня. И каждый такой жест что-то да значит. — Чимин-а, — его бас тихий и шелестящий, продирающий насквозь. — Ты не отвечал на мои звонки и сообщения, что-то случилось? Тэхён осматривает его всего, делает уверенный шаг навстречу, тянет за руку и прижимает к себе так, как умеет только он. Осторожно, словно боится повредить, разбить окончательно, и жмётся губами к горячей щеке, оглаживая ладонями напряженную спину сквозь футболку. — Почему ты здесь? — это всё, на что способен Пак, даже не обнимает в ответ, почему-то руки перестают слушаться. — Ынхи с Джуном у родителей, я писал тебе вчера, хотел увидеться с тобой… Тэхён говорит что-то ещё, но Чимин не слушает, истинная причина уже ясна. Семьи нет под боком, значит, настало время любовника. Всё, как и должно быть, чего ты хотел ещё? Правда бьёт неприятно, улыбается и жмется лишь крепче и теснее, потому что Чимин позволяет. Потому что виноват сам. — У меня для тебя сюрприз, душа моя, — Ким мягок, будто не видит и не чувствует той зияющей пустоты в глазах Чимина, он словно открещивается, глушит словами, прикосновениями, только бы не замечать той пропасти, что растет между ними. — Помнишь, я говорил о том, что у нас с тобой будет загородный домик? Он готов. Чимин помнит, в один из вечеров, лежа в смятой постели, они размышляли о том, какой станет их жизнь, когда Тэхён сможет решить свои проблемы. Мечтали об уединенном месте, где каждый день будет принадлежать только им двоим. И он верил, все три года ждал и верил, что этот день наступит. Пак поднимает взгляд и удивленно взирает на улыбающееся лицо Тэхёна. — Мы поедем туда? — Да, — он нежно касается щеки, целует в уголок губ, — сейчас, если ты соберешь всё самое необходимое, мы поедем прямо сейчас, и все эти выходные наши. Чимин позволяет себя утянуть в поцелуй, размыкает губы и позволяет прижать себя сильнее, словно теряя любую опору под ногами. Он осуждает себя, проклинает свою слабость и вспоминает, что говорил совсем недавно: «Людям свойственно уставать от боли, всему приходит конец». — Только вот вернуть не забудьте его, целым желательно, — холодный голос за спиной Чимина заставляет вздрогнуть обоих. Тэхён резко поднимает голову, а Чимин оборачивается, встречаясь с прожигающим и тяжёлым взглядом младшего. Вот оно — то самое осуждение на самом дне, о котором он всегда молчит, чтобы не сделать и без того неприятно, но даже сейчас этот взгляд обращен к Киму. — Что, прости? — Я вроде предельно ясно выразился, — самый младший скалится в улыбке, придавая своему голосу каплю безразличия. — Чонгук? — Чимин отстраняется от Кима, буквально выворачиваясь из его рук, хватает Чона за предплечье и уводит за собой на кухню, но тот вырывается и выставляет ладонь перед собой. — Всё нормально, хён, я грубить не хотел, просто попросил, чтобы тебя потом вернули целым и невредимым. Это обычное дело. Ладненько, хорошо вам провести время, — он быстро кивает и скрывается за дверями в ванную, плотно закрыв за собой дверь. Чимин с минуту тупо смотрит на дверь и только потом видит недовольный взгляд Кима. Не сказать, что Пак рвётся в поездку, ему хочется оказаться наедине с Тэхёном, хочется ощутить то, что у них может быть, но почему-то странное поведение младшего настораживает, именно сейчас. У Чонгука вообще есть странная привычка говорить иногда с какими-то перевёртышами, заставляя задуматься и перевернуть сказанные им слова, но сейчас на немного нездоровую голову получается трудно осмыслить хоть что-то. Чимин собирает небольшую дорожную сумку, накидав туда лишь самое необходимое, пока Тэхён подпирает порог его коридора, воркуя о том, как же Чимин обрадуется тому месту, что там всё сделано так, как он любит, а Чонгук так и не выходит к ним попрощаться. Вода в ванной комнате затихает, только когда входная дверь захлопывается за ними.***
Домик оказывается небольшим, с панорамными окнами и верандой, из светлого дерева. Чимин смотрит во все глаза, пережимая ручку сумки, и плетётся позади Тэхёна. В этот раз всё иначе, что-то неприятно сосёт под ложечкой, и, возможно, Чимин созрел не вовремя. Отрывать всегда больно. Внутри дома — минимум мебели, всё аккуратно расставлено, в пастельных тонах, по лучшему дизайну Кима и по любимой атмосфере Пака. Тэхён хорошо его изучил, знает всё и все слабые места. Он бьёт по ним на живую и совершенно не задумывается о том, как это больно. И даже сейчас, подхватив Пака с такой легкостью, он усаживает его на длинный стол, устраивается между разведенных бедер и нежно ведет кончиком носа по щекам, губам, ластится как самый послушный и верный кот, а Чимин смотрит на него и даже мыслей собрать не может в целые и правильные слова. Ему настолько хорошо и плохо в то же время, что сил нет ни на что. — Тебе нравится, душа моя? — горячий шепот у самых губ, и Чимин наконец-то фокусирует взгляд на карих глазах. Образ Тэхёна фокусируется перед ним, собираясь в целый пазл, и сейчас самое время, потому что чужие слова до сих пор гудят в голове. — Нравится, и как надолго мы здесь? — Дня на два точно, — Тэхён оглаживает волосы парня и хочет продолжить говорить, но его перебивают: — А потом? Ким замирает, опускает взгляд с волос Пака и заглядывает в глаза. Он прекрасно понимает, к чему идет разговор, но с каждым разом оказывается всё сложнее сдерживать обиду, разрастающуюся в его любовнике. — Я хочу, чтобы это был твой дом, мы будем видеться чаще… — Что дальше, Тэхён? — голос Чимина приобретает твердость, ту самую, которую так редко можно услышать, но, если доходит до этого, ссоры не миновать, а Ким этого не хочет. Он боится этих вспышек, боится потерять то ценное, что приобрёл, пусть и ценой обмана, пусть и нечестным путем, но он не может потерять живительную ниточку. — Чимин, мы говорили об этом, всё… — Всё не так просто, всё очень сложно. Семья не одобрит, бизнес пойдёт крахом. Бросить ребенка тоже нельзя. Хорошо, — Пак прилагает большие усилия, чтобы оттолкнуть от себя Тэхёна, встречая растерянность в его глазах. — Тогда оставайся в безопасности, я давно должен был решить эту проблему. Сам виноват. Ты абсолютно прав. — Чимин. — Я не должен был, — старший спрыгивает со стола, мечется взглядом по кухне, разделённому залу и прижимает ладонь ко лбу. — Что я натворил? Что я натворил?! Чимин цепляется ногтями за кожу лба, давит и жмурится. Эгоизм и желание чувствовать своё превосходство любовника, но обладать последним местом. Противоречиво, грязно, низко. Кто говорил о любви? Кто говорил о прекрасном? Кажется, они оба свернули не туда и сейчас захлебываются. Вина, вина, сплошная вина и обида. Переполняет и перекрывает кислород. Тэхён пытается ухватиться за чужие руки, заглянуть в глаза, но всё не то. Чимин слушать его не настроен. Он устал — это видно; устал настолько, что сейчас борется с желанием оставить всё, как есть, и с желанием покончить с их встречами. А Тэхёну, наоборот, было хорошо. Он сбегал от тяжелых будней, от холодных стен дома к свету, к нужной заботе и теплой коже с мягким «Люблю тебя». Он был искренним с Чимином, клялся, что не прикасается к жене, что там уже нет ничего, кроме сухих обязательств, и его понимали, но всему приходит конец. И оба останутся не правы. Оба виноваты. — Чимин-а, я люблю тебя, люблю, очень, слышишь? — Тэхён осторожно касается родного лица, зажимая его в ладонях, стараясь поймать взгляд, но Чимин перехватывает его руки, пытается отстранится и упирается поясницей в стол. — Я знаю! Знаю и слышу, но хватит. Хватит, Тэхён, хватит уже, это ни к чему не приведет. Мне недостаточно этого, я не хочу сидеть и ждать твоего прихода. Я не обладаю ни тобой, ни твоей жизнью. У меня нет ничего от тебя, всё это — пустое! — старший вырывается, разводит руками, указывая на дорогие стены. — Это эгоистично, Чимин, — Ким отстраняется, понимает, что говорит не лучшее, не правильное, но почему-то всё же именно эти слова первыми срываются с губ. — Да? — Пак расплывается в сумасшедшей улыбке. — А ты прав, но не забывай, что не я один за это несу ответственность. Хочешь меня обвинить во всех грехах? Хочешь сказать, что это только по моей инициативе мы трахались на вашей постели, пока дорогая Ынхи с ребенком была в гостях? Хочешь сказать, что это всё только на моей совести? — Успокойся! — Тэхён повышает голос, а в ответ получает крик: — Не могу я больше! Не могу! Ким подрывается с места, перехватывая старшего уже на выходе из кухни. — Я клянусь, потерпи ещё немного, я уже подготовил документы на развод. У нас и так всё прозрачнее некуда, она примет эту новость, потому что тоже устала от такой жизни со мной. — Я слышал об этом, год назад, нет? И каждый раз находятся какие-то причины. — Не порть такой момент, Чимин! — Не портить что? Твой отдых? Твою возможность провести время хорошо? Чтобы потом снова разойтись до того момента, когда тебе потребуется снова встретиться и отдохнуть. Я для тебя лишь отдушина, вот что ты любишь, — Тэхён отшатывается от него, молча, смотрит пронзительно и холодно. Чимин понимает прекрасно, что говорит и как использует слова, и это пора прекратить. — Вот, значит, как ты думаешь? — Я… да. Чимин проглатывает все остальные слова, видит перед собой совершенно чужую фигуру, потому что Тэхён меняется на глазах. Тот отстранён, молчалив и холоден взглядом. — Я знаю, что ты устал, и, возможно, я ещё не осознаю, что ты чувствуешь. Но, если бы я хотел тебя использовать, всё было бы иначе, надеюсь, что ты всё это сказал на эмоциях. В одном ты прав точно — мы виноваты оба. Сейчас ты можешь вернуться в машину, и я отвезу тебя обратно. Чимин, не раздумывая, кивает, старается не думать о странном изменении в поведении Кима, хватает сумку и уверенным шагом направляется к машине. Всё правильно, теперь всё правильно. Словами обидеть всегда легче, переждать бурю, и всё утихнет. Чимин уверен, Тэхён не станет терпеть этих скандалов из раза в раз, и, возможно, это будет их последняя встреча. Чимин молчит всю дорогу до дому, собирает себя по крупицам и думает о том, какой же он трус, что, вместо того, чтобы прямо распрощаться, создаёт проблему за проблемой, чтобы надоесть и Тэхён сам сдался. Им изначально не стоило всё это начинать. Тэхёну нужно было жить дальше и ломать свою жизнь в одиночку, а Чимину стоило продолжать жить в одиночестве, работать в своё удовольствие и не вспоминать о том, что существуют чувства. Он не умеет и не хочет больше в это ввязываться. — Увидимся, — единственное, что говорит Тэхён, прежде чем Чимин покидает машину, оставив слова без ответа впервые за всё время, что у них было. В квартире пусто — Чонгук уже куда-то ушел, — и поэтому Чимин опускается на тумбочку в прихожей и смотрит перед собой. Прислушивается к себе и своим чувствам. Никаких слез и обид — всё правильно. Только отмываться снова с диким остервенением и отвращением к себе. Он старается изо всех сил, игнорирует любую попытку Тэхёна встретиться с ним, избегает и прячется, насколько это возможно. Нужно прекратить, как-то правильно или неправильно, но необходимо остановиться, Чимин почти смиряется, телефон молчит, а заветного контакта больше нет в телефоне. Чонгук пропадает после коротких каникул на учебе и работе, а потом уходит к друзьям. Они почти не видятся, и Чимин зализывает раны, думая, что три года сумасшедших «отношений» особенными были только для него. Внутри горячо, так нездорово и болезненно, что порой даже вдохнуть больно, но он держится. — Хён… — с придыханием и еле слышным голосом раздается в трубке телефона, когда Пак очередным вечером занимается своими делами за ноутбуком. Беспокойство странно скукоживается где-то в солнечном сплетении. — Чонгук? Что случилось? — Пак привстаёт даже в кресле, напугано взирая в стену и сильно прижимая телефон к уху. — Хё-ё-н… — на той стороне слышен всхлип и шорох, а потом усталый вздох и заплетающаяся речь. — Я упал, т-тут холодно. — Что? — Чимин хмурится, прислушивается и уже собирается взорваться в негодовании. Чонгук пьян, и Бог знает где находится. — Мхм, — звучит неразборчиво, и, судя по звукам из динамика, мальчишка пытается подняться. — Хён, помоги мне или я тут замерзну. Чимин сдерживается от того, чтобы не фыркнуть на эту просьбу. — И где ты, горе луковое? — Тут. — Где «тут»? Конкретнее, Чонгук. — Под окном же… — кряхтит младший и снова громко шмыгает носом. Чимин удивленно хлопает ресницами, поворачивает голову к окну и только потом подходит ближе, чтобы выглянуть на улицу. Он долгие минуты стоит и смотрит вниз, где прямо под окнами, на заснеженном газоне, среди худых деревьев на земле лежит крошечная темная точка. — Чонгук, поднимайся. — Помоги мне, я не могу-у, — Чонгук старается, очень старается говорить ровнее. — У меня мир перед глазами так качается, х-хён… Младший чуть ли не скулит, и слушать это больше невозможно. Чимин отключает телефон, прямо в домашних штанах и футболке наспех кутается в пуховик и буквально влетает в ботинки. Он преодолевает четыре лестничных пролета слишком быстро, его совесть не переживёт, если Чон ещё и заболеет, хотя ему уже простуда обеспечена. Пак огибает узкую тропинку, чуть сам не поскальзывается и в несколько шагов оказывается рядом с Чоном. Тот лежит с открытыми глазами, смотрит перед собой и дышит через рот. Волосы растрепались, спутались вместе со снегом, а расстёгнутая куртка обнажает бордовый теплый свитер. — Эй, — Чимин обеспокоенно подходит ближе, придумав себе уже сотню причин, что опоздал и у Чона началась лихорадка, кто знает, сколько он тут лежит. Но старший упускает момент, когда пытается дотянуться до Чонгука, тот слишком живо приподнимается и резким движением руки дергает старшего на себя, Чимин не ожидает такого подвоха, плюхается как мешок с картошкой и больно ударяется ногой о соседнее деревце. Чонгук смотрит снизу на него ясными черными очами и улыбается широко с легким грудным смехом. Опавший снег с ветвей плюхается на них хаотичными клочками, и что-то даже попадает на лицо младшего. Чимин упирается руками о землю и даже не чувствует жгучего холода на голых ладонях. Чонгук выглядит самым счастливым и совсем не пьяным, ну, если только от самого счастья. Что с ним такое? Чимин любуется, оглядывает лицо парня и пытается сформулировать хоть что-то внятное, чтобы хотя бы немного позлиться на этот дешёвый обман. — Чонгук! — это всё, что он может возмущенно выдать, отчего мальчишка ещё шире расплывается в улыбке и вдруг укладывает ледяные ладони на горячие щеки хёна. — Ты выглядел таким грустным эти несколько дней, я не придумал ничего лучше. Не зря же я учусь на театральном, м? — Дурак, нет? Развеселить решил простудой и себя, и меня? — Чимин выдыхает пар, поджимает губы и тут же сползает с горячего тела, и холод улицы тут же безбожно подкрадывается под кожу. — Будем друг друга лечить, — Чонгук подтягивается следом. У него покрасневшие пальцы, алеющие щеки, но он тут же принимается оттряхивать снег с макушки старшего. — Ну я же эксклюзивно придумываю то, как тебя расшевелить, правда же? Чимин глядит на него во все глаза и не может сдержать легкой улыбки на губах, и правда, Чонгук всегда как-то слишком странно, порой, нелепо, придумывал для них развлечения, только чтобы расшевелить старшего соседа и отвлечь от той мучительной тишины, в которую он погружался. — Пойдём домой, — Чимин перехватывает ледяную ладонь Чона и тянет за собой, а тот лишь улыбается и следит за каждым жестом, пока они оба не замирают на месте, увидев уже знакомую фигуру у дверей в подъезд. Тэхён смотрит на них, не сводя взгляда. Терпеливо стоит на месте и буквально испепеляет взглядом не Чимина, а Чонгука. Да, они оба сейчас смотрят лишь друг на друга, Чимина будто и не существует здесь. — Нам нужно поговорить, — вот так, без каких-либо прелюдий, и Пак сразу понимает, к кому обращена эта фраза, но только искры напряжения в воздухе витают слишком осязаемо. Чонгук в этот раз не сдерживает себя, он перехватывает руку старшего и тянет к себе, делая шаг вперед, преграждая любой путь к нему ближе. Они замерзли, очень, и так хочется скорее в теплую квартиру. Чимина продирает озноб, и непонятно: от холода или от волнения внезапной встречи. Тэхён слишком часто стал появляться на той улице, куда дорога ему была закрыта. Он же так боится быть обнаруженным, и это вселяет лёгкую надежду. Самую крошечную, тихую. И Чимин рад, что в этот раз Чонгук не уходит молча. Эгоистично, слишком, всё и так слишком, но он рад. Пора это закончить. — Чимин, — требовательно. Тэхён наконец-то отрывает взгляд от младшего и смотрит на него, требуя хоть каких-то действий. — Он не хочет, Вам не понятно? — Чон говорит спокойно, но твердо, будто возвышается над Кимом и становится почти в упор, хоть они и одного роста. — А ты его личный адвокат? — Тэхён ухмыляется как-то уже далеко знакомо, холодно и чуждо. — Развлекаешь своего хёна, когда ему угодно? А потом что? Звучит грубо, обидно и как-то слишком честно. Чимин поджимает губы, он не хочет, чтобы их общение выглядело именно так. Да, Чонгук для него как утешение. Да, Чонгук для него — особенная радость в тяжёлых буднях. Да, Чонгук для него — особенный и трепетный друг, несмотря на возраст. Да. Множество этих «да», и Чимин бы никогда не желал просто пользоваться этой добротой. Никогда. Он только собирает открыть рот и остановить эту абсурдную ситуацию, как его обрывает женский голос. — Чимин-а! — Пак слишком резко поворачивает голову, настолько, что коленки сгибаются и он на автомате хватается за куртку на спине Чона, сгребая влажную ткань чуть ли не до скрипа. Ынхи выскакивает из машины и быстрыми маленькими шагами спешит к ним, стараясь не поскользнуться. Тэхён нервно облизывает губы, Чонгук вопросительно изгибает бровь и отходит немного назад, а Чимин кидает взгляд на Кима. Что всё это значит? — Оу, — девушка любопытным взглядом окидывает Чонгука и странное положение Пака, а затем расплывается в лёгкой улыбке и подхватывает супруга под руку. — Невозможно скользко. Чимин-а, ну ты и затворник, почему игнорируешь мои сообщения? Ах, да. Ынхи же так хотела с ним встретиться, что-то обсудить, но Чимин не смог переступить через себя и поэтому всячески избегал встречи с ней. Похоже, Чимин избегает встречи, в целом, со всем белым светом. Слишком велико чувство стыда и жалости к себе. — Привет, — Чимин давит из себя улыбку, стараясь игнорировать любопытный и пылкий взгляд подруги на него и Чонгука, который тут же перестраивается из враждебного режима в очаровательного мальчишку, который уже благовоспитанно кланяется в приветствии. — Мы проезжали мимо твоего района, и я уговорила Тэхёна заехать к тебе, — счастливо тараторит она, сжимая крепче руку супруга, и Чимин чувствует, что-то изменилось. Что-то между ними уже не так, но что? Как же неприятны оба варианта. — Ты же знаешь, у него скоро выставка, и мы хотели бы пригласить тебя и, — она вновь смотрит на Чона, — твоего юного, очаровательного друга. Чонгук смущённо улыбается, отводит взгляд и ловит пренебрежение на лице Кима, но словно не замечает этого. — Я не смогу, — тут же отзывается Пак, отцепляется, наконец, от куртки младшего и прячет руки в карманы пуховика. — У меня семинар и набор новых учеников, подготовки много. Ынхи хмурит тонкие брови, отцепляется от Тэхёна и, перехватив Чимина, отводит его в сторону, крепко перехватив ладонь в свою горячую. Чимина буквально трясет. — Если ты переживаешь, что кто-то подумает… — Это не то, что ты подумала. — Почему ты меня избегаешь? — Ынхи говорит наперебой, и парень замолкает, они смотрят друг на друга, выжидая, кто заговорит теперь первым, понимая, что ответа не дождаться, она продолжает. — Прости, я понимаю, на тебя слишком давила наша атмосфера дома. Всё было не слишком гладко, прости, что заставила чувствовать себя неловко. «Было» звучит как приговор. Но Чимин собирает себя в руки и измученно улыбается. — Всё нормально, Джун сдал тесты на высокий балл, а значит, мои услуги больше не нужны, дело только в этом, и у нас с тобой слишком разные образы жизни, нам уже не болтать так беззаботно. Разве нет? Да и твой супруг… он не очень-то хорошо всегда относился к моему присутствию в вашем доме, — Пак сам перехватывает её руку и ободряюще сжимает, чувствуя себя лицемером. Его тошнит. Тэхён верно вел себя слишком отстранённым, чужим в присутствии Пака в их доме. Это льстило и в то же время пугало. Он был невыносимо холоден с Ынхи, и изнывающее сердце любовника таяло. Ужасные последствия, Чимин стал это понимать слишком поздно. Как же тошно от этого цирка и от себя. Он выпускает руку девушки, делает шаг назад. — Прости, Ынхи. Чимин разворачивается и проходит мимо неё в подъезд. Чонгук кидает взгляд на Тэхёна, видит, что тот встревожен, чуть ли не кожей чувствует желание того подорваться с места за старшим, старается игнорировать и тихо прощается с Ынхи, а затем и сам скрывается за дверями. Быстро, шаг за шагом, почти бегом он влетает по ступенькам вверх, слыша, как лифт останавливается на нужном этаже. — Хён! — запыхавшись, выдыхает он чуть ли не в макушку старшему, когда резко тормозит на пороге их квартиры. А Чимин оборачивается, смотрит на него, будто ничего и не произошло там внизу. Будто его сейчас не выворачивает наизнанку, будто кома в горле нет и грудь не сдавливает тяжестью. Чонгук бы сделал всё что угодно, только бы заглушить эту немую агонию в карамельных глазах, грустных и таких сейчас печальных на самом дне. Он чувствует, как много недосказанности крутиться на этих губах, а вместо слов видит улыбку. — Я проголодался, закажем какой-нибудь гадости? — Чимин вешает пуховик на крючок и подмигивает, уже доставая телефон из кармана. Чонгук успевает только закрыть дверь, собирается ответить, как слышит оглушающий удар. Он вздрагивает, пугается и резко оборачивается. Чимин всё ещё стоит в коридорчике, всё ещё у шкафа, набитого вещами, когда замахивается со всей силой и телефон летит об стену. Разбивается слишком легко, потому что старенькой модели и долгие годы служил слишком верно. Был чуть ли не единственной надеждой на связь с Тэхёном. Он швыряет его так, будто несчастный предмет виновен во всех бедах. Он вкладывает в этот удар всю недосказанность, и аппарат разлетается на несколько деталей. Они замирают в тишине, Чонгук смотрит на профиль старшего и боится хоть слово проронить, боится спугнуть хоть малейшую попытку высказаться, потому что Пак всегда молчал, а говорил лишь поверхностно. Он никогда не изливал своих чувств. — Закажешь нашу любимую? — голос звучит слишком звонко в этой тишине, Чонгук лишь кивает, когда Чимин поднимает на него взгляд. — Хорошо. После чего уходит в сторону кухни, а Чон остаётся в полумраке с бешенным стуком сердца.***
Они не говорят о случившемся. Проходит неделя, другая. Чимин погружается с головой в работу, и правда, набирает новый поток учеников и с нескрываемым удовольствием продолжает работать. Новый телефон он не покупает, медлит, для связи он передаёт скрупулёзным родителям свою почту, говорит, что будет на связи в любое время, и растворяется в работе с детьми. А Чонгук продолжает учиться, подрабатывать в маленькой кафешке неподалеку от дома и всегда после смены заносит хёну любимый латте. Но не каждый раз застаёт его бодрствующим. Чимин будто специально избегает с ним встреч, и Чонгук сдаётся. Придя после очередной смены, Чон усаживается на диван, откладывает подложку с кофе на столик и тянется за пультом. Абсолютно бездумно включает первый попавшийся канал и по иронии видит последние новости. Открытие галереи Ким Тэхёна, ну как чертовски вовремя. По истине пышное событие, гости наряженные, с бокалами, красивыми и лестными речами и виновник торжества под руку с супругой. Красивые. Чонгук вновь и вновь любуется ими, останавливая свой взгляд на лице Кима. Он и правда красивый, необычный и творчески сказочный. Есть в нём что-то особенное, а если припомнить те редкие моменты, когда он видел в этих глазах явное обожание и трепетную искру по отношению к Чимину, и вовсе сомнениям нет места. Он был влюблен, а может быть и до сих пор. Чонгуку претят такие мысли, но он всё равно думает об этом. Думает о том, как бы сложилась их судьба, будь Тэхён смелее. Чонгук отвлекается от своих мыслей, когда слышит, как открывается дверь в спальню старшего. Он поворачивает голову и видит в полумраке комнаты фигуру старшего. У Чимина непроницаемое лицо, он выглядит спокойным внешне, пока смотрит на экран и видит улыбку хозяина торжества. А ведь он мог быть там же. Вместо неё? — Ынхи хорошо постаралась, выставка выглядит красивой и сдержанной, — зачем-то говорит Пак, пока смотрит, не моргая, на экран, — это в её вкусе. Чонгук не находит, что на это ответить, он продолжает смотреть на старшего, пока тот подходит ближе и уже тянется за пультом, когда слова выстреливают раньше мыслей. Чонгук давно хотел это сказать. Раньше, чем появился этот Тэхён и его извращенная любовь портить людям жизнь. Он раньше познакомился с Чимином, раньше стал ему ближе. Несправедливо. — Я влюблен в тебя, Чимин. Тишина звенит в ушах, а сердце гулом разгоняет кровь быстрее. Чимин замирает, потянувшись к Чону, чтобы переключить канал, и тот так же замирает, боясь прикоснуться к чужой ладони. Чонгук видит его лицо в игре света, желает дотянуться, притронуться, приласкать нежную кожу щек и прошептать эти слова ещё миллионы раз. Но вместо этого он всё ещё сидит на диване, приподняв подбородок, и смотрит в лицо старшего. — Первый год я просто любовался, узнавал тебя. А потом стало тебя слишком мало, я думал, глупость, это пройдет. Но не проходило. Чимин, — Чонгук поднимается, а Пак тут же выпрямляется и всё ещё молчит, — не на минуту не проходило. Только росло сильнее. Ты однажды сказал мне, что стоит рискнуть. Я не умею подбирать моменты, мне проще сделать и сказать снова. — Стой, — слишком тихо и неубедительно. — Я влюблен в тебя, — твердо повторяет младший и делает шаг ближе. Чимин будто сросся с полом. Стоит и даже не шевелится, смотрит, мечется взглядом по лицу младшего и словно не верит в услышанное. В карамельных глазах нет страха или глупой паники, там лишь странная нотка удивления и, кажется, неверия. — Я люблю тебя так сильно, что внутри всё болит. Чимин даже не вздрагивает, когда его руки касается Чонгук, когда прижимает его же ладонь к своей груди, и даже тогда, когда слышит бешенный стук сердца. Настолько сильный, что, кажется, оно вот-вот выпрыгнет из груди. От страха. В черных, как ночь, глазах Чимин видит неприкрытый страх. Там, в гостиной, на фоне до боли знакомого лица они стоят так близко, что можно услышать дыхание друг друга. Чимин не знает, как реагировать, он столько раз поступал неправильно, что сейчас, кажется, любое действие и слова взыграет против него. Словно он может сделать только хуже, а потому выбирает наконец-таки правду. Хрустальную, болезненную и шаткую, но правду. — Я не знаю, что с этим сейчас делать… Чонгук смотрит внимательно, прислушивается к тихому, севшему голосу старшего и вдруг улыбается одними уголками губ. — Ничего делать не нужно, просто выслушай меня, сможешь? Чонгук готов собрать вещи и прямо сейчас покинуть этот дом. Готов к любому исходу, потому что сейчас он ломает их дружбу, которая так была важна для старшего. Его впервые не волнует страх быть обнаруженным, отвергнутым. Он жаждал произнести эти слова все чертовых три года. Он искренне пытался увлечься кем-нибудь другим, но получалось не очень. Не тянуло, не интересовало, не грело. Не грело так, как греет эта ладонь на его груди. Чимин с трудом проглатывает слова и вдруг просто кивает, всё ещё держа ладонь на широкой груди, вслушиваясь слишком жадно в каждый удар. — Болело каждый раз, когда ты уходил к нему. Каждый раз, когда я знал, что ты с ним в эту самую минуту, каждый раз приходилось умирать. И всё потому, что я опоздал. Болело каждый раз, когда я видел тебя разбитым, когда понял, что ты стал осознавать вашу связь. Болело и тогда, когда я сорвался сюда к тебе, а ты потом уехал с ним, будто ничего и не было. Болело так крепко, Чимин, как болело и у тебя по отношению к нему. Чонгук не хочет давить, вымаливать и надеется на лучшее, он искренне готов к худшему. Он готов уйти прямо сейчас, пусть только Чимин отстранится. Пусть, пожалуйста. Так будет проще. — Чонгук, — звучит жалкой попыткой остановить поток слов, потому что он прекрасно понимает, о чём ему говорят, что пытаются донести. — Я не… Не могу ответить тебе взаимностью… Чонгук понимает, у него внутри все обжигает, но он тут же выпускает чужую ладонь, делает короткий шаг назад. — Всё хорошо, я понимаю, — кивает младший, и Чимин только сейчас начинает чувствовать неладное. Чонгук собирается уйти и уйти навсегда, не нужно быть гением, чтобы понять, что так просто уже между ними не будет и не было никогда. — Стой, — старший пытается перехватить руку, не хочет отпускать, только не так. Хватит с них боли. Чонгук обходит диван и уже направляется в свою комнату, но Чимин оказывается быстрее, преграждает путь у самого порога в комнату и стоит, не зная, как начать, что сказать. — Всё нормально, хён. Я понимаю. — Ты не должен понимать! — Чимин повышает голос, он и правда кричит впервые за всё время на Чона. Впервые повышает голос и злится неподдельно. — Ты не должен быть таким! Таким хорошим, чёрт, от этого ещё хуже! Куда ты собрался на ночь глядя?! Чонгук не спешит отвечать, он нервно облизывает губы и ждет непонятно чего. А сердце надеется, и в то же время нет. Умирает и воскресает вновь и вновь. — Отвечай, куда ты собираешься? — К другу, переночую у него, а потом найду себе жилье, у меня есть некоторые сбережения. Чимин мотает головой, цепляется за дверные косяки и всячески препятствует младшему, словно он готов хоть сейчас в драку влезть, но того не выпустит. — Зачем? Чонгук не понимает вопроса, Чимин так издевается? Неужели он настолько плох, что даже его чувства оказываются обесцененными, только бы Пак не оставался в одиночестве. Неужели всё настолько паршиво? — Может, потому что после моего признания я не собираюсь быть твоим другом и соседом? — Чонгук не сдерживает и выпускает болезненный сарказм. — Я не железный, Чимин! — А я что-то сказал, чтобы ты так думал? Я сказал «нет»? — Чон поджимает губы, хмурится и не понимает. — Я сказал только, что не знаю, что с этим делать, чувства так просто не включаются и не выключаются… — Я знаю, поэтому и… — Не перебивай! Я не знаю, что сейчас делать, и, да, я не хочу, чтобы ты уходил. Не хочу, чтобы ты был где-то далеко, я хочу, чтобы эта квартира оставалась нашей, хочу, чтобы ты и дальше придумывал свои дурацкие приколы. Хочу! — Чимин, наконец, убирает руки от проёма, сжимает кулаки и опускает голову, только бы не видеть такой острый взгляд младшего. — Очень хочу избавиться от того груза, что волочится за мной, я очень хочу, Чонгук, чувствовать то же самое и к тебе. Хочу приходить домой и знать, что ты здесь, знать, что меня всё ещё ждут и что мне не нужно тебя с кем-то делить. Да-да-да, это звучит погано и эгоистично. Ужасно, но именно этого я хочу. Я хочу избавиться от… хочу избавиться от прошлого. Их и отношениями-то не назвать. Очень хочу, но не так быстро. Чон склоняет немного голову в сторону, пытается заглянуть в опущенное лицо старшего и чувствует необыкновенный прилив каких-то странных чувств. Что-то другое, более сильное, горячее, оно, подобно цветку, распускается под самой кожей, и от этого хочется улыбаться. Улыбаться дураком, схватить своего хрупкого хёна и сжать в бережных объятьях. Но, вместо всех порывов, Чонгук осторожно приподнимает лицо Пака и заглядывает в усталые, немного виноватые глаза. — Я рад услышать именно это. Неужели Чимин в кои-то веки сказал что-то правильно? Неужели и правда нашёл верные слова для отклика? Неужели. Чонгук не будет играть в жертвенность, он прекрасно доказал, что может уйти, и Чимину страшно. В этот раз он хочет сделать всё правильно. Хотя бы попытаться. Младший касается его лба губами, осторожно, с трепетом оставляет мягкий поцелуй. Касается большими пальцами виска, оглаживая кожу и целует чуть ниже, в переносицу, мягко, еле касаясь, задевает щеки и прижимает к себе в объятья. Сердце в его груди всё ещё бьется слишком гулко, а значит, оно честное. В его объятьях спокойно, тихо, и Чимин прикрывает глаза. Он больше не будет сгорать. Не должен, он справится. Постепенно, так же, как и справлялся все эти дни.***
Тэхён всегда был тяжелым человеком. С укладом семьи, воспитанный и выпущенный в этот мир с установленными правилами. У него была прекрасная жизнь по всем стандартам, и никто не спрашивал, что на самом деле происходит внутри него. Картины — его единственная отдушина. Он не умеет идти наперекор, боится лишиться уверенности и стойкой позиции среди окружения. Его не за что винить, пока он сам винит себя за свою трусость. Но, когда вроде бы проблемы сами себя изживают и Ынхи уже смиренно оставляет его в покое, принимая уклад развода, оставаясь хорошими бывшими, он понимает, что безжалостно опоздал. В его возрасте уже более нейтрально реагируют на развод, наследник есть, а значит, первоначальная цель выполнена. Твёрдая почва под ногами, бизнес — всё это уже залог успеха для многих, но не для Тэхёна. Он так сильно задержался в коконе своего страха, что упустил возможность ощутить полноценное счастье. Ветер шевелит полы пальто, пробирается под него и холодит разбитое нутро. Тэхён стоит у своей машины, упираясь в её дверцу, наблюдая худшее. Разрушающее и не умаляющее зло для его сердца. Между ними вроде ничего не поменялось, они не близко и не далеко друг от друга, но что-то витает над ними. Только взгляд тёмных очей чего стоит, пока Чимин заливисто смеётся, перекладывая в руках пакет из супермаркета. А потом вдруг замирает и улыбка слетает с губ так быстро, будто её там и вовсе не было. Чонгук тоже тормозит и поднимает взгляд навстречу Киму. Тэхён ненавидит эту молодую душу. Ненавидит пышущее силой тело и живой взгляд. Тэхён и не стар вовсе, но ощущает себя как раз-таки стариком. Чимин, вот кто вдыхал в него жизнь и рвение творить дальше, дышать и желать. А теперь что-то явно не так. Опоздал, три года превратил в пытку. Чимин беглым взглядом огибает Тэхёна, прячет все тлеющие ещё чувства и только потом делает шаг навстречу, Чонгук замирает и остаётся позади. Что он, что Тэхён — сейчас они оба оказываются на краю. — Привет, — первым говорит Пак, всё ещё крепко держа у груди пакет, и смотрит упрямо в глаза. — Привет, — вторит ему Ким, не смеет шагнуть ближе, хотя очень хочется. — Как у тебя дела? Между ними явно что-то изменилось, Тэхён чувствует, сердце не обманывает. — Всё нормально, а твои? Сухо и совсем пусто. Раньше они обходились без таких формальностей. Они говорили друг с другом без умолку, целовались с упоением и занимались любовью с особенной жаждой. А теперь ничего из этого. Чимин больше не кажется слабым перед ним, видно, как его немного трясет, как волнует встреча, но не более. Между ними что-то есть. И как давно? Тэхён поднимает взгляд обратно на Чонгука, но того на месте уже нет, они с Чимином остались одни. Посреди улицы, совсем рядом с их квартирой. Тэхёну отдаёт горечью во рту, а в горле встаёт ком. — Тэхён, зачем ты приехал? Зачем он приехал? Когда Чимин подошёл ещё ближе, Тэхён не заметил. Он отталкивается от машины и прячет руки в карманы пальто, ветер обжигает кожу щек. Он приехал, чтобы сказать о разводе, чтобы забрать отсюда Чимина, привязать к себе окончательно и не выпускать никогда. Но почему-то это стало уже не важно. Чимин слишком был счастливым и спокойным. — Хотел убедиться, что ты в порядке, — Тэхён находит в себе силы, чтобы ответить и даже скупо улыбнуться. — Я в порядке, надеюсь, и у тебя всё хорошо, — Пак кивает, а потом бросает короткий взгляд на дом, отходит и уже собирается развернуться, чтобы уйти, но дарит последние слова: — Поздравляю с открытием галереи, ты давно этого хотел. Между ними что-то есть. Тэхён сгорает дотла. Сжимает челюсть и остаётся на месте. Он так сильно опоздал… — Душа моя, — остаётся неуслышанным. Чимин скрывается за поворотом, а Тэхён опускает голову, словно принимая своё поражение. Он так сильно его любит, что больше не может губить и ранить. Он так сильно, что совсем нет сил.***
— Чонгук? — В квартире темно, только в ванной горит свет. Чимин ставит свои пакеты рядом с пакетами Чона и вихрем несется в ванную. Чонгук просто умывался. Они встречаются взглядом в отражении зеркала, когда младший поднимает голову. — Не думал, что ты так быстро, — Чон старается говорить безразлично, спокойно, но по глазам видно, что внутри его перетряхивает от недавней встречи. — На улице слишком холодно для бесед. Чонгуку страшно как хочется съязвить, выплеснуть внезапную злость на непрошенный визит, но он прикусывает себе язык и не трогает то, от чего так старательно себя оберегает Пак. Вместо этого он разворачивается, преодолевает между ними расстояние в два шага и прижимается к губам крепким, целомудренным поцелуем. Это максимум, на что он может решиться, спустя месяц после признания, потому что Чимин всё ещё осторожен и не хочет спешить. Он так боялся, что эта встреча рано или поздно состоится и Чимин сдастся. Он так смертельно испугался, что Тэхён принесет ему пугающую весть, но ничего из этого не случилось. Да, Чимину всё ещё больно, где-то там ещё ноет, но уже не так явно. Чимин доволен той жизнью, которая у него сейчас есть. А на поцелуй Чона отвечает объятьем и легким движением губ, когда младший отстраняется, и уже сам целует в уголок губ. — Всё хорошо, Чонгук-а, всё хорошо. Это успокаивает Чона, немного, а ещё приятно удивляет первая инициатива от старшего. Возможно, у них и правда есть шанс? Потому что Чонгук любит до невозможности сильно. — Пойдём, буду учить тебя готовить, я всё ещё жду завтрак в постель, а не обуглившиеся угольки, — Чимин улыбается, заглядывая в возмущённый взгляд тёмных очей, любуясь покрасневшими от стыда за недавний позор щеками. Всё хорошо. Теперь всё хорошо.