***
Сара Вивиан О'нил такая странная. Она грустит о той, запах чьих рыжих волос теперь уже не вспомнится. Проходя мимо местного кафе, девушка ни разу не пожалела о том, что в Рождество решила навестить дорогой ей Лондон: нежный аромат латте, разливающийся в холодном воздухе, нотки лёгких булочек с ванилью, которые та любила всем своим тёплым, несмотря на зиму, сердцем. Сара второй год празднует Рождество в одиночестве. Не то, чтобы её очень волновало это, просто пыльная коробка, набитая невесть чем, но очень дорогим пламенному сердцу девушки, не походит на то, что дарят влюблённые друг другу за улицах, заботливо поправляя шарфы всех возможных цветов: красные, чёрно-зелёные в клетку, ну или просто фиолетовые. Похоже, О'нил угрожает не только одиночество, но и простуда. Она заправляет прядь каштановых волос обратно за ухо и отворачивается, мельком рассматривая улочки так дорогого ей Лондона. Это Рождество девушка не забудет, сохранит внутри, смотря старые фильмы и слушая всё то, что напоминает ей о Сентфоре — тех самых воспоминаниях, которые можно было назвать молодостью, и о которых она до глубины души сожалеет. Улица кажется бесконечной, снег хрустит под ногами, медленно переливаясь в жёлтом свете фонаря, на двери ближайшего кафе весит венок из омелы, на котором поблёскивают снежные хлопья — их Сара и любила, и терпеть не могла. Кто же знал, что зима и лёгкий мороз это первое, что ждало её здесь, в этом родном городе. А ещё любимый чай, улицы и запах булочек, да. Сара грустит о той, воспоминания о чьём имени заставляют на пару секунд затеряться у себя в голове, где сразу же появлялась та девчонка из 1986-ого, с пышными ярко-рыжими волосами, почти что цвета огня, чуть не погубившего его. Она была лишь прошлым, которое О'нил из 1988-ого старалась уберечь где-то глубоко и никогда никому не показывать. Лондон встретил Сару О'нил снежным хлопьями, лёгким холодом, застывающим на кончиках ресниц, горячим чаем и ароматом булочек с ванилью, да. Но вместе с ними в Лондоне будто оказывалось воспоминание печального 1986-ого и конец шебечущей осени; всё было не так красиво, как могла бы рассказать Сара, как могло бы показаться. Кафе на перекрёстке привлекло её внимание: хотелось что-нибудь выпить или просто погреться; сквозь окна девушка рассмотрела уютное, но пустое помещение, именно то, что ей и нужно — уединение и запах любимого напитка, глоток горячего чая и пылающая свежесть. Дернув ручку и потянув дверь на себя, Сара вошла в небольшое помещение, которое внутри казалось ещё более тёплым и нежным; жар сразу же ударил ей в лицо, и О'нил расстегнула тёмно-синее пальто, приметив местечко около окна. Бежевый диван, полка над ним, а на ней свеча в окружении ветвей ели, гирлянда, украшающая прилавок, клетчатая плитка тёмного оттенка, подушки, стулья и стол — милая картина, представшая перед девушкой. Официантка мило ей улыбнулась и поспешила принести меню. Время шло, и людей, казалось, становилось только больше снаружи, а самой Саре просто хотелось понаблюдать за этим в стороне; за два года она растеряла всю свою смелость, да она, в принципе, и не нужна была теперь — она старается быть счастливой в свои восемнадцать, и это неплохо у неё выходит, если бы не мысли о не так давно забытом 1986-ом. Ей улыбнулась девочка, проходящая мимо по ту сторону стекла, крепко держащая за руку свою мать, поправляющая красно-жёлтый шарф на шее. Сара одарила ту улыбкой в ответ и сделала глоток, смотря на сгущающуюся темноту за окном; на часах одиннадцать, а на улице не изменилось ничего. Венок из омелы покачивался на двери библиотеки на противоположной стороне улицы, а ягоды казались ещё белее, чем обычно, с осевшим на них снегом. Тот большими хлопьями скатывался по стеклу на карниз, покрытый льдом, ловил каждый порыв ветра, а белое покрывало, укутавшее город, крыши домов и этот месяц, в тишине мерцало под Луной, одарившей взглядом ночное небо.***
Сара Вивиан О'нил такая странная. Грустит о поместье, сожжённом проклятой картиной, что долго потом приходила в самых жутких снах, охватывала огнём её крохотную квартиру в Балтиморе, а затем утягивала и Сару. Аннет с изображения улыбалась, поворачивала голову, кричала, пока гора из веток и сена полыхала под ней, а затем и забирала её с собой в этот огненный танец. А Моринг предпочитала второе имя, окликивала её в коридорах старой школы, протягивая короткое «Ви-и-в» от «Вивиан». Этот факт вспомнился Саре, когда она перебирала всё, что прихватила с собой в попыхах два года назад — небольшая открытка, тёмно-фиолетовое сердечко с надписью посередине: «Моей Вив». Стало невыносимо больно, но забыла О'нил не так много, как хотелось бы, память у неё прекрасная была что тогда, что сейчас. Невыносимо от того, что в тот год она, придя в норму немного раньше, чем Адель, каждый день приходила и узнавала о том, как она. Между ними всегда было что-то странное. «Пол одиннадцатого» — подметила Сара, неохотно прерывая раздумья, на которые у неё до этого почти не было времени, и всё равно девушка терзала себя. Ей было больно сейчас, ей больно всегда; сердце отозвалось внутри колким воспоминанием, и она сделала глоток, а затем ещё один и ещё. Чай чуть остыл и больше не казался слишком горячим, на смену обожжёному от поспешного глотка языку пришло наслаждение от напитка. Она неосознанно отпускает то, что случилось. То, в чём, казалось бы, нет её вины, и та шестнадцатилетняя девочка уже не так далеко.. а в Лондоне красиво, неизменно красиво, и эта вечность совершенно не похожа на проклятие, которое прожигает душу. Сара уже уничтожила одно и освободилась, оставив всё в теперь уже недалёком 1986-ом. В Рождество можно попросить о чём угодно, верно? Сара О'нил неизменно просит об избавлении, о том, чтобы оно хоть чуть-чуть коснулось её израненной души. Кафе покидает О'нил с улыбкой. Смотрит на Луну, а та в ответ оглядывает её и будто бы дарит улыбку. Такой ей быть гораздо проще и легче, снег снова громко хрустит под ногами, блестят нежные снежинки на пальцах девушки, расслабленно шагающей в сторону небольшого сквера, который находился буквально в двух шагах. Ветер гулял по её волосам, откидывая пряди назад — что-то изменилось здесь, а она не заметила. Не заметила, но точно чувствовала. Она устала прятаться в воспоминаниях, постаравшись окончательно вынырнуть из них. Пара снежинок оказались у неё на лице, ещё несколько осели на ресницах, а затем превратились в холодные капли, которые, оставив мокрый след, и на нём тут же ощутился ветер, исчезли в этой ночи. Двадцать шестое декабря наступит через двадцать минут, а минувшая грусть застыла в груди, где пламенное сердце Сары Вивиан О'нил попыталось растопить корку льда, за которой девушка припрятала то, чего боялась больше всего, решив похоронить страх внутри. Но сегодня Рождество, и она больше не будет бояться своих чувств, того, что осталось далеко в прошлом, тех, кто остался далеко в прошлом, на страницах сознания, которое Сара приводила в порядок и успокоение. Последний раз сердце билось так сильно, когда она не увидела Адель Моринг на станции отправления поезда, их, как тогда казалось, шанса на что-то в будущем. Она не пришла, осталась в проклятом Сентфоре, потонув в своей печали. Сара винила себя: произошёл ли бы весь тот ужас, если бы она никогда не приезжала в Сентфор? Моринг тогда тоскливо усмехнулась, укутываясь в чёрный шарф посильнее, а ветер, лишь мельком коснувшись бархатной вещицы, стих. Снежные хлопья продолжали медленно вальсировать в воздухе. Нет! Она не будет больше думать о том, чего не изменить. Хватит. Сара не хотела больше винить себя, вина оставила сильнейший отпечаток на ней, забрав сон и время; жизнь казалась бременем и пустым существованием, сном и сменой пейзажей за окном. Девушка вздохнула и прикрыла глаза, уже сидя на скамейке, предварительно стряхнув снег с неё, а затем повторила про себя: «Я не виновата и больше я не буду бояться». Стало холоднее, да и лица людей больше не мелькали под фонарями с их жёлтым ярким светом; скрип снега всё реже слышался, а то и вовсе перестал, но успокаивающая тишина напомнила Саре редкие прогулки со Стефани по парку в Сентфоре — и помнила всё, что только можно было: порывы ветра, колыхание травы, людей, которых почти не было. Удивительно, что О'нил вообще сохранила это воспоминание, ведь со той они не виделись почти с приезда цирка и злополучной ночи. Кажется, где-то у неё даже сохранился номер девушки.. Становится холоднее, снег оседает на белой шапке с чёрным помпоном, путается в чёрных волосинках и замирает в них. Сара будто бы осознала что-то слишком важное и терялась в мыслях, стараясь ухватиться за каждую из них; она перестала жить прошлым, далёким тысяча девятьсот восемьдесят шестым, слегка улыбнулась и сдунула снежинку, таявшую на ладони.***
Сара Вивиан О'нил такая странная, даже для себя самой. Она гуляет в Рождество по Лондону, делая вид, что своя при том, что всегда и везде чужая, даже в родном Балтиморе. Она покупает свежие газеты, желая больше не слышать про Сентфор, даже запретив себе думать о нём. По началу выходило не очень. В Рождество она выпивает чашку чая и молча наблюдает за Луной, напевает мелодию, знакомую ей одной в этом городе, если не мире, и впервые в жизни улыбается, думая о завтрашнем двадцать шестом и пропадающем настоящем. А тем временем ей со страниц памяти смотрит в след девчонка из 1986-ого, откидывает рыжие кудри назад и исчезает в пламени, вновь становится воспоминанием, по которому О'нил будет скучать. В Рождество принято верить в чудеса, и те обязательно сбываются, под песнь метели за окном, убаюкивающей старый Лондон. Сара верила, верила в успокоение и лёгкую тишину, будущее счастье, пока снежные хлопья в виде более крупных снежинок кружили в воздухе; девушка дыхнула, выпуская белый пар изо рта, как когда-то делала в детстве, в Балтиморе, и тот уже рассеялся. Сару О'нил никто нигде не ждёт, и ей более чем нравится это, но даже если бы не нравилось, то у неё не было бы выбора. Снег, который она стряхнула, налетел вновь, но теперь девушка не спешила его убирать: Сара аккуратно вывела пальцем на скамье надпись, подправила и оставила как есть. «Merry Christmas» Всё было не так безнадёжно. Казалось, даже не так уж и холодно. Сара поправляет шапку и понимает, что ей действительно грозит простуда, помимо одиночества. Но последнее не так важно.