Дом из спичек

Когда ты преодолеешь свои страхи, ты узнаешь — кто ты есть© Или нет.

Он завязывает ей руки над головой, до синяков сдавив запястья верёвкой, привязанной к ножке кровати, и имеет насухую, оставляя кровь на ворсистом ковре. Он не закрывает дверь в спальню и не беспокоится о том, что на её крики может явиться сын. Не задумывается, что тот уже, возможно, стоит у приоткрытой двери, видит, как она воет, захлебываясь в слезах, как закатываются её глаза и тушь течёт по щекам. Проходит минуты две, и вот она уже громко стонет, раздражая слух. Эта женщина много истерит, и это её наказание. В этом заключается и счастье. В этом доме это так называется. Она могла бы сотню раз уйти, и всю эту сотню раз выбирает остаться. Заглядывает в комнату сына перед сном. Поглаживает Чимина по голове, как ни в чем не бывало, и рассказывает ему сказки, словно тому пять лет. Не говорит о произошедшем ночью, не просит о помощи, не размазывает сопли по его пижаме и не воет в пустоту, стоя в углу. Всегда стирает косметику, прежде чем заглянуть к нему. — Чони, — говорит она, прежде чем подняться с края кровати, — спи сладко. В этих простых словах много нежности и простоты, оставшихся от той почти позабытой ласковой женщины, которой она когда-то была. Она всегда приглушает свет, покидая его комнату. Чимин лежит, закрыв глаза, и делает вид, что спит, только первые несколько минут. При желании, догадаться что это ложь не составило бы труда. Но кому оно надо? В углу у окна этой комнаты стоит белая колыбель. Длинные шторы у изголовья не касаются пола, они всегда раскрыты, пропуская в комнату лунный свет. Чимин откидывает одеяло, проходит пару метров и залезает в колыбельку, устраивается в ней поудобнее, благо рост и комплекция позволяют. Свернувшись калачиком, подтягивает ноги к груди и глядит в полутьме через решетки на свою же кровать, стоящую напротив. Во всем этом скрыта какая-то горечь, некая невидимая удавка сдавливает горло, но не в намерении прикончить. Вовсе нет. Разве что, может, слегка придушить. Когда время переваливает за час ночи, по дому вновь разносится её истошный крик, который не спутать ни с чем другим. Рыдания сотрясают этот проклятый дом, потолок и стены захлебываются смехом, гогочут и внемлют. За багетом в коридоре что-то скребётся — попавший в ловушку маленький жучок. Чимин никогда не прикасается к тонким решёткам колыбельки, поднимается осторожно, покидает спальню неспеша, направляется к той приоткрытой двери в другом конце дома. Коридор, облепленный тяжёлыми обоями, давит на него со всех сторон. Иногда может показаться, что стены сужаются, ковёр двигается под ногами, и внутри оживает предчувствие, сообщая, что осталась минута, а может меньше, и его размажет в мокрое пятно, которое никто не сможет замыть даже через годы. Он делает несколько осторожных шагов, но так и не срывается на бег, пусть даже по спине проползает холодок, а икры стягивает напряжением, напоминая о скорых судорогах. Иногда она делает отцу минет, а он грубо держит её за спутанные волосы и не дает отстраниться, даже когда та начинает задыхаться. Это у них называется любовью. Убогое зрелище, от которого тянет разве что блевать. Во всем, что происходит здесь, нет тайны, как и в том простом понятии, что люди, являющиеся его родителями, не совсем нормальные. Для Чимина это не открытие, и никогда таковым не было. Он просто знает это, и всё. Все люди вокруг него хоть немного, да не такие. Каждому, как говорится, своё. То, что для одного даже звучит ужасающе, для другого — обычная такая повседневность. Вокруг всегда много всяких разговоров, уйма моралистов, но мало толку. Чимин родителей не выбирал, как и они не выбирали его. А люди, живущие в одном доме, должны уметь как-то сосуществовать. Только и всего. Никто никого здесь не осуждает. Правда. Чимин ни разу на своей памяти не пытался жаловаться на жизнь, не заикался о происходящем в его доме своим друзьям. Никогда за все время не приводил их к себе домой. Его дом является закрытой территорией ещё с начальной школы, и все по умолчанию об этом знают. Скорее всего, сцена, где мать рассказывает своему почти восемнадцатилетнему сыну детские сказки перед сном, ребят бы весьма позабавила. Всё остальное, следующее после часа ночи, поразило бы до оцепенения и разинутого рта, из которого то и дело вылетали бы нечленораздельные звуки. И кто-то из них дрожащим голосом непременно спросил бы, указывая пальцем в угол: — Это колыбель… Чья она? Лицо Чимина, скорее всего, исказило бы небольшим мышечным спазмом, и вопрос бы остался без ответа. Чимин не выбирал их, а они не выбирали его. Всё предельно ясно, и в сложных дополнениях не нуждается. Он принимает происходящее. По началу со скрипом, правда, а через какое-то время уже с безразличием. Лишний раз драматизировать нет смысла. Как там в таких случаях говорят? А, ну да, — «человек ко всему привыкает». И не нужно делать суровые лица. Как человек, Чимин по жизни не требует многого. Его в принципе мало что волнует, мало что цепляет. Может и не время ещё для каких-то значительных перестроек. Он обычный, вообще-то, один из тех, кто не любит задумываться наперёд, лишний раз разводить вокруг себя вопросы и ненужную деятельность. Однако, в кругу знакомых людей парень умеет быть хорошим слушателем и отлично подстраивается под ситуации. Выказывает заинтересованность, которой чаще всего на самом деле и в помине нет. Под чужую болтовню время летит быстрее, и ему это подходит. Не то чтобы все это ложь, вид отвратительнейшего лицемерия, нет. Это привычка. И если уж совсем по-честному, скорее всего он тоже не совсем нормальный. Генетика там, и все такое. Но никто же не жалуется? По всем соответствующим параметрам его даже можно записать в психопаты. К одной из разновидностей — точно. Сам он мысленно давно себя к ним причислил, но и тут на самом деле не все так просто. Чимин ничего ни от кого не ждёт, ничего не ожидает от будущего и, казалось бы, ни к чему особо не стремится. Он не подавлен, не выглядит несчастным бедным мальчишкой, загнанным в угол, не ищет сострадания, не ноет в подушку по ночам и не кричит в открытое окно, пытаясь сбросить с плеч весь скопившийся негатив. Привык жить, как есть. Плывёт по течению, и в основном не обращает внимания на встречающиеся по пути камни. Ну столкнулся чуток, содрал местами кожу, поменял траекторию и плывёт себе дальше. И так изо дня в день. Свет включается, свет выключается. Часики тик-так, сердечко бьётся — и нормально. ￩═╬ ╬══╬ ╬═↴ Мама садится на кровать и повторяет свое излюбленное — «Чони, спи сладко». Кожа горит под одеялом, которым она его накрыла, и Чимин делает вид что спит. До его восемнадцатилетия остается два месяца. Друзья и знакомые истязают себя зубрежкой перед предстоящими зачетами, встречаются, расстаются, признаются. Окунаются в новое, ошибаются, возвращаются. Пышут эмоциями, гаснут, воспламеняются вновь. Набираются опыта. Меняются. Чимин же опять подстраивается под очередной разговор, вставляет пару слов в обсуждении, редко сам выбирает тему, но всегда знает, что сказать. Он не требует много внимания, но и в одиночку никогда не сидит. Привычно так, где-то на середине. Чимин не особо задумывается о том, что готовит ему завтрашний день, не пытается что-то изменить. Для того, чтобы начать что-то менять, надо начать с себя. Это каждый слышал не раз, а ему оно зачем надо? Смысл меняться и рваться куда-то, когда и на этой пристани сносно? Все эти перемены - это не к нему, и не о нём. Друзья уже вовсю планируют его предстоящий день рождения, и, кажется, они взволнованы этим событием даже больше его самого. Чимин, откровенно говоря, и не вспомнил бы об этом дне, если бы не эти люди. Хосок громко объявляет, когда они собираются за привычным столом в столовой, что праздновать будут у него. Он уже придумал пару тем и составил список всего нужного. Любитель планировать и организовывать. Юнги молча кивает, поглядывая на паренька, сидящего за столиком у окна в другом конце столовой. Намджун все время что-то пишет, поправляя очки на переносице. Джин пытается шутить, и Чимин смеется первым, хотя почти все шутки старшего несмешные вовсе. Никто из сидящих за этим столом не знает его настоящего, и если подумать, вряд ли он сам себя знает. В этом заключается простая истина. Она не у одного него такая. Юнги потирает нагрудный карман. Намджун незаметно стягивает хлебную палочку с тарелки Джина, пока тот отвлекается на спор с Хосоком относительно цвета стаканчиков. Нашли из-за чего спорить. В воздухе пахнет панкейками, которые им давали на завтрак. Парень за столиком в углу напоминает куклу, посаженную за стол во время игры в чаепитие. Он не двигается, как и листья деревьев за окном, застывшие за отсутствием ветра. Чимин пару раз моргает, но кукла за столиком так и не двигается, смотрит перед собой пустым взглядом, оставаясь безучастной до конца обеда. ￩═╬ ╬══╬ ╬═↴ Отец никогда на него не кричал. Чимин, по крайней мере, не припомнит ни единого случая. Тот всегда загружен работой и приходит домой поздно. Иногда он оставляет ему деньги на карманные расходы под вазой с цветами в коридоре. И всегда оставляет двери за собой слегка приоткрытыми. Если бы Чимину нужно было описать его лицо, парень, скорее всего, малость бы растерялся. Не потому, что с памятью проблемы, просто лицо у отца не запоминающееся. Да и запоминать его досконально просто не имело смысла. Фоторобот его Чимину все равно не составлять, так на что париться? Ну да, человек этот его сделал, кормил все эти годы, денег, вон, подкидывает. Чимин не то чтобы такой уж неблагодарный сукин сын, просто ничего к этому человеку не испытывает, как к той же вазе, под которой мужчина оставляет для него деньги, что тут поделаешь? Пак не назвал бы его ни злым, ни плохим, даже несмотря на то, что знает и видит. Даже несмотря на то, как тот поступает с его матерью, как долго, громко и бесстыдно трахает её по ночам, не закрывая двери до конца. Женщина тоже святой никогда не была. Да и не сказать, чтобы это её сопротивление имело реальный характер. Не было такого ни разу. Этот проклятый дом сделал их такими. Здесь свои правила, здесь правит своё безумие, и все они на самом деле являются всего лишь узниками, даже не подозревая об этом. ￩═╬ ╬══╬ ╬═↴ — Чони, — почти привычно зовет мать ласковым голосом, стоит ему появиться на пороге, — я купила твой любимый гранатовый сок. Солнце напекает ему спину и футболка намокает, прилипая к коже, дверь хлопает позади и тепло пропадает. Холодно. Лестница, ведущая на второй этаж, напоминает извивающуюся змею. Того и гляди сбросит кожу. На гранатовый сок у Чимина с детства аллергия, вся кожа покрывается сыпью и из носа течёт, как из открытого крана. Мать об этом знает, вроде как. Знала. Он подходит к столу не спеша, забирает стакан с предложенным напитком и выливает в раковину прямо под её внимательным взглядом, затем молча удаляется к себе. Она остается стоять позади с натянутой улыбкой на бледном осунувшемся лице. Мнёт в ладонях край фартука, который носит на кухне, хотя никогда не умела готовить. Убирает стакан на полку и поднимается вслед за ним на второй этаж. Её глаза, утерявшие всякий блеск, убивают пустотой. Каждый раз, встречаясь с ними, хочется закрыть глаза. Или выдавить их, на худой конец. Каждый раз, наблюдая её возле колыбели, хочется заснуть навсегда. ￩═╬ ╬══╬ ╬═↴ Чимин не считает ступенек, не считает оставшуюся в карманах мелочь, и также не считает вдруг свалившееся на них откровение Юнги, если это можно так назвать, чем-то из ряда вон выходящим. Не считает так даже для вида. Ничего особенного, на что было бы желание проявить этакую реакцию. Не новость. В отличие, похоже, от остальных ребят, разинувших было поначалу рты. Может тоже только для виду. Может больше от того, что позвать кого-то в их компанию решил сам Мин Юнги, которому в основном на всех, кто не за этим столом, поебать с высокой и толстой. В смысле — трубы, но не суть. Чимин, в отличие от остальных, не раз замечал, как Мин смотрел на того парня в столовой у окна, чуть ли не в рот ему заглядывал, провожал его взглядом в коридоре, поэтому что-то вроде «я хочу позвать Чонгука» не было удивительным, а «мне он нравится» — тем более. Хосок, как всегда, отходит первым, всплескивает руками и, словно вспомнив лишь сейчас, заявляет, что тоже позовёт кое-кого новенького, а дальше все возвращается на круги своя. Будто и не было никакого двойного дна, и это «нравится» не содержало большего. Разговоры о закуске сменяются обсуждением выпивки, и пофиг, что тому же пареньку, которого собрается пригласить Юнги, только стукнуло семнадцать. К слову, то, что тот уже на первом курсе, а не учится в старшей школе, как его ровесники, даже немного озадачивает. Раньше Чимин считал себя самым младшим, так нет, оказывается. Загадка, не иначе. Собираются, как и договорились, у Хосока. Сегодня вот тоже у него. Оно и понятно, Чон живет один, в отличие от Юнги и Намджуна, которые снимают по комнатушке с соседями. Джин, вроде, живет с матерью. Чимин — и так ясно, не обсуждается даже, закрытая территория. ￩═╬ ╬══╬ ╬═↴ Привычка собирать иногда спичечные домики перед сном, после того, как она вышла из комнаты, а затем поджигать их в ванной появляется у него как-то сама собой. Когда точно — не сказать. Есть в этом занятии что-то умиротворяющее. Спички дешёвые, сгорают быстро. Огонь красивый и яркий, на него не надоедает смотреть. Языки пламени жадно пожирают древесину, извивающиеся тени на стенах завораживают танцем, ненадолго наполняют внутренним спокойствием, похожим на эйфорию. Хочется вдыхать глубже, словно здесь и сейчас этот дым — чистейший горный воздух, а не отрава. У каждого из значимых для него людей есть свои необычные привычки. У Намджуна, например, — таскать с собой мини-бонсай в поездки загород. У Хосока — каждый день по-разному завязывать шнурки на кроссовках. У Джина — пинать кресло перед выходом из дома. У Юнги — собирать бычки своих недокуренных сигарет и складывать их обратно в пачку. Что он с ними потом делает: выкидывает, закапывает или хранит до поры до времени - никто не знает. Чимин иногда надолго уходит в свои мысли и даже не замечает этого. Задумывается о связном и не очень, пропускает некоторые моменты мимо ушей. В голову то и дело приходят какие-то ненавязчивые «мимоходом» теории. Не из области сложной философии, а так, какие-то простые истины и факты, скорее. Сам он считает их именно таковыми. Одна из них гласит, что люди, встречающиеся на нашем пути, люди, тянущиеся друг к другу часто без очевидной на то причины, оказываются рядом не просто так. Эти люди так или иначе похожи. Похожи намного больше и глубже, чем может показаться со стороны. Больше, чем они сами порой осознают. Кто знает, может так оно и есть? Может и они, все эти давно знакомые люди рядом, прямо здесь и сейчас тоже только подстраиваются и являются кем-то ещё? Чимин точно не припомнит, как началась их дружба ещё тогда, в школе. Может, они просто не могли не встретиться… такие, вроде, разные все люди. ￩═╬ ╬══╬ ╬═↴ У Хосока в этот выходной собирается много народу. Выглядит тот как всегда просто, но стильно, со вкусом. Улыбка дополняет приятные впечатления. Его нельзя назвать завсегдатаем шумных вечеринок, но время от времени он не прочь хорошо отдохнуть. И желательно именно так, в кругу самых значимых для него хорошо знакомых людей и некоторых хороших одногруппников. Чимин сжимает в руках банку пива, которую вручил Хосок, стоило ему стянуть обувь на пороге, и делает небольшие глотки, обжигая гортань приятной горечью. Не сказать что он очень уж хотел проводить так свой выходной… как и хотел бы быть дома, впрочем, тоже. В любом случае, дома его отсутствие вряд ли кто-то замечал. Мать, наверное, в комнате, рассказывает очередную сказку, стоя у пустой колыбели, за отсутствием реального слушателя на кровати позади. Натягивает на лицо улыбку и желает сладких снов пустоте. Все это давно не так уж и важно. Пак допивает вторую банку пива, все так же стоя у стены, чуть дергает ногой в такт музыке. В дверь звонят, видимо, припозднившиеся гости, и первым на пороге появляется Чонгук. Очень эффектный Чонгук. Юнги, сидящий на диване с тёплым пивом, тут же оживляется, завидев его, сбрасывает с лица хмурое выражение, которое словно прилипло к нему весь вечер. Когда гость переступает порог, привлекая своим впечатляющим видом всеобщее внимание, позади него обнаруживается ещё один парень. Тот тормозит позади, совсем не торопится зайти следом и разделить интерес, направленный на Чонгука, на двоих. Чимину, стоящему ближе всего к выходу и почти сразу заметившему незнакомца кажется, что паренёк так и останется там, за дверью. Может, пусть бы он там и остался. Но нет, незнакомец переступает наконец порог чужой квартиры и неторопливо закрывает за собой дверь. В нём, казалось бы, нет ничего примечательного, выделяющегося на фоне остальных. Выглядит, на взгляд Чимина, даже немного неряшливо, одет безвкусно, будто только проснулся, не причесался даже толком и явился сюда. Из вещей на нем помятая лиловая рубашка в мелкий ромбик и широкие тёмные брюки. А растрепанные чуть вьющиеся чёрные волосы скрывают тёмные раскосые глаза. Хосок подлетает к гостям первым, с улыбкой вручает последнему стакан с газировкой, что не ускользает от внимания Чимина, и что-то быстро шепчет тому на ухо, похлопав по плечу. Уходит за банкой пива для Чонгука, дружелюбно поприветствовав того и указав в направлении Юнги. — Странный парень, — говорит вдруг возникший рядом Намджун, в кои-то веки оставивший свои очки дома. На нем чёрная рубашка, которую ему очень идёт, а не по годам мудрый и немного строгий взгляд устремлен на незнакомца. — Думаешь? — без особого интереса отзывается Чимин. Хочется добавить, что все они тут немного странные. Как говорил один известный персонаж — «если ты не странный - это странно». Трудно с ним не согласиться. Чимину, по крайней мере. — Спроси его имя, — не поясняя зачем, предлагает друг. Отходит от него, присоединяясь к Джину, с усердием пытающемуся выиграть у Чени с параллельной группы в «Дженга», и заодно рассказать очередную шутку, смысл которой никто так и не разберёт до конца. Чимин слышит знакомый смех, напоминающий звук стеклоочистителя, и видит улыбки сидящих вокруг. Как обычно, всех больше забавляет смех парня, нежели суть шутки. Ноги несут его вперёд, заставляя переключить внимание на нового в этой квартире персонажа. — Не пьёшь? — указывая на обычную газировку в больших руках, интересуется Чимин, лишь бы завязать разговор. Особых причин для этого у него нет, не считая слов Кима, что показались любопытными, и может поэтому он и стоит здесь. Интересно же. С чего бы друг это сказал? Получается, Намджун тоже с ним знаком уже. Заняться все равно нечем, можно попробовать разузнать, так сказать, разбавить вечерок хоть чем-то. — Непереносимость, — легко отвечает брюнет, поднимая на него глаза, скользит взглядом по надписям на рукаве его толстовки, — потом блюю пару дней, — поясняет немного отстранённо. Низкий голос не становится чем-то новым, как и его ответ. Длинные пальцы, сжимающие стаканчик, всего лишь продолжение конечности. Чимин ставит свою пустую банку на подоконник, прослеживает за чужим взглядом, блуждающим по людям вокруг, и спрашивает: — Как тебя зовут? — Ванте, — в его имени тоже нет ничего особенного. В мире сотни самых разных имён. Множество разных людей, соответственно и фантазии в голове немерено. Ванте - так Ванте. Ванте не кажется ему странным в том смысле слова, который вложил Намджун, говоря о новом госте. Парень так и не допивает свою газировку той ночью, коротко рассказывает, что с Хосоком познакомился в метро. Тот, оступившись об собственные шнурки, чуть не полетел вниз с платформы, а он оказался рядом, вовремя подхватил. О себе говорит только, что в будущем хотел бы работать флористом, переводит на него взгляд, и, вроде, что-то ещё хочет добавить, чего-то ждёт в ответ, но Чимин только кивает и не требует продолжения. Кем хочет быть в будущем он сам, пусть и выбрал, вроде как, факультет искусства, где хочет быть, Пак не знает, и уж явно не ему рассуждать о чужих желаниях. Желает Ванте продавать цветочки в будущем — удачи ему. Одно можно добавить точно — Чимин подобным ни за что бы заниматься не стал. Через пару дней Чимин встречает того парня вновь. На светофоре окликает его, но Ванте почему-то не оборачивается. Приходится догнать его, развернуть за плечо и услышать, что зовут того: — Винсент, — что наверное Чимин в прошлый раз не расслышал. Только Чимин расслышал прекрасно, и тогда и сейчас. У него со слухом проблем нет, и когда встретив парня в третий раз, слышит, что того зовут Джей, не показывает своего удивления внешне. Но небольшое замешательство внутри не утихает ещё какое-то время. Он не спешит с расспросами, вроде: «Эй, парень, почему ты постоянно представляешься разными именами? У тебя проблемы с памятью?» У тебя проблемы с головой? Не стоит задавать такие вопросы, тот его только пошлёт подальше и будет прав. Да и что Чимину даст ответ? Пусть зовётся кем хочет, раз нравится. ￩═╬ ╬══╬ ╬═↴ Пролежав в колыбели около часа, вместо того, чтобы привычно направиться к родительской спальне, он вдруг выходит в окно. Спускается по дереву рядом, словно воришка среди ночи, перепрыгивает на козырёк крыльца и спрыгивает с него на заросший газон. Через забор перелезать передумывает, выходит тихо через ворота. Немного растрепанный, в толстовке и в пижамных штанах. На себя не похожий, без особой цели доходит до реки, проходит вдоль пару остановок пешком и снова встречает того парня — ни с того, ни с сего. Пора бы задуматься о том, что случайности не случайны. Чимин и задумывается немного, подходит поближе к тому, кто постоянно представляется разными именами, и ощущает прохладу, заползающую под пижамные штаны. И с чего его вдруг сюда понесло? — Меня зовут Чони, — неожиданно даже для себя кидает парню в спину, прежде чем в него самого не прилетело новым именем. Спокойно сидящий до того на траве парень поднимает голову и отрицательно качает ей, словно не соглашаюсь с ним. Чимин отмечает, что на нем сегодня мятый пиджак на пару размеров больше, какая-то светлая футболка и клетчатые брюки. По стилю, как прежде - такой себе бомжик с симпатичным лицом. — Тебя зовут Чимин, — заявляет тот тоном, не терпящим возражений, глаза его блестят неясным огоньком, не то свет фонаря неподалеку отражается в них, не то это застывшие слезы, которые он не успел спрятать. Не то видение, навеянное ночью. На водной глади впереди купается полумесяц. Загадочная улыбка, обращенная на него в этот короткий миг, режет, словно скальпелем. Неудивительно, что губы Пака тоже разъезжаются в полумесяце. По спине бегут неторопливые мурашки, и руки самую малость мёрзнут, приходится спрятать их обратно в карман как можно глубже. Ночная прохлада напоминает о себе сильнее. — А тебя? — звучит шёпотом. — Ви. — Как тебя зовут на самом деле? Парень отводит взгляд, похлопывает по траве, намекая ему присаживаться рядом. — Ренуар. Переспрашивать снова ничего не даст, это понятно. Чимин даже не злится, разве что немного шипит внутри негодование. Он опускается рядом и кидает первый попавшийся под руку плоский камушек в воду. Тот отскакивает семь раз, взволновав идеальную водную гладь, и парень с разными именами громко аплодирует, будто перед ним разыгралось целое шоу. Выражение его лица смягчается, делая черты лица нежнее. — Тебя зовут Чимин, — повторяет он, словно закрепляя материал. Поднимается с травы и отряхивается кое-как, не стараясь особо, — не забывай своё имя. В нем, казалось бы, нет ничего примечательного. Ещё один «не такой» в рядах таких же, друг на друга не похожих. Может быть, приходят мысли в голову Чимина, парень этот тоже немного ненормальный. Может не «немного». Без разницы, на самом деле. Пак не заостряет на этом внимания, поднимается следом. Водная гладь приходит в спокойствие, на поверхности оседает привычная тишина, в ушах еле слышно свистит ветер. Чимин не видит Ванте… Ви… или как его там, после той встречи у реки почти неделю. Сжигает ещё семь спичечных домиков в ванной, наблюдая до последнего, как они догорают. Выливает ещё пару стаканов с соком под её пристальным взглядом. Лежит в колыбели немного и слушает завывания и стоны, как всегда вступающие среди ночи. Привычный ход вещей и действий остаётся неизменным. Юнги, вроде как, начинает встречаться с Чонгуком, и оказывается, что парня с разными именами он не знает, они только пришли тогда к Хосоку в одно время, и всё. Намджун тихо говорит ему, что видел, как странный парень околачивался у цветочного магазина, недалеко отсюда. Ещё через какое-то время сообщает, что зовут парня на самом деле Тэхен. Ким Тэхен. Джун узнал настоящее имя, когда пробивал ему вино в супермаркете, на одной из своих старых подработок. Непонятно толком, с какой целью Намджун там работал, пусть и недолго, ведь в деньгах не нуждался, и, в общем-то, был вполне обеспечен. Друзьям размыто сказал тогда, мол, всякий опыт в жизни пригодится. В общем, на той подработке Тэхен представился Намджуну Юном, хотя документ в его руках утверждал другое. Затем, через день, Мином. Тем же днем, чуть позднее, Довоном. Намджун замолкает, перелистывает книгу и кидает взгляд на стол в паре метрах от них. За ним уже час сидит Джин, ломая голову над изображенной в книге картиной «Падение Икара», с намерением интерпретировать известную трагедию и сцену на холсте в совершенно ином ключе. В современном — как заявляет он всем желающим. Сокджин любит иногда загрузить себя подобным, затем разбирать по частям каждую деталь с соответствующим педагогом, а те с энтузиазмом идут навстречу порывам к познанию столь заинтересованного молодого человека. Нечасто же встретишь того, кто желает не только видеть глубже, но и познать эту глубину. Тихий шелест переворачивающихся страниц режет тишину, библиотекарь иногда шипит на переговаривающихся и громко хлопающих дверью библиотеки. Намджун опускает взгляд в книгу и кидает еле слышно в дополнение к вышесказанному на тему Тэхена, что у того, похоже, что-то посттравматическое, что сложно это, наверное. В это лучше не лезть. Более ничем свои доводы не подкрепляет. Чимин не особо-то и желает углубляться, вопросов не задаёт. Джун бывает временами загадочен, и как ни удивительно, Чимин начал замечать это только недавно. Намджун один из тех, кто не умеет останавливаться на достигнутом и всегда доводит дело до конца, прежде чем взяться за что-то новое. Его начитанность порой поражает, и бывает непонятно, почему среди многих он выбрал именно эту компанию. Именно их. Впрочем, может дело и в Джине, с которым тот дружит с детства. Чимин смотрит на него и думает, что Джун скорее всего станет профессором или каким-нибудь учёным, сумеющим в будущем открыть нечто невероятное. И исчезнет однажды из виду, как и все остальные, погрузившись в новые открытия. ￩═╬ ╬══╬ ╬═↴ Ким Тэхен, который как только себя не величает, в этот раз встречается ему в магазине. Стоит там в овощном отделе и не может выбрать, какую пачку с сельдереем взять. Упаковки в его руках, к слову, абсолютно идентичны. Чимин забирает одну, помогая скорее определиться, и прижимая к груди оставшуюся, тихо кивает в приветствии. Раскосые глаза перемещаются на полку с ягодами, и Чимин почему-то думает, что ему должна нравиться клубника. Что даже с растрепанными волосами парень не так уж и плох, если приглядеться к нему как следует. И всё же чёлку он бы на его месте убрал. Пак просто размышляет об этом, пока кассир пробивает парню этот его сельдерей, рис и пару луковиц, вроде. Он просто думает о разном, пока они вместе выходят из магазина и идут по асфальтированной дороге, не спрашивая кому куда. Тэхен достаёт из пакета тот самый сельдерей, раскрывает упаковку и хрустит им, забавно причмокивая. На приподнятую в лёгком недоумении бровь Чимина говорит, что это полезно и вкусно. Предлагает и ему, но Пак отказывается. Нет уж, спасибо. Не привык он жевать овощи по дороге, да и не особый фанат сельдерея. Ким резко останавливается и сворачивает к одной из пустых скамеек, когда они проходят через парк. Аппетитно поглощая оставшийся стебель, ни с того ни он сего вдруг рассказывает немного о своей мании к разным именам, хотя Чимин и не спрашивал вслух. Говорит, что если он не будет следовать «простому набору действий», случится что-то очень плохое, из самой темной области мыслей. — Я Ник, — говорит следом, как будто кто-то спросил его имя, — но позже им уже не буду. — А я Чимин… — И должен оставаться им всегда, — перебивая его, договаривает Ким. — А что если позже я захочу поменять имя? Захочу назваться кем-то другим. Она назовёт меня им. Снова. — Ты все равно останешься — Чимин, — ветер раздувает его чёлку и Пак замечает тёмные густые брови, которые тот немного хмурит. Замечает пару родинок на лице и блеск в глазах, не похожий на её. Всё это мелочи на самом деле, просто наблюдения. Подобные наблюдения для него в порядке вещей. — Тэхен, — говорит Чимин, и парень застывает на пару секунд, словно застигнутый врасплох, — что такого плохого случится, если ты хоть раз назовешься настоящим именем? Что-то очень плохое, — читается в глазах напротив. Что-то очень-очень плохое, не смей… Не смей! Не думай проверять! Уголок его губ вздрагивает и сок сельдерея блестит на них, он поднимается и молчаливо уходит вперёд, не добавляя ни слова и даже не прощаясь. Чимин остаётся позади, смотреть ему вслед. Здесь им не по пути, в любом случае. Проклятый дом совсем в другом направлении. На самом деле, люди не выбирают друг друга. Просто рождаются, просто встречаются по пути и думают, что это и вот это — и есть выбор. Перст судьбы, предначертание свыше и прочая лабуда. С Чимином, уж простите, это не канает. Все проще. Намного проще. Мать кричит, а через пару минут уже стонет. Отец держит её руки крепко, до синяков, и смотрит часто брезгливо куда-то вбок. Чимин стоит в проёме. Полоска света, падающая из спальни, делит его на две ровные части. Коридор позади сужается, потолок все ниже, и плечи невольно подрагивают. Маленький мальчик, лежащий в колыбели в его комнате, молчаливо глядит через решётки вникуда. Чимин его хорошо знает. Слишком хорошо. — Чони, — говорит мама, поглаживая его по голове, — Чони, спи сладко. Чимин делает пару шагов назад и упирается в стену. Голоса и стоны смешиваются с тихими скребками жучка, спрятавшегося за багетом. Тот маленький мальчик вдруг оказывается в другом конце коридора, откуда Чимин ранее пришёл. Он как-то выбрался из колыбели. Мальчик смотрит на него блестящими глазками, Пак не знает, что это в них, слезы застыли или фальшивый отблеск пустоты. Мальчик делает пару шагов в его направлении и вдруг срывается на бег, а ковёр под его ногами шевелится, словно живой, и тоже ползёт на него. Чимин поспешно закрывает глаза и не дышит. Всё это пройдёт. «Тебя зовут Чимин, — повторяет голос в голове, — не забывай свое имя», — добавляют одними губами беззвучно. Он не забывает. Он единственный здесь не забывает. Веки поднимаются, и в коридоре никого не оказывается. Ваза, под которой отец оставляет ему на карманные, исчезает, а искусственные цветы, которые были в ней, валяются на ковре. Чимин в цветах не разбирается, они ему вообще не особо нравятся. Ни срезанные полуживые, ни искусственные, ни какие-либо еще. Цветы кладут на могилы и дарят на праздники. Только вдумайтесь! — кричит сознание в ответ. Это же полный бред. Все цветы, которые ему самому когда либо дарили, оказываются на помойке, поломанные и распотрошённые, затоптанные ботинками, на самом дне. Им, мертвым, так или иначе, только там и место. Тэхен сидит на привычном месте прямо на траве, напротив реки. Похоже, это его любимое место, и холод, идущий от земли, - последнее, что его волнует. Чимин здесь оказался, потому что опять ушёл из дома после полуночи, прямо в пижамных штанах, майке и тонкой кофте через голову. На улице холодновато, а Ким даже ничего не подложил на траву, прежде чем сесть там, вытянув ноги. Простынет ведь, замечает Пак мимолетом. А там где простуда — там и весь набор из соплей с температурой. Болеть вообще хреново. Ещё один камешек, оказывшийся под ладонью, летит в воду и отскакивает пару раз. — Что настолько плохого может случиться, если не следовать этому твоему простому набору действий? — спрашивает он первое, что приходит на ум, останавливаясь рядом. Тэхен не смотрит в его сторону, больше увлеченный побеспокоенной им водной гладью. — Самое худшее, из самой темной области мыслей, — повторяет, как-будто параграф зачитывает. — Что если я намеренно собью последовательность этих действий? — Может сделаться что-то очень плохое… — он немного тормозит, — по отношению к тебе, в каком-то смысле, — слова звучат абсолютно спокойно, но немного неуверенно, будто они тут лениво выносят вердикт скучному фильму. Не пахнет в словах «дурным» или чем подобным, просто рутинная информация, вроде «поступай с ней, как хочешь». Пака не пугает этот спокойный тон. И то, что на него даже не смотрят, не беспокоит совсем. Не особо колышет, к чему это может привести, да и слова эти, в принципе, он серьезно не воспринимает, но и шуткой не считает. Что-то во всем этом есть, но похоже это больше на начало перемен. Небольших совсем. А может, всего лишь любопытство, в кои-то веки увлекающее в большее. Холод кусает за загривок, а Чимин вдруг думает, что было бы неплохо погрузиться в этот холод с головой. Показать на деле, что его всё это совсем не пугает, вообще ничего не пугает. Хотя никто его об этом не просил, как и имени Тэ, которое чаще всего никто и не спрашивал. Тэхен недоуменно приподнимает бровь, когда Чимин и правда начинает раздеваться. Ну да, вот такой он ещё бывает безбашенный. — Это ты так сбиваешь порядок действий, что ли? — уточняет Ким на всякий случай. Чимин в ответ только весело усмехается. Чужой взгляд скользит по его обнаженному животу, отмечая гусиную кожу на руках, пока он разбирается с последними деталями одежды ниже пояса, оставаясь полностью голым, — родинка на шее прикольная, — отмечает вслух Тэхен, как бы между делом, и возвращается взглядом к лицу. Чимин даже не обращает на это толком внимания, перепрыгивает с ноги на ногу, мёрзнет ужасно, но решительно спускается к воде, осторожно входит в эту холодную кусачую гладь. Чувствует чужой взгляд на своей спине, и почему-то сейчас нет ничего важнее этого. Показать, мол, вот видишь, взял — и сделал. — Не хочешь присоединиться? — шутливо предлагает он, погрузившись в воду по плечи. Холодно — жесть, но к этому холоду быстро привыкаешь и становится даже как-то хорошо. Скорее всего, он заболеет, но это того стоит, вроде как. Тэхен смотрит на него с берега с примесью невысказанного вслух «Да ты безумец, парень», но следом на его губах появляется та самая улыбка, что режет острее скальпеля, и черт, губы Пака разъезжаются тоже, только теперь, скорее, как тесто на сковороде. Он стоит в воде ещё какое-то время, немного проплывает вперёд и выходит, ни капли не стесняясь своей наготы. Холод обрушивается на него уже теперь с двойной силой и стягивает кожу, разгрызая незримыми укусами плоть. Сейчас бы укутаться в тёплый плед и сесть у камина, как в фильмах, отогреваясь. А не вот это вот всё. — Теперь ты точно замёрзнешь, — говорит капитан-очевидность, скидывает с себя свой большой безразмерный пиджак и кидает в дрожащего Чимина, пытающегося напялить трусы на мокрое тело. Такое себе развлечение. — Может тогда согреешь меня? — бросает в ответ, чуть скалясь и не особо задумываясь над словами. Посиневшие от холода губы дрожат. Чужой пиджак доходит ему до бёдер и смотрится, как ни странно, сексуально даже, а еще все время норовит сползти с одного плеча. Случайно так совершенно. Вокруг никого нет, все люди давно попрятались по домам, свет луны рисует тени на их лицах, фонари скрыты за кустами и деревьями позади. Их никому, по сути, не увидеть, и эта последняя мысль неожиданно цепляет и не отпускает. — Может… — неопределённо произносит Тэхен, только подкрепляя возникшую в голове Чимина идею. Улыбка с лица брюнета пропадает, и он смотрит иначе, — Может ты потом пожалеешь. Может и пожалеет, а может и нет. Чимин не задумывается наперёд, вообще-то. В данный момент его одолевает это непредвиденное желание, возможно и холод в этом виноват, а может он просто давно не занимался сексом, черт его знает. Во всей этой атмосфере вокруг что-то есть, способствует, так сказать, пробуждению аппетита. Вот так неожиданно и, казалось бы, не в тему, учитывая ещё и то, что партнером выступает парень, как бы. Чимин бросает попытку напялить вещи на влажное тело. Пошло оно. Подходит к Киму, не встречая сопротивления без разрешения располагается на его вытянутых ногах и сбрасывает пиджак с плеч. Так себе идея, конечно, холод тут как тут, кусает, собака, похлеще чем ранее. Гусиная кожа по рукам и мелкая дрожь до кончиков пальцев на ногах только усиливается. — Я до этого спал только с девчонками, — признается он сразу, — Надеюсь, хоть ты знаешь, как это делается — шепчет следом, прежде чем наклониться вперёд и вцепиться в чужие приоткрытые губы. Чего медлить-то? — Тоже не занимался прежде сексом с парнем. Разберемся по ходу, — шепчут ему в ответ, выдыхая в губы. Ну вот и договорились. Широкие ладони ложатся на спину и скользят неторопливо по коже. Стайка мурашек, теперь уже возникшая от их жара, проносится вниз по позвоночнику и пропадает где-то в районе поясницы. Член дёргается, реагируя на чужое тепло и тянет немного. Ким притягивает его ближе, практически вжимает в себя. С самого начала не выказывает против идеи Пака не малейшего возражения. Охватывает ладонями ягодицы и осторожно мнет их, то и дело проходится пальцами по ложбинке. Пак чувствует, как парень начинает возбуждаться, бугорок в штанах растёт и Чимин трется об него, провоцируя на дальнейшее. Запускает язык в его рот и попутно расстёгивает брюки, касаясь пальцами члена, неожиданно большего по размеру, чем у него самого. Удовлетворённо выдыхая с реакции, поглаживает дальше и кусает Тэхена в шею, наслаждаясь вздохами, вылетающими из приоткрытого рта. Большие ладони на его заднице лежат идеально и греют, они словно специально созданы для этого. Чимин находит в этом свою прелесть. Притирается и потихоньку начинает имитировать толчки, чтобы не тянуть. Тэхен чуть хрипит, сжимает ягодицы сильнее. Вообще, они могли бы как следует полобызаться взасос, помочь другу другу кончить сейчас, и закончить на этом. У Чимина ещё ни разу не было с парнем в том плане, что не доходило как-то до потери анальной девственности. А тут изначально к этому идёт, и не пугает совсем. Не беспокоят и пальцы, то и дело скользящие между ягодиц, намекающее на кое-что поглубже. Наверное время пришло, раз до сих пор так и не возникло желания прекратить чужие действия и разбежаться, удовлетворив друг друга обычной дрочкой. С этим непонятным нечто, где-то на холоде, почему бы и не попрощаться с девственностью? Эта мысль даже забавляет, сам как-то такого поворота не ожидал. Да и что теперь. Похрен, что будет больно и неприятно в первый раз, тем более прямо на траве в холод. Замечательно придумал. Если подумать, раз оба не против, могли бы просто договориться и заняться сексом где-нибудь в местечке потеплее. Могли бы, да «бы» помешало, момент разговоров прошел. Ощущения все интереснее с каждой минутой, и холод постепенно отходит на второй план. У обоих уже крепко стоит, и только добавляет уверенности в дальнейших намерениях. Тэхен немного отстраняется и словно мысли читает, поддерживает его одной рукой, другой подстилает свой пиджак на траву и толкает Чимина спиной на него. Заботится, вроде как. Это так мило, что охереть. Может Чимин даже не сляжет после с температурой под сорок, раз так. Ким стягивает с себя штаны с нижним бельём под его внимательным взглядом и устраивается поудобнее между чиминовых ног, проводит по бёдрам этими своими большими горячими руками, отвлекает от всего лишнего, завлекает, поднимается выше и начинает плавно скользить вверх-вниз по его стволу, попутно потираясь своим. Чимин чуть не скулит от этих действий, вот такого с ним раньше точно не было. Членом об член не терлись. Через вздохи просачиваются пока ещё еле уловимые стоны и смешиваются в коктейле очередного мокрого поцелуя. Проникновение внутрь мокрых пальцев, обмазанных разломанным бальзамом для губ (единственное, что нашлось в кармане), проходит более-менее терпимо, хотя тело немного подрагивает и пальцы сжимаются в кулаки от непривычки и желания в первый момент отстраниться. Тэхен не торопится, растягивает чуть-ли не с ювелирной аккуратностью, за что Чимин ему благодарен. Даёт привыкнуть, попутно то и дело кусает родинку на шее, которую ранее назвал прикольной, и зализывает свой же укус. Чимин покусывает нижнюю губу, чуть щурится от волнистых волос, щекочущих кожу у ключиц, прикрывает глаза, открывает их и наблюдает, как Тэхен отстраняется, заглядывает ему глубоко в глаза, подтягивает за бедра, и получив кивок, делает первый неглубокий толчок. Тело напрягается как струна, затем содрогается, словно в него что-то вонзили. Лицо вместе с тем искажается от боли, и в первые секунды не получается дышать. Возможно, все это было не лучшей идеей. Он пытается расслабиться, видит, что Тэхену тоже немного больно. С губ срывается мычание вместе с какой-то гласной, когда тот пытается не то выйти, не то что, непонятно. Руки скользят по траве и на эмоциях вырывают её с корнями. Это чертовски больно, непривычно жутко, но вместе с тем хочется узнать, что будет дальше. Ким ждет, жадно впитывает его эмоции взглядом, облизывает свои эти раскрасневшиеся губы и делает следующий толчок, поддерживая за бедра для удобства обоих. Наклоняется вперёд, снова толкнувшим тазом, и слизывает пару капель, скатившихся из глаз Чимина по щекам. Пак словно не здесь сейчас, перед глазами туман, а сердцебиение в груди бешенное. Ему нужно ещё какое-то время, чтобы привыкнуть и наконец полностью расслабиться, позволяя Тэ постепенно ускориться и выбивать из себя тихие стоны с нечленораздельными словами вперемешку. Все примерно так, как Чимин и ожидал поначалу. Ну ладно, хуже, ещё и кожу натирает жёсткая ткань пиджака под спиной, а голые ступни то и дело раздирают траву и землю от наплыва ощущений, а эти искры из глаз на первых толчках кажется того и гляди превратятся в один мощный заряд и доведут до инфаркта. Но все постепенно успокаивается и словно разглаживается вместе с ритмичным движением. Чимин приоткрывает глаза и видит картинку чётче, отмечает нависающего над ним Тэхена, тот кажется сейчас особенно большим и сильным. Мышцы на руках и на груди напряжены, пот бисеринками по смуглой коже. Пальцы на ногах вдруг поджимаются так сильно, словно охваченные судорогами, но приятными какими-то, заставляющими задрожать от наслаждения. Тэхен немного меняет угол проникновения и касается комка нервов внутри, от которого исходит тот самый мощный заряд блаженства по всему телу. Ощущения стремительно меняются на все более и более приятные. Желание целовать, трогать, сжимать все сразу, распробовать всего, загорается как-то иначе, целью номер один. Чимин сам не замечает, когда хватается за его плечи и вонзается пальцами в кожу в намерении впитаться в неё, пролезть сквозь ткань и отпечататься как следует. Ноги окольцовывают чужую талию, прижимая к себе как можно теснее, член входит в него до упора, шлепая яйцами по голой коже. Губы тянутся навстречу и неустанно облизывают, иногда промахиваясь мимо, мажут по скуле, подбородку. Чимин громко выдыхает, не трогает себя толком за весь процесс и кончает первым, не способный больше сдерживаться. Член внутри него стремительно набухает следом, и Ким уже собирается выйти, чтобы не кончать в него, тем более, что и презерватива не нашлось. Такие вот они оказались рисковые ребята. Непонятно, чем руководствуется Чимин в тот момент, но он не позволяет парню отстраниться, наблюдает, как приоткрывается чужой рот, как лицо заполняет волной предвкушения, и получив разрешение, парень заполняет его. Это так дико, но вместе с тем крышесносно хорошо, и Чимин не жалеет ни капли, когда Тэхен делает этот последний особенно глубокий толчок, заставляя мышцы сократиться, позвоночник прогнуться до хруста, а мозг потерять связь с реальностью на пару секунд, пока перед глазами пляшет хоровод неясных фигур, а тело обмякает. Как начиналось, и как закончилось — невообразимо просто, но факт. Немного грязно и абсолютно незапланированно, но итог удовлетворяет полностью. Тяжёлое дыхание разрывает легкие на части, липкость ощущается на животе, на бёдрах и на несчастном пиджаке под задницей, который теперь будет пахнуть их первым сексом. Что тут еще скажешь, он очень доволен, хотя в какой то момент и хотелось сдохнуть. Теперь же мысль о том, что произошло, заставляет его удовлетворенно улыбнуться. Произошедшее не ощущается чем-то неправильным или гадким. Секс в принципе не может быть чистым, на то он и секс. У них тут, к слову, даже бонус есть, где умыться в смысле, прежде чем возвращаться домой. Реши они потрахаться где-нибудь на парковке или в лесу, пришлось бы вытираться салфетками или возвращаться липкими, а тут — посмотрите. Впрочем, чистоту воды в речке тоже никто не гарантировал. Чимин уже плавал в ней, и вроде ничего, не зачесался даже ни разу, но кто знает? Длинные пальцы вдруг оказываются прямо у его лица и убирают со лба налипшие волосы, которые мешают заглянуть Чимину в глаза, пока тот хватает ртом воздух в попытке отдышаться и прийти в себя. Парень усмехается, отметив для себя что-то, затем подтягивается и снова целует, скорее даже впивается в губы, отбирая и без того недостающий Паку кислород. Кусается ещё в процессе, словно губы Чимина — те самые ягоды, что лежали на стенде магазина, и вот, дорвавшись, он не прочь бы с большим удовольствием их съесть. Чужой энтузиазм не может не радовать, но дышать тоже хочется. Во всех этих движениях, касаниях, как бы там ни было, чувствуется скорее голод и мимолетная страсть, нежели какая романтика и намек на последующие розовые сопли, что идут вкупе с сюсюканьями о любви на ушко. От последнего Чимин бы сейчас только блеванул. Это желание на двоих, вспышка, которую они успешно разделяют. Проще говоря — отличный трах, и только. — Согрелся? — вылетает с уст Кима очень низко. Пак хмурится немного, приоткрывает глаза и тянет его за волосы, оттягивая от себя, облизывается, затем притягивает обратно. — Не совсем, — это правда. Есть желание отдышаться и повторить все снова. Какой-то он получается ненасытный. Нет бы свой зад пожалеть, но не, опять тянет на подвиги. К счастью или нет, видимо не у одного него такие мысли. Широкие ладони очень быстро оказываются на животе, спускаются ниже, и вот они уже гладят по сочным розовым ягодицам, раззадоривая на ещё один раунд. Если уж начали, надо идти до победного и выжать из этой ситуации всё, не так ли? Нет? Не обязательно? Ну и ладно. Зато Тэхен, вон, с ним солидарен, а на остальное сейчас плевать. Фантазия тоже тут как тут, подкидывает варианты, как еще разнообразить эту ночь. И… Идея заниматься этим в холодной воде оказывается сложноватой в воплощении, поэтому через пару секунд, даже толком не толкнувшись в нем, Тэхен тянет его обратно на берег. Чимин недовольно шипит, но быстро соглашается. Да уж, в водичке не прокатит. После долго не думает, и как только они оказываются на берегу, быстро встаёт перед Кимом на четвереньки, выбирая теперь такую позу, просит не тормозить, а то снова начинает мёрзнуть. Хочется попробовать теперь как-то так, будто животные. Он не маленький мальчик, и как многие другие не раз смотрел самое разное порно. С первым же толчком Чимин понимает, что не прогадал с позой, и с удовольствием двигает бедрами на встречу. Шлепки об кожу выходят громче и звучат словно аплодисменты. Яйца Кима хлестко бьются об его задницу и ему нравится, как глубоко тот теперь входит. Парень имеет его немного жёстче в этой позе, но нельзя сказать, что Чимину это не нравится. Скорее, он бы даже был не против, если бы эти длинные пальцы в процессе оставили на нем парочку следов, вместе с засосами на спине. Похоже, яблоко от яблони недалеко падает. Пак подается бёдрами назад как можно активнее, в голове отмечает, что в позиции пассива множество своих достоинств, попутно поглаживает чувствительную головку, дёргающуюся при каждом движении, этак помогает себе. Второй раз выходит в разы приятнее и громче, Чимин не стесняясь стонет, почти не закрывая рот от удовольствия, и вскоре даже вскрикивает от яркости накрывшего следом оргазма. В голову закрадывается мысль, что их все-таки могут услышать, если не увидеть, но это только раззадоривает вдруг, и любовь отца оставлять двери приоткрытыми обретает какой-то свой смысл. Чимин раньше трахался только с девчонками, и, помнится, ни одна из них не была в восторге от идеи попробовать анального секса. Упрашивать Чимин не привык, так что не настаивал. Больше чем трахаться с ними ему нравилось смотреть, как они делали ему минет, хотя это и минетом-то не назовёшь. Так, полизали, пососали немного головку, больше половины никто толком в рот и не брал. Было дело, ему разок отсосал парень в туалете дома Хосока, и вот он-то показал класс, в смысле глотал — что надо, но не впечатлил умениями сдерживать лишние слюни. Трахать его тогда так и не возникло должного желания, как и подставить свой зад. Неожиданный секс с Тэхеном просто случился, и все тут, и совсем не кажется чем-то постыдным или унизительным, говоря о роли и позах. Все люди так или иначе трахаются, что в этом такого? Отчасти он всё ещё под властью возбуждения, толком даже не отдышался, да и не привык загадывать на будущее, но хочется, чтобы одним разом это не закончилось. Чего скрывать, было бы совсем неплохо снова пересечься и покувыркаться на других горизонтальных и не очень поверхностях. Тэхен пусть и выглядит непримечательно на первый взгляд, хотя дело здесь даже больше в одежде. Он красивый, этого нельзя отрицать, а без одежды еще красивее. Там под ней тоже есть на что посмотреть и, как выяснилось, парень еще и хорош в постели. Кто знает, какие у него там еще умения имеются. Любопытно очень. Похоже, Чимин нашёл себя. В сексе с этим парнем — так точно. Его не парит тот факт, что Ким явно с «чудинкой». А может там даже чего серьёзнее с царем под черепком. Тэхен может представляться кем угодно и дальше, раз у него там набор какой-то в голове. Чимин не против, но собирается звать его по одному единственному имени, его же и выкрикивать, если представится случай. Он тоже немного «не такой», и далеко не святой. Можно импровизировать, и по возможности переконструировать последовательность простых действий, если они начнут мешать, если в них есть что-то такое, что портит процесс. Дело техники, главное - желание. Остальное глянем по возможностям, почему бы и нет? Домой, усталый и потрепанный, он приходит только под утро и обнаруживает, что на календаре тринадцатое. Его день рождения. Вот тебе и варенье. Осознание даты заставляет весело усмехнуться. Зашибись, потерял девственность на свой день рождения, ничего такой подарочек вышел, а ещё и весь чешется из-за водички с речки (похоже, всё-таки не особо чистой та оказалась), и зад горит так, что хочется подложить грелку. И даже учитывая всё это, он может малость мазохист, конечно, но не отказался бы ещё от парочки «кувырков взад-вперед», желательно на кровати или под душем в ванной, только не на холоде больше. И со смазкой толковой, а не первым попавшимся под руку. Может позже, кто же его знает, получится воплотить и другие «упражнения» на практике, а сейчас надо как-то добраться до душа, от речной водички отмыться и поспать хотя бы пару часов. Взгляд ненароком уходит в угол, из-под решёток колыбели на него смотрит пустота. Проклятый дом глядит в оба и молчит пока. Она стоит за дверью и тоже смотрит в упор на полотно. Не произносит ни слова, но что-то в её взгляде пугает даже стены вокруг. Чимин не обращает внимания на холодок, пробежавший по спине, и прикрывает за собой дверь в ванную поплотнее.