Мой друг художник и поэт

Мой друг художник и поэт в дождливый вечер на стекле Мою любовь нарисовал, открыв мне чудо на земле

      Пасмурный сентябрьский вечер окутывает Питер. В квартире становится совсем темно. Мишка включает ночник над старым диваном. Глаза слипаются, и буквы на пожелтевших страницах начинают плясать. Он отрывается от чтения и сжимает переносицу, а затем смотрит на часы. Семь вечера. Ну где его черти носят? Обещал быть в шесть.       Трель умирающего звонка разрывает тишину. Пришел. Как всегда улыбчивый и жизнерадостный несмотря на погоду. Но сегодня как-то особенно. Сразу с порога заявил, что принес новые стихи. Вот почему сияет как медный грош. Миха и сам заражается его весельем. Он нетерпеливо ждет, когда Князь скинет стоптанные ботинки, и тянет его на кухню, выхватывая из рук мятую тетрадь.       Пока Мишка внимательно читает текст, Андрей подходит к окну. На пыльном подоконнике сиротливо приютился томик Хармса. В середине между страницами торчит закладка. Он раскрывает книгу, видит фото девушки и сразу узнает ее. Полина. Крепко она Мишку зацепила.       Андрей задумчиво изучает правильные тонкие черты девичьего лица, когда чужая рука вдруг захлопывает томик. Горшок смотрит исподлобья, как-то сердито, словно Князь увидел то, что ему не предназначалось. Даже не так. Не увидел, а посмел смотреть на что-то слишком личное. Андрей поджимает губы и отворачивается. Они с Михой за эти четыре года научились понимать друг друга без слов. Шура Балунов даже шутил, что они вышли на новую ступень развития и теперь осталось только начать двигать предметы силой мысли. Оттого Андрею ещё обидней. Миха делился с ним всем и рассказывал про всех подруг, кроме неё. Возможно, именно по этой причине Андрей испытывает странное иррациональное чувство неприязни к Полине. Ему было абсолютно плевать на остальных пассий Горшка. Но она… Она словно забирала какую-то часть Мишки, даже не присутствуя больше в его жизни.       Горшок познакомился с девушкой в конце мая совершенно случайно на какой-то вечеринке, но друзьям так ни разу и не показал. Роман был скоротечным, но, судя по всему, очень бурным. Мишка пропал на два летних месяца, практически не давая знать о себе, а потом вернулся мрачный. На все вопросы отмахивался, а на очередной пьянке рассказал, что семья Полины иммигрировала в Израиль. У ее деда оказались там какие-то родственники. Девушка сообщила ему об этом за неделю до отъезда. На все уговоры остаться с ним твердила, что не может, что ей нужно поддержать родителей. Андрей хмуро заметил тогда, что скатертью ей дорога. Мол, ерунда это все про родителей, просто ловить ей здесь было нечего, вот и укатила в поисках лучшей жизни. Горшок стукнул кулаком по столу и в грубой форме дал ему понять, что не хочет слышать такое про девушку. Только Андрея уже несло. Не мог он остановиться. Словесная перепалка превратилась в мордобой. В итоге оба не разговаривали друг с другом еще две недели. А потом все как-то само собой утряслось. Балу, конечно, выступил посредником в примирении, сильно ускорив процесс.       Затевать новую ссору с лучшим другом из-за какой-то там девчонки Андрей не собирается. Вместо этого флегматично спрашивает: — Как текст?       Складка между бровями Мишки тут же разглаживается. — Здорово! — он хлопает Князя по плечу. — Завтра соберемся на точке, попробуем сыграть.       Андрей кивает, и беседа перетекает в спокойное русло. Они обсуждают, где и как можно подзаработать, чтобы было что пожрать и выпить, и, может, даже накопить на что-нибудь полезное из оборудования, а то последнее время о технической стороне, похоже, думал только Балу. Потом Миха вытягивает из пачки сигарету, закуривает и, выдохнув дым, роняет между делом: — Я на следующей неделе домой.       Одной фразы Андрею достаточно. Он сразу понимает, что отец Горшка уезжает в очередную командировку. Пока его не будет, Мишка может пожить с матерью и братом. И ему сразу становится спокойней. Там Горшок будет под присмотром. — Останешься сегодня? — Миха снова затягивается. — Ага. Только диван, чур, мой.       Посреди ночи Андрей просыпается. Матрас в углу пуст. Он встает и тихо выходит из комнаты. Через дверной проем кухни в коридор льется слабый свет. Мишка уснул за столом, положив голову на руки. Рядом пустая бутылка дешевого портвейна, которую они решили припасти на завтра. Перед парнем на столе лежит фотокарточка со скромно улыбающейся девушкой. Андрей вздыхает. Он кладет ладонь на Мишкину макушку и легонько теребит. — Миха! Миш! Пойдем, на диване ляжешь. ***       Среди низко плывущих облаков проглядывает солнце. Редкий для Питера погожий осенний день. После очередных малярных работ в одной из подсобок Эрмитажа Андрей наврал Мишке с три короба о том, что мать просила его помочь, и ему нужно ехать в Купчино. На самом деле он собирается заняться совершенно иным делом. Во время перекура он стянул из внутреннего кармана Мишкиной куртки фотографию Полины. Когда они разошлись, и Андрей убедился, что Горшок отправился домой, он спешит в квартиру на Миллионной.       Князев вытягивает из глубин шкафа картонную коробку с витражными красками. Приготовив кисти, тряпки и растворитель, он тщательно отмывает стекло. Затем, прежде чем наносить контур, долго изучает фотографию. Ему не столь важно, что он будет рисовать. Важно — для кого. Работа трудоемкая и займет немало времени, но он готов потратить несколько дней, чтобы порадовать друга. Миха, конечно, подумает, что потерял фото, и расстроится, но зато потом его будет ждать подарок. ***       Дверной звонок умер. Мишка громко стучит в рассохшуюся обитую дерматином дверь. Андрей тут же открывает, словно ждет его в коридоре. Выглядит каким-то нервным. Горшок смотрит на него и хмурится. — Что случилось? — Ничего. Все в порядке, — Князь пожимает плечами и прячет руки в карманы потертых джинсов. — Иди на кухню, я сейчас подойду.       Мишка глядит недоверчиво, но все же стягивает рваные кроссовки и топает по коридору. Заходит на кухню и останавливается как вкопанный. С окна на него смотрит Полина. На стекле появился витраж в стиле Альфонса Мухи. Нежные пастельные тона. Персиковая кожа, каштановые локоны. А вокруг буйство красок. Яркие цветы и сочная зелень. Черты лица были переданы прекрасно. Горшок даже не верит сначала, что это нарисовал Андрей. Но больше некому. Он подходит к окну и осторожно касается линий на стекле. Пальцы обводят знакомый овал лица. На подоконнике лежит фотокарточка. Мишка берет ее в руки, снова смотрит на рисунок, словно сличая, а потом разворачивается. Андрей стоит в дверном проеме, прислонившись плечом к косяку и все так же держа руки в карманах. Плечи его напряжены. Он всматривается в Мишкино лицо, пытаясь считать эмоции. — А я уж и правда думал, что потерял, — хрипло говорит Миха и неловко взмахивает карточкой. — А это все ты. — Прости. Хотел тебе сюрприз сделать.       Горшок как-то рассеянно кивает и снова разворачивается к окну. Она теперь всегда будет с ним. Пусть лишь в виде портрета. ***       Как он умудрился нарваться на этих уродов? Черт его дернул пойти тем двором. Брать с него все равно было нечего, но за косуху пришлось отхватить. Губа саднит, ребра болят, на лице разливается лиловый синяк. Костяшки сбиты. Мишка шипит и кривится. — Не дергайся!       Андрей прикладывает тряпку, пропитанную ледяной водой, к его скуле, заставляя держать ее. Миха послушно прижимает холодную ткань к коже, пока Князь ставит чайник. Он садится в пол-оборота и смотрит, не отрываясь, на рисунок на стекле. По нему текут капли дождя. Девушка словно плачет, жалеет его. Он прикрывает глаза и глупо улыбается. Несмотря на холод за окном ему так тепло внутри.       Вечером приходят Балу с Поручиком, притаскивают бутылки и нехитрую закусь. Все четверо методично напиваются. Примостившись на подоконнике, Миха краем уха слушает сумбурную болтовню приятелей. Сигарета тлеет между пальцев. Он ведет по линиям лица, спускаясь к шее и останавливается у кромки платья. Красивая. Как хочется увидеть ее снова! Он встряхивает головой и зарывается пальцами в волосы, убирая пряди со лба. Чувствует, что на него смотрят. Поворачивается и сталкивается взглядом с Андреем. Тот сидит, прислонившись затылком к стене, и не сводит с него глаз. Уголки губ Мишки приподнимаются. На чужом лице появляется ответная улыбка, но с какой-то примесью грусти. А в голубых глазах смесь эмоций, которую не в силах прочесть пьяное сознание. Андрей никогда не смотрит на него так, когда они трезвые. Но стоит Михе нажраться или закинуться чем-нибудь, то он каждый раз неизбежно сталкивается с этим взглядом. Мишка перестает улыбаться и хмурится. Андрей разрывает зрительный контакт и тянется к стакану. ***       Дождливую осень сменяет слякотная питерская зима. Дни стремительно летят вперед. Нищета и разруха за окном. Нищета и разруха в головах. Беспросветная жизнь компенсируется дешевым алкоголем и наркотиками. Они как щепки в этом водовороте. Их еще выбрасывает на поверхность вместе с грязной пеной, но каждый день они снова рискуют утонуть. Потому отчаянно держатся друг за друга и за свою мечту.       Андрей сегодня снова ночует с ним. Поцапался с родителями. Пришел смурной. Сам в старой отцовской куртке не по размеру. Видно, что замерз как цуцик. Нос красный. Стоит в коридоре, трясется и дышит на заледеневшие пальцы. Мишка сует ему в руки свое полотенце и отправляет в ванную отогреться.       Остатки чая из мятой пачки со слоном заварены прямо в банку с кипятильником. Горшок тихо перебирает струны гитары и смотрит на рисунок на стекле, освещаемый искусственным светом одинокой кухонной лампочки. Ну что за печаль в ее глазах?! Он досадливо морщится и поворачивается к другу. Андрей что-то пишет на вырванном тетрадном листе огрызком карандаша, не обращая на него внимания. — Почему она такая грустная? — Какая на фото, — не поднимая головы, отзывается Князь. — Мог бы сделать ее повеселей.       Андрей ничего не отвечает. Только ставит точку в конце строки, допивает последний глоток чая и встаёт из-за стола. Мишка злится на него, хотя понимает, что на то нет никакой причины. Он снова поворачивается к окну и теперь ему начинает казаться, что краски побледнели. Все не так. Все должно быть совсем не так. ***       Они вчетвером сидят за столом. Мишка с Андреем у стены, а Сашки напротив. Лампочка на кухне перегорела, так что пришлось оставить свет в коридоре. Пиво почти допито. Андрей устало привалился к его плечу и уснул. Голова его наклонилась, и светлые волосы теперь щекочут Мишкину щеку. Осоловело глядящий Поручик кидает Князю в лоб обуглившейся спичкой, чудом попадает и усмехается, не дождавшись никакой реакции. Балу следует его примеру. — Хорош уже! Как дети малые, — шепотом огрызается Горшок, стараясь не двигаться. Он знает, что Андрей полночи разгружал вагоны, чтобы разжиться деньгами, а с утра еще и пришел на работу и чуть не заснул, крася стену.       Шурики переглядываются. Балу снова смотрит на сидящую напротив парочку и одаривает Горшка странной ухмылкой. Миха игнорирует его и отворачивается к окну. Он слышит, как друзья встают и уходят с кухни. Свет в коридоре гаснет, следом раздается пьяное хихиканье, а он все смотрит на рисунок, от которого ночью остаются лишь очертания. Темнота превращает все цвета в серый. И сквозь эту муть проглядывают огни квартир в боковом крыле. Он прикрывает глаза, прислушиваясь к мерному дыханию Андрея, опирается щекой на чужую макушку и засыпает.       Утром он с трудом разлепляет веки и щурится от света, льющегося из окна. Солнечный зимний день. Редкость для Питера. Он один на кухне. Так и уснул на стуле. Его накрыли старым пледом. Мишка почти уверен, что это сделал Андрей. Цвета на стекле горят прежними красками. Вот только на душе все так же тускло и беспросветно. Нет. Это не печаль. Теперь ее глаза полны равнодушия. ***       Весенняя капель за окном барабанит по жестяным крышам и роняет слезы в остатки грязного снега. Мишка курит, уныло разглядывая линии на стекле. Сталкивается с нарисованным взглядом и, не задерживаясь, скользит дальше. Ему все равно. Он больше не чувствует ни любви, ни ненависти. Рисунок поблек и запылился. Как и его сны. В них нет прежних красок. И если стекло еще можно отмыть, а краски на поверхности обновить, то что делать со снами, он не знает.       Работы нет. Князь не заходит уже вторую неделю. Балу забегает ненадолго оставить новые кассеты. На вопрос об Андрее лишь хмыкает и замечает, что Горшок не единственный, кто пропадает из-за девчонок. Мишка раздражается, сам не зная от чего. Вечером названивает Андрею. Тот долго не берет трубку. — Андро! Ну ты где пропал? — Извини, Мих. С предками нужно было побыть.       Голос далекий и тусклый. Звучит отстраненно. Врет. Но почему? Мишка не собирается расспрашивать. Он знает, что рано или поздно Андрей ему все расскажет. Он молчит пару секунд, а потом начинает делиться своими идеями, обсуждать прочитанную книгу, комментировать новые записи. Голос на том конце звучит в ответ все чаще и становится теплее. Они болтают несколько часов подряд. Под конец разговора, когда все темы уже практически исчерпаны, а ухо горит от долгого контакта с пластиком, наступает пауза. — Миш… — Да? — Спасибо.       Вместо ответа Мишка спрашивает: — Ты когда придешь? — Завтра. — Давай. Буду ждать.       В этот вечер он впервые не заходит на кухню перед сном. ***       Очередная пустая бутылка отправляется под стол. Миха чертовски пьян. Поручик уснул в кресле, а Балу поплёлся на старый матрас в зал. Остались только они вдвоём. Горшок делает ещё глоток и смотрит на Князя. Снова этот взгляд. Мишке кажется, что это плод его воображения. Тоска с примесью чего-то особого. Понимания? Участия? Заботы? Нежности… или того, на что он не может ответить. Не в этой жизни. Он гонит эти мысли прочь. Андрей придвигается к нему, собираясь что-то сказать, но потом лишь шумно выдыхает и опускает голову.       Мишка отворачивается к окну. Она смотрит на него свысока. Кажется, будто она насмехается над ним. Если бы она ожила и сошла с этой картины, то он бы просто открыл дверь и отпустил ее прочь. Первые капли ночного дождя стучат по стеклу. Все сильней и сильней. Ползут, сливаясь в змеящиеся струи. Если в тот вечер, когда какие-то уроды разбили ему губу, она плакала о нем, то теперь по ее лицу текут слёзы прощания. Мишка знает это. ***       Холодный, но солнечный июнь. Концерты, гулянки, пьяные вечеринки и тяжесть в груди, где-то под сердцем. Потому что прошлым летом он был с ней, а теперь у него есть лишь потертая фотокарточка, да рисунок на стекле, который практически выцвел. За этот год все так изменилось. Он не может вспомнить ее. Только образ. Но все остальное? Голос, мимика, жесты… Словно стерлось, исчезло из памяти, сколько бы он не искал. Как ему снова вернуть жизнь этим краскам и краски собственной жизни? Как заставить себя радоваться?..       В кармане доза. Щелчок зажигалки. Смрадная жидкость вспенивается в чайной ложке. Вены на руке ещё не забитые. Место находится легко. Игла скользит под кожу и открывает дивный новый мир. Короткий миг эйфории. Но затем вместо яркого образа он видит, как картина на стекле плавится и стекает вниз. Глаза и рот оплывают первыми, делая лицо пугающим. Он запускает руки в волосы и сжимает голову. Все вокруг разваливается. От стен отслаиваются обои, мебель рассыхается, из-под плиты бегут тараканы. Ему кажется, что он сам умирает на этой кухне, превращаясь в истлевшую мумию. Он закрывает глаза, но это не помогает. От этого кошмара не скрыться. Он забивается в угол и обхватывает колени руками. Секунды превращаются в вечность. — Миха! Миш! — взволнованный голос прорывается откуда-то извне. Такой до боли знакомый, уже ставший родным. Прикосновение тёплых рук, тянущих его вверх. Андрей. Холод ванной, звук льющейся воды, капли на лице. У него нет сил. Он чувствует все, но не может среагировать. Темноту комнаты прогоняет свет маленького бра над диваном. Стены больше не движутся. Он закрывает глаза и уголком отравленного ядом разума улавливает невесомое касание. Подрагивающие кончики чужих пальцев заботливо убирают прядь со лба, задерживаются на виске, а затем скользят вдоль овала лица к подбородку, безжизненно срываясь вниз. Это последнее, что он помнит, перед тем как отключиться.       Мишка приходит в сознание в комнате на диване. Откидывает плед и садится. Ступни холодит протертый линолеум. Голова раскалывается, внутри кипит злость на самого себя и на весь мир. Он идет в ванную и умывается. Ледяная вода не приносит облегчения.       Андрей сидит на кухне с альбомом и намечает новые контуры карандашом. Рядом лежит готовый рисунок. Теплые акварельные тона. Деревенский домик с зеленым палисадником. Мишка садится напротив него и бросает раздраженный взгляд на окно. — Мог бы и спасибо сказать, — голос Андрея холодный. Злится. А Мишка злится не меньше. — За что? Если бы не твой дурацкий рисунок, я может вчера и не ширялся бы. — Отлично. Значит, я виноват в том, что ты превращаешься в гребаного торчка?! — вскидывается Андрей, отбрасывая карандаш.       Мишка вскакивает и подлетает к нему: — Зачем?! Зачем ты ее нарисовал?! Это из-за тебя все ушло! — но вместо злости в его голосе звучит отчаяние.       Андрей хочет что-то ответить, но осекается. Отворачивается с досадой, а потом снова смотрит на него. Но уже совсем по-другому. Тем самым взглядом, который казался Мишке химерой, плодом собственной фантазии. В первый раз, когда они оба трезвые. Болезненная тоска с примесью нежности, заботы и жалости. Последняя режет по сердцу острее бритвы. — Пошёл на хер! — выплевывает Миха, с силой толкая друга в плечо.       В голубых глазах теперь боль и обида. Только ему плевать. Внутри снова клокочет злость. Мишка отворачивается к окну. Дышит тяжело. В коридоре хлопает дверь. Почему все так несправедливо?! Почему она не осталась с ним? Почему кто-то любит, а кто-то позволяет любить? Почему люди не думают о чужих чувствах?! Он хватает стул и швыряет в окно. Звон бьющегося стекла, осыпавшего асфальт сонмом разноцветных осколков, отрезвляюще бьет по ушам. Переключает что-то внутри.       Чужие чувства.       Солнечный свет, хлынувший в опустевшую раму, играет с кружащимися в наступившей тишине пылинками. Тепло и ласково. Мишка стоит и глупо пялится на устроенный погром, а потом переводит взгляд на забытый на столе рисунок залитого солнцем деревенского домика. Он словно наяву видит движения знакомой руки, оставляющей яркие приветливые мазки на бумаге. Он нашел ответ на свой собственный вопрос. Какой же он придурок! Слепой эгоистичный придурок! Чувство вины накрывает тропическим ливнем. Он резко срывается с места и бросается к двери. — Андрей!       Мишка догоняет его у Зимнего моста, хватает за локоть и разворачивает к себе. Молчит, вглядываясь в лицо. Пытаясь отыскать нечто важное. — Прости меня. Я — дурак! Пойдём, выпьем чаю? А может быть разбить окно И окунуться в мир иной Где солнечный рисуя свет Живет художник и поэт…