бабочки

I can't help but repeat myself Я не могу помочь, но повторяю себе «I know it's not your fault» «Я знаю, что это не твоя вина» Still lately I begin to shake Тем не менее в последнее время For no reason at all Меня трясет без причины* Бабочки! И это уже ничем и никак не исправишь! Синие, изящные и красивые «морфо», которые медленно умирали в огромном стеклянном террариуме-недоаквариуме. Они были прекрасны в первую очередь ещё и потому, что синий цвет их хрупких крылышек нашёл своё отражение в глазах не менее прекрасной Саяки Майзоно — супер-пупер популярной школьной одноклассницы Макото. Хотя, нет! Глаза Саяки были более нежного, голубоватого оттенка. А вот её волосы, от которых веяло запахос кокосового кондиционера, и впрямь имели тот же цвет, что и крылышки морфо… Бабочки вяло вздрагивали, и лишь единицы из них летали по небольшому недоаквариуму. Солнечные лучи, которые отдавали всё своё тепло перед надвигающейся грозой, печально освещали несчастных морфо, которые буквально на глазах увядали подобно экзотическому цветку, несколько дней пробывшему без должного ухода и, на худой конец, без воды. Как же оживились эти насекомые, когда задвижка, сдерживающая и «защищающая» бабочек от жестокого внешнего мира, зашевелилась!.. И пусть снаружи она казалась лёгкой, она всё же сумела больно придавить мизинец Наэги. Но боль того стоила. А стоила она именно удивлённого взгляда Саяки Майзоно, когда в пути до ненавистного кабинета биологии её внезапно догнали синие морфо, о судьбе которых девушка некоторое время назад так безвозмездно печалилась. Экзотическая выставка редких насекомых, приехавшая в школу, снизошла до того, чтобы вживляться в шкуру бедных насекомых и понимать всю трагичность их ситуации?.. Бабочки были везде — они касались лапками лица, одежды, учебников в дрожащих изящных руках. Наэги, спрятавшись за углом и скрывающийся от всей этой суматохи с поиском виновника, нервно наблюдал за настроением Саяки. Поначалу девушка изумлённо рассматривала парящих повсюду бабочек. А затем в её светло-голубых глазах засквозило непритворное счастье, и девушка радостно рассмеялась. Смех Майзоно был мелодичным и нежным, как и её голос. Пусть даже и вопрошающий…не самые нужные для раскрывания по мнению Наэги вещи после школы. — Наэги-кун, зачем ты отпустил бабочек? Макото закусал заусенец на большом пальце, вдохнул свежий запах ещё далёкой, но уже надвигающейся грозы. Для того, чтобы Саяка рассмеялась. Для пылинок, подсвечиваемых лучами майского солнца и парящих в этих же лучах бабочках. Ради этого неподдельного счастья в глазах девушки. — Знаешь, Майзоно-сан… Хотелось, чтобы ты…ну, была счастлива. Саяка искренне улыбнулась. — Ну чтож, — произнесла девушка, убирая синюю прядь за ухо. — Думаю, у тебя получилось, Наэги-кун. При этих словах сердце Наэги забилось быстро-быстро, а затем ухнуло в пятки. На души разливалась сладостная блаженная мелодия. — А…как ты догадалась, что это сделал я, Майзоно-сан? Девушка подмигнула. — Просто я телепатка. Наэги непонимающе захлопал длинными ресницами. Саяка рассмеялась. — Шучу! Думаю, твоему больному пальцу нужна помощь. — тут же кивнула она на распухший синеватый мизинец парня. На все отнекивания Наеги Саяка ответила броским и коротким «да иди ты» и всё же затащила смущающегося парня в свой огромный, богато обставленный холодный дом. Там, щедро «сдобрив» мизинчик целебной мазью («Ещё мама покупала.», с грустью заметила синеволосая) и забинтовав палец, она предложила и без того раскрасневшегося и смущённого Макото остаться и помочь с тригонометрией. — В голове в последнее время всё, кроме учёбы. Поможешь? -пожаловалась девушка, уже успевшая переодеться в воздушное бело-розовое платье. Наеги ничего не оставалось. В хорошенькой головке Саяки и вправду было все, кроме формул и терминов. Но всё же, девушка и могло что-нибудь из себя выдавить, если очень-очень сильно старалась. Она дула губы, кусала несчастный карандаш и сдувала вечно спадающую на лоб синюю прядку. — Ты мне так помогаешь, Наэги-кун… Если бы знал тогда Наэги, что уже завтра Саяка будет одной из первых рассказывать учителям, что именно Макото отпустил бабочек, он бы, наверное… Нет, он не смог бы это сделать. Порою Наэги казалось, что Саяка общается с ним просто потому, что ей нужно халявные списанные работы. Он, конечно же, отгонял от себя эти мысли, но Макото, несмотря на весь свой образ хикки и задрота, имел свою голову на плечах. Скажем так, ему даже совсем малую каплю нравилось то, что его использовала Саяка. То, как его морально, пусть даже и несильно, вдавливали в грязь. Любовь, схрена ли. Будь он чуточку глупее и страннее, сто процентов, такая красивая девушка как Майзоно не общалась бы с ним. А тут… Пусть он и выпустил бабочек из вольера, но этих дурацких бабочек, которые всякий раз начинали парить в животе парня при любом неловком прикосновении или смехе Саяки, выпустить никак нельзя было. Майзоно, вероятно, совсем уже потеряв самообладание, хихикнула и легонько коснулась губами щеки занятого решением задачи Макото. Поцелуй длился секунды две, после чего девушка, громко расхохотавшись, выпорхнула подобно, опять-таки, бабочке из комнаты. Уже потом, за чашкой ромашкового чая с миндальными круасанами, Саяка извинилась. — Не знаю, что на меня нашло, Наэги-кун. Друзья? Друзья. Майзоно считает ведь его исключительно другом, не так ли? Эдаким…мальчиком на побегушках, который и домашнюю работу решит, и бабочек ради поднятия настроения выпустит. — Друзья. Вышел от Саяки Наеги в самое начало грозы.Все улицы окутала темнота-задрожали листы, грянул гром и Макото, чертыхаясь, уже было поспешил к автобусу, как вдруг… Бабочка. Та самая, синяя, морфо.Это точно была она — в это время редко летают какие-либо бабочки. Под грузом ледяных капель она медленно рухнула на асфальт, распласталась и перестала трепыхаться. Дождь крепчал, ветер гонял брошенные газеты, а Наэги всё стоял на улице, уставившись на место смерти синей бабочки. И вдруг парень осознал, что Саяка — та ещё умелая манипуляторша. Прикрываясь маской милой и очаровательной певицы, она вертела людьми так, как ей вздумалось. Абсолютно любыми людьми — от уборщика до капитана бейсбольной команды Леона Куваты, который давно уже положил глаз на девушку. И Наэги она тоже успешно вертела. Бабочка не шевелилась. И к чему это было? Ради минутного смеха?.. Наверное, поэтому Макото хватило силы воли после предательства Саяки твёрдо сказать нет продолжению общения. Пусть даже та и заливалась горькими слезами и умоляла Наэги простить её — мол, историк бы потом сто процентов вытащил из неё всю правду своим пронизывающим взглядом серых глаз. Макото отвернулся и ушёл. Допустим, ему нравилось некоторое время его втаптывание в грязь, но в этом случае Саяка открыла свою истинную натуру, и парень серьёзно в ней разочаровался. Ладно ещё, если бы ей не понравились эти бабочки, но нет, Наеги помнил и вряд ли когда-нибудь забудет её счастливый смех и радостные голубые глаза. Вероятнее всего, выбивающиеся из её спектакля, в котором она была главным режиссёром и главным действующим лицом, актёры, сразу становились для Саяки врагами номер один. Несколько недель она целенаправленно игнорировала Макото. На всю школу разнеслась позже весть о её романе с Леоном Куватой. Но любовь Наэги постепено потухла, подобно пламени свечи от сильного порыва ветра. И Саяка забыла о нём — как забыли и учителя об инциденте с бабочками, как забыли организаторы выставки об синих, изящных и красивых морфо — массе теперь требовались экзотические животные а-ля лемуры или обезьяны. А вот Наэги не забыл. Не забыл парящих в лучах майского солнца бабочках; о счастливом смехе Саяки, о бинтах, лёгком поцелуе в щёку, который отдавал персиковой газировкой и совсем чуть-чуть — противной розовой водой. Но чувства затихли, бабочки в животе подохли, и Саяка с Наэги теперь не общались.

***

— Ты чего? — непонимающе уставилась на парня Киригири. Они уже десятую минуту стояли около вольера с редкими синими бабочками типа «морфо». Наэги покачал головой и лишь сильнее сжал пальцы девушки. — Потом р-расскажу. Ему показалось, или в углу стояла понурая девушка с синими волосами, от которых веяло запахом кокосового кондиционера. Стояла или нет — это уже не особо волновало парня. В тот майский день Саяка совершила для него так называемое «обратное превращение» — из лёгкой прекрасной бабочки она превратилась в уродливую толстую гусеницу. И это уже ничем и никак не исправишь.